— Да! Да! — вскричала госпожа Лоутон и вскочила с кресла, размахивая книжкой. — Не полномагическая, а самая обычная алхимическая реакция — фланиды в любистоке и чесноке при соединении с лимоном и солями сарсолита дают ярко-оранжевый и обильно пенящийся состав! Оранжевые брызги!

— Погодите! Погодите! Давайте не будем делать поспешных выводов, — потребовала Илона, которой до сих пор припоминали необдуманное выступление на дознании. — Насколько я понимаю, она собиралась вылить мюртвор из двух пузырьков, принесенных из разных отделений, в пузырек под номером 76, а преулитарию — тоже из двух пузырьков — в пузырек 48. Она достала из шкафа оба пузырька…

— А затем, волнуясь и нервничая, перепутала пузырьки, — кивнула госпожа Эббот. — Ведь, если не приглядываться, цифры и впрямь выглядят очень похоже, если, конечно, это она подписывала пузырьки. Да?

— Она самая. Это входит в ее обязанности, — мэтресса Скотт схватилась за голову. — Значит, она вылила мюртвор в преулитарию, произошла реакция…

— С выделением большого количества оранжевой пены, — уточнила мэтресса Лоутон, — и эта пена заляпала стол, забрызгала книгу…

— И оставила те самые «стойкие пятна», о которых говорится в справочнике, у нее на руках! — воскликнула Илона. — Морин, вы же помните ее руки? Вы еще сказали, что она будто в проруби стирала! Ей и в самом деле пришлось долго тереть их щеткой с мылом и спиртом, да еще и стол отмывать, наверное.

— Но зачем… — обескураженно проговорила мэтресса. — Что с того? Она перепутала пузырьки — это, конечно, серьезный проступок, но…

— Госпожа Эббот! — мэтресса Лоутон ухватилась за странность. — Вы сказали, что Боннер, наверное, нервничала и волновалась. Но почему? Ведь кражу обнаружили позже.

Госпожа Эббот обвела всех удивленным взглядом.

— Как же? Это же очевидно. Она тоже влюблена в Дикинсона. О, мэтресса Лоутон, вы не знакомы с госпожой Боннер, а то у вас не возникло бы сомнений. Если женщина в таком возрасте носит кудряшки и чепец с лентами, похожий на кремовое пирожное, то вовсе не для благонравного вида. Этот наряд просто-таки кричит: последний шанс устроить жизнь! Ваш Дикинсон, если за него сражаются две красотки, надо полагать, лакомый кусочек не только из-за должности? Как он выглядит? Неужели как сказочный принц?

— Никогда не видела сказочного принца, — фыркнула Морин. — По мне, Дикинсон похож на портрет молодого графа Эттингтона, спешно написанный после его трагической гибели.

— Так я и думала! — госпожа Эббот воздела палец вверх. — А в тот день он сказал, что не любит брюнеток, мол, они ему кажутся зловещими. Госпожа Боннер — брюнетка! Разумеется, она распереживалась, да так, что сорвалась на Маулер из-за какого-то ключа! Наверное, она тоже подумала, что Дикинсон теперь достанется Маулер.

Дамы переглянулись.

— Что же получается, — заговорила Морин. — В четыре часа… минутку! Минутку! Это должно было произойти не так… Ну конечно! Смотрите сюда! Она пришла туда не в четыре часа, а в семь! Сделала записи в журнале — 7:05 вечера, и приступила к переливу пузырьков. А потом перепутала их и запаниковала!

— Она испугалась наказания, — сказала госпожа Эббот. — Очень похоже на нее.

— Но затем ей пришло в голову, как выйти из положения с пользой для себя — скрыть свой поступок и свалить вину на Маулер, а если получится, и Вилкс тоже. Она исправила семерку на четверку, и что получилось? Что Бонни смешала зелья в четыре часа, поставила коробку на место в шкаф, потом в кабинет заходили, как она знала, и Вилкс, и Маулер, — значит, подозрение падает на них!

— Она знала, что им обеим не требовались зелья из коробки, тут ей повезло, — заметила Илона. — Но что, если бы они обе точно помнили, что коробка была на месте?

