Конечно, Цзин Ци понимал, что эти толстяки с животами в два раза больше их голов давно не видели варваров и занимались только деньгами, не имея отношения к этой войне. Может, и сам Гэше понятия не имел, чем они занимаются. Тем не менее, сейчас требовалось что-то, способное вызвать более сильные эмоции, чем пугающие лозунги «воины племени Вагэла непобедимы», что распространялись по городу, как чума.

Цзин Ци никогда не был лидером, способным вести дела. Ему хватало и возможности давать советы на вторых ролях. Он не имел достаточно смелости, чтобы принимать решения в одиночку, однако понимал человеческие сердца лучше, чем кто-либо другой, и знал, что самым пугающим сейчас было не войско племени Вагэла, взирающее на них, как тигры на добычу, а беспокойство и смятение в умах людей столицы.

Будь то реальными находками или необоснованным вымыслом, Чжоу Цзышу выдвинул бесчисленное количество обвинений против всех чиновников Северного департамента с чрезвычайной эффективностью. Настоящие или фальшивые, они все обладали максимальной провокационной силой. Не знающие правды, услышав, как их перечисляют вслух, захотели бы содрать кожу с этих «совершивших тягчайшее преступление» людей.

Затем Цзин Ци собрал около сотни воинов императорской гвардии, чтобы без малейшего предупреждения окружить Северный департамент.

Не заботясь о приветствии, они ворвались внутрь, выволокли людей одного за другим, сорвали с них служебную форму прямо на улице и связали. Пока один человек отправился сообщать новость, второй методично организовывал ряд сопутствующих операций по конфискации имущества.

Затем, сидя верхом на лошади, Цзин Ци бесстрастно приказал привязать этих дрожащих людей к большим деревянным столбам и позади каждого повесить большое белое полотно с объяснением, кто этот человек, будь он выходцем из племени Вагэла или их прихвостнем из Великой Цин, и что за преступления он совершил, пункт за пунктом. После он лично с позором провел их по улицам.

Зная, что среди горожан много тех, кто не умеет читать, он взял с собой двух подчиненных Чжоу Цзышу мастеров, Лу Юя и Дуан Пэнцзюя. Используя внутреннюю ци, они слово за словом читали написанное вслух так, что даже вдалеке было хорошо слышно.

Люди высыпали на улицы, словно на празднество. Простолюдины и солдаты, следящие за порядком, собрались по обе стороны главной улицы. Неизвестно, кто первым бросил кусок гнилого, покрытого листвой овоща в голову начальника Северного департамента, который громко кричал о несправедливости обвинений, но постепенно толпа начала закипать: камни, гнилые овощи, плевки и все, что у них было, полетело в сторону шествия.

Воины, назначенные «поддерживать порядок», могли бы остановить их еще в самом начале, но они тоже были людьми; их друзья и родственники погибли на северо-западе. В результате солдаты и горожане стали одной семьей, а броски переросли в пинки и избиения.

Они знали, что эти люди – большеголовые, пузатые, толстые – из племени Вагэла. Больше те не были несравнимо сильными, не были непобедимыми. Именно эти чужаки сейчас напускали зловоние на мягкую, мирную землю, покрытую золотой пылью, убивая их братьев и семьи, сея хаос и разделяя людей навечно.

Никто не понял, когда Цзин Ци и Чжоу Цзышу исчезли из поля зрения. Цзин Ци стоял на высокой башне, некоторое время молча глядя на все это, а затем сказал:

– Цзышу, позже пообщайся с людьми и немного подбодри их. Тем, кого не забили до смерти, следует нанести еще один удар по черепу. Трупы нужно собрать, как только люди разойдутся, отрубить им головы и повесить над городскими воротами.

Цзышу мягко выдохнул, с ухмылкой покачав головой.

– Князь, ты не знаешь, но сейчас даже я чувствую облегчение на сердце, словно огромный камень, что сдавливал мне грудь, разлетелся на части.

Цзин Ци прищурился и вдруг наклонил голову, посмотрев на него:

– Слышал, что ты наконец отослал малыша Лян?

Чжоу Цзышу снова покачал головой, мучительно улыбнувшись.

– Если он не уедет, мне придется постоянно волноваться о нем. Если он попадет в переделку в подобное время, у меня не останется сил на помощь ему. Я приказал кое-кому увезти его.

– Позаботься о том, чтобы он не возненавидел тебя на всю жизнь, – ответил Цзин Ци, натянуто улыбнувшись.

– Князь, любовь глубока лишь тогда, когда ненависть ей соответствует, – пошутил Чжоу Цзышу. – Этот подчиненный не так любим людьми, как князь.

Цзин Ци замер на мгновение, а затем посмотрел на него, нахмурившись.

– Подшучиваешь над этим князем?

Чжоу Цзышу сдержал ухмылку.

– Князю нужно позаботиться о себе, не испорти здоровье злостью. Я все еще жду чаши хорошего вина, что ты обещал мне в будущем. Слышал, что… Наньцзянское вино из пяти ядов обладает немалыми целебными свойствами.

Несколько суровый вид Цзин Ци тут же испарился. После минутного затишья он мягко ответил:

– С твоим благословением, старый друг, если я действительно доживу до этого дня, то что уж говорить о вине – тогда я попрошу красивую госпожу  с тонкой талией из Наньцзяна стать твоей женой.

– Князь, если достойный человек сказал слово – его не вернуть и на упряжке из четырех лошадей [2]. Обещаешь? – быстро проговорил Чжоу Цзышу.

[2] 君子一言，驷马难追 (jūnzǐ yī yán, sìmǎ nán zhuī) – «слово – не воробей, вылетит – не поймаешь».

Цзин Ци протянул кулак, приподнял брови и взглянул на него. Чжоу Цзышу улыбнулся, тоже вытянул вперед кулак и легонько ударил им по чужому.

– Договорились.

После этого Цзин Ци начал постепенно готовить все для разделения столицы на несколько областей. За каждой из них был назначен человек, ответственный за ежедневное распределение продовольствия. Также он приказал расчистить несколько кварталов на пути, которым неизбежно пройдут воины. Солдаты ежедневно тренировались прямо на улицах, охрана была усилена. Три фейерверка оповещали весь город о каждом прибытии новых войск.

Хэлянь И успокоил семью Хэлянь Чжао, посмертно присвоив ему титул Великого главнокомандующего Чжунъюна [2], а его старшему сыну, Хэлянь Юю, титул принца крови [3] Янчэна. В первую очередь это было делом чести, но результат превзошел все ожидания. Старые прихвостни Хэлянь Чжао во главе с Цзянь Сыцзуном, его весьма бескультурным тестем, стали главной силой, осмелившейся высказаться в пользу войны.

[2] 忠勇 (zhōngyǒng) – досл. верный и храбрый, доблестный.

[3] 亲王 (qīnwáng) – член императорской фамилии, один из высших официальных титулов.

Десять лет назад Цзянь Сыцзун в тронном зале обнимал Чжао Минцзи, зовя его «сокровищем». Десять лет спустя головы Чжао Минцзи и других несчастных из Северного департамента были повешены над городскими воротами по приказу князя Наньнина. Давно ушедший на пенсию и теперь седовласый Цзянь Сыцзун привел с собой людей, с рождения служивших в поместье старшего принца, выстроил их в ряды, и те дрожаще преклонили колени перед Хэлянь И, прославляя императора.

Хэлянь И не назначал никаких генералов, лишь сбросил с себя драконьи одеяния и сменил их на боевую броню, заявив, что будет лично защищать столицу и отчаянно сражаться до самого конца.

Теперь вместо рассыпающейся горы песка за его спиной стояли безупречный Лу Шэнь, внезапно оказавшийся хитрым и жестоким Цзинь Бэйюань, недавно основанная непревзойденная [4] организация «Тяньчуан», огромная толпа пылких ученых и сильные скорбящие войска, прежде принадлежащие старшему принцу.

[4] 神鬼莫测 (shén guǐ mò cè) – досл. «непостижимая ни духам, ни демонам».

И в тот момент еще один человек вышел вперед – дочь главнокомандующего Фэн Юаньцзи, признанная ушедшим императором Хэлянь Пэем, принцесса Цзинъань, Фэн Сяошу.

Юная дева, недовольная нахождением в глубинах дворца, вдруг появилась здесь, одетая в военную форму. У нее были тот же упрямый взор и та же исключительно прямая осанка, что и у генерала Фэна когда-то. Она всем пошла в отца: пребывание в глубине дворца нисколько не изменило властные манеры семьи Фэн. Принцесса Цзинъань, уложив волосы в мужскую прическу, опиралась на копье. Опустившись на колени, она попросила Хэлянь И позволить ей, подобно Мулань [5], «служить в армии вместо отца».