Семь жизней непрерывно сменяли друг друга. За семь жизней Цзин Ци стал свидетелем самых разных вещей, порожденных человеческими чувствами, — печальных, трогательных, достойных уважения или презрения.

У Си по-прежнему смотрел на него настойчиво и настороженно одновременно. С круглыми зрачками он напоминал маленького черного кота, который верил, что будет выглядеть угрожающе, если начнет шипеть и строить из себя взрослого. Цзин Ци хотел было потрепать его по голове, но сдержался, вспомнив великую потерю министра Цзяня, и неловко убрал руку.

— Это идея наследного принца, — сказал он, коснувшись пальцами подбородка.

В предыдущих жизнях Цзин Ци делал все, чтобы стать неуязвимым для мечей и копий, его сердце насквозь пропиталось непроглядной тьмой. Он врал так, словно ел рис и пил воду, его веки ни разу не дрогнули, когда он переложил всю ответственность на Хэлянь И, – во всяком случае, это тоже была идея императора. Заметив недоумение на лице У Си, он добавил:

— Сердце Хэлянь Чжао уже стало подобно сердцу Сыма Чжао [5]. Крылья Его Высочества наследного принца еще не окрепли, его возможности ограничены. В будущем...

Цзин Ци слегка усмехнулся, но почти ничто не отразилось на его холодном лице, отчего и без того круглые глаза У Си раскрылись еще шире.

Глаза Цзин Ци изогнулись, когда он улыбнулся и сказал:

— Война в Южном Синьцзяне... Ты же понимаешь, что это была идея императора?

Полдня У Си слушал так, словно блуждал в облаках и тумане, но это предложение он понял сразу. Из-за волнения он спешно схватил Цзин Ци за широкий рукав одежд и спросил:

— О чем ты говоришь?

— Скажи, твои соплеменники понесли огромные потери, и теперь ты наверняка ненавидишь народ Дацина? — ответил Цзин Ци, отвернувшись и не глядя на него.

— Ненавижу, что не могу убить всех врагов до последнего, — сказал У Си, не колеблясь ни секунды.

Цзин Ци был потрясен честностью этого ребенка. Кашлянув, он продолжил:

— Но четыреста тысяч наших людей мертвы. Четыреста тысяч человек — это много или мало? Если сложить все трупы в одном месте, то, даже сломав шею, не сможешь рассмотреть вершину.

У Си все еще сердился.

— Но почему настаивать на этом сражении было недопустимо? — тяжело вздохнул Цзин Ци. — Жители центральных равнин не смог ли бы выжить на ваших землях, к тому же дороги там ужасны. О частых поездках туда и обратно не может быть и речи. Там каждый может делать, что хочет, ничего не опасаясь, чиновники Дацина не смогут до вас добраться. Великий Шаман отвечает за все дела вашего племени. Так скажи мне, что выиграл от этого Дацин?

У Си застыл от удивления — всю поездку он ломал голову над этим вопросом, но так и не смог найти ответ.

Голос Цзин Ци становился глубже и тише, в конце концов только и можно было увидеть, как его губы слегка дрожали, словно ветер, став чуть сильнее, мог бы унести звуки его речи.

— Это произошло, потому что первый принц хотел получить власть главнокомандующего Фэна, а генерал не желал отдавать ее, так что Хэлянь Чжао оставалось только найти способ убить его...

У Си потрясенно замер.

— Тогда... тогда почему ваш император согласился? — после долгого молчания с запинками спросил он.

— Дацин настолько велик, что он не может знать все, — вздохнул Цзин Ци.

У Си бездумно последовал за ним. Он не пришел в себя, даже когда Чэнь Юаньшань привел их на постоялый двор. Впервые он понял значение слова «влиятельность [6]». Ради желанной вещи человек способен пренебречь всем на пути к цели и погубить многих людей только потому... потому что он так называемый «великий деятель», сидящий в верхах, облеченный властью и пользующийся влиянием.

***

Примечания:

[1] В образном значении – «жить примитивной, дикой жизнью без огня».

[2] Не знать высоту неба и толщину земли – образно «быть невежественным и заносчивым».

[3] Спорить о мелочах – в оригинале (jīmáo suànpí) – дословно «куриный пух и чесночная шелуха; выеденного яйца не стоит»; образно о мелком, неважном деле.

[4] Образно «обладать огромной властью, могуществом, вершить судьбы».

[5] Сыма Чжао – военачальник и политический деятель времен династии Цао-Вэй; в образном значении его имя используется для обозначения «честолюбца-предателя».

[6] Влиятельность – в оригинале 举足轻重 (jǔzú qīngzhòng) – «играть решающую роль, перетянуть чашку весов; самый важный, ключевой».

Глава 10. «Так называемый Создатель»

После прибытия в столицу, которое подняло бесчисленные волны и прославило южан за один день, У Си больше не делал ничего, выходящего за рамки. Пока он оставался на постоялом дворе, почти никому не удалось его увидеть. Прошло полгода, прежде чем строительство резиденции юного шамана подошло к концу. Неизвестно, нарочно или все-таки случайно, но поместье заложника располагалось на одну улицу позади княжеской резиденции Наньнин.

Фактически, это не соответствовало правилам приличия, однако никто не вмешался, потому что господин Цзянь, Цзянь Сыцзун, чьим излюбленным словом было «Безобразие!», оказался обвинен в недостойном поведении и остался с обожженной головой и разбитым лбом.

У Си, предпочитающий жить в уединении, не знал об этом, однако Цзин Ци, который тоже никуда не выходил, прекрасно понимал ситуацию.

Юный шаман держался тихо, но нашлось немало людей, желающих воспользоваться случаем. Если бы подобные личности, стремящиеся создать в мире хаос, выстроились в один ряд, то смогли бы сделать несколько кругов вокруг столицы.

Были те, кто вонзил ногти в Цзянь Сыцзуна, осуждая все от его образа жизни до тайного сговора со стаей тигров и волков. Конечно, все знали, что это за «стая тигров и волков». Если бы дело развилось несколько дальше, то разговоры непременно перешли бы к «некому человеку», что не имел ни рода, ни государя, замышлял измену и так далее. Письменные доклады трону, все как один осуждающие старшего сына императора, накапливались стопками, словно снежинки.

Были и те, кто использовал жалобы Цзянь Сыцзуна, чтобы во всеуслышание осудить колдовство и черную магию. От разговоров об искусстве колдовства они переходили к обсуждению даосских монахов, которых высшие сановники держали в своих домах, прислушиваясь к их клевете, стремясь стать небожителями и выплавить эликсир бессмертия. Всякий знал, что ближайшим доверенным лицом Хэлянь Ци был даос по фамилии Ли. Моментально жестокие упреки злодеяний, колдовства, недобрых козней и всего подобного заволокли все небо, появляясь так часто, что императорский письменный стол трещал по швам от невыносимого бремени.

Несмотря на нездоровую атмосферу при дворе, для детей, которых еще не затронули эти беспокойства, дни пронеслись особенно быстро. Юноши стали высокими и стройными, словно деревья, обросшие длинными ветвями, и успешно сочетали учебу с бездумным сидением дома.

У Си и Цзин Ци хоть и жили близко, но не очень-то часто общались.

У Си словно инстинктивно сопротивлялся этому красивому изящному юноше, постоянно ощущая, что за его улыбкой скрывается что-то еще.

Он виделся с очень небольшим количеством людей центральных равнин, потому не знал, какими они должны быть, только чувствовал, что те чиновники, угрожающие покончить с собой, тот старший сын императора, своей силой скрывающий истинное положение вещей, и даже тот так называемый император, не знающий еще многого, на самом деле были в порядке. И тот господин Чэнь, чьи мысли всегда оставались загадкой для людей, тоже был нормальным. Никто не заставлял волосы У Си вставать дыбом так, как это делал князь Наньнина.

Лицо Цзин Бэйюаня словно скрывал туман южных лесов: сколько близко не приближайся, а рассмотреть отчетливо не сможешь. У Си чувствовал, что князь Наньнина отличался от других его ровесников, скорее напоминая призрака, который прожил столько же лет, как Великий Шаман, или даже больше. Если бы кто-то смог пробраться через этот густой туман и взглянуть юноше в глаза, ему все равно не удалось бы узнать, добрые намерения у того на душе или все-таки злые.