— Я бы им не поверила, — сокрушенно призналась Морин. — Эти девицы постоянно ссорятся и врут, валят все беды друг на дружку, а тут кража… Конечно, я бы не поверила! Это будет мне уроком… Итак, Бонни исправила семерку на четверку, отмыла стол — впрочем, он уже такого цвета, что на него можно вылить хоть радугу с неба — и свои руки, а коробку запихнула куда-то в угол. А уж потом подняла тревогу! Позже, улучив момент, она унесла коробку в старую котельную, зелья вылила в канализацию, и туда же бросила разбитые бутылочки. А затем стала ждать, пока Вилкс — или кто-нибудь другой — не обнаружит пузырек в кармане Маулер. В крайнем случае, она сделал бы это сама, но ей повезло.

Мэтресса взвилась с места.

— Простите, мне нужно бежать.

В Шинтон пришло лето.

Квартал Трех Сосен расцвел, зазеленел, пропах жасмином, ранними розами и поздней сиренью. По улицам сновали цветочницы, зеленщицы, толкали тележки продавцы ранних фруктов. В погожий день по утрам в кэбы и открытые коляски набивались компании из одетых в легкие светлые платья дам с кружевными зонтиками, пристраивали на коленях корзины со снедью и отправлялись на пикник. Дети вопили от восторга так, что слышно было даже через закрытые окна.

Матушка прислала Илоне детскую карету, этакую люльку на больших колесах с изогнутой перекладиной, за которую предлагалось взяться руками и толкать по тротуару. Приноровившись, Илона гуляла с детским «экипажем» по окрестным улицам, пока не приходило время кормить Ларри или менять пеленки. Первые две недели Три Сосны удивлялись новому устройству, но вскоре привыкли. Илона хотела бы гулять вместе с Айси — в просторной люльке уместились бы оба малыша, но они с Лео недавно продали дом и уехали из Шинтона.

— Мы непременно встретимся, — заверяла Айси на станции дилижанса, куда мэтресса Скотт, Илона и дядюшка Фирц пришли проводить семью Лангин. — Сюда я больше не хочу возвращаться, но ведь и ты не собираешься сидеть вечно в Шинтоне? Приезжай к нам в Консатарг, повеселимся, как в прежние времена!

Илона кивала, улыбалась, но, конечно, понимала, что ни в какой Консатарг она никогда не поедет.

Айси уехала, и жизнь пошла своим чередом. Если на небе не появлялось ни облачка, а ветер дул не со стороны моря, и день обещал быть сухим и жарким, кто-нибудь из хозяек Трех Сосен устраивал большую уборку. Из распахнутых окон то и дело доносились крики — кто-то клял нерасторопную прислугу, кто-то ругал магов за негодную смесь, кто-то просто привык, что в большую уборку нужно раздраженно причитать и понукать окружающих.

Конечно же, госпожу Эббот эта традиция не могла обойти стороной, и в один из солнечных дней они с Люси затеяли вымыть домик дочиста. Илона удивилась — казалось бы, с пристрастием госпожи Эббот к уборке все должно сиять и блестеть круглый год, но хозяйка домика бросилась уверять Илону, что «в такой грязи» жить совершенно, совершенно невозможно, и та поспешила согласиться, чтобы не погрузиться в перечисление распорядка работ.

С раннего утра госпожа Эббот, вооружившись десятком тряпок и щеток, принялась отскребать крыльцо; дом наполнился запахами чистящих смесей, самым приятным компонентом которых был уксус. Илона наскоро съела завтрак и попробовала запереться с малышом в комнате, но это не помогло; пришлось положить его в детский экипаж и отправиться на прогулку раньше обычного.

Она прошлась по улице туда-сюда, полюбовалась, как Ларри умильно сопит во сне, вернулась и устроилась на скамейке сбоку дома, за сиренью, между жимолостью и рододендроном. Откинувшись на кованую спинку, она прикрыла глаза.

Жизнь Трех Сосен шла своим чередом. Цокот копыт и мягкий говор дядюшки Фирца возвестили о приезде самого известного кваксера. Голоса покупательниц, звон бутылей и стук кувшинов накатили, будто прибой, но вскоре схлынули — дядюшка Фирц уехал дальше. Насвистывая военный марш, протопал с дозором дежурный стражник. Пробежали цветочницы-хохотушки, за ними мальчишка с газетами.

Илона задремала под уличные звуки, но ее разбудили самым неприятным образом. Совсем близко, едва ли не над ухом женский голос проскулил нечто жалобно-неразборчивое, завершив неожиданно четким: