Прибыв к небольшому трактиру с ветхим порогом, задувающими отовсюду сквозняками и пустынным двором, Цзин Ци вышел из экипажа, поднялся в отдельную комнату на втором этаже и трижды легонько постучал в дверь.

Дверь открылась. Человек в темной одежде бросил на него быстрый взгляд и впустил внутрь. Дверь закрылась.

Эта так называемая «отдельная комната» на самом деле была не более чем чрезвычайно скрипучей обшарпанной дверью с несколькими окнами, которые можно было закрыть только наполовину, и не имела звукоизоляции.

Человеком в темной одежде оказался дворцовый евнух Ван У. Он преданно исполнял свой долг в течение многих лет и обладал собственными связями, что позволяло ему беззвучно покидать дворец.

Они оба молчали. Цзин Ци сразу перешел к главному, молча развернув свиток. Картина была собственноручно написана старым князем, место подписи занимала его личная именная печать. Надпись гласила: «Год синей Обезьяны, третий лунный месяц, седьмой день. Подарок любимой жене». Цзин Ци поднял очень серьезный взгляд на Ван У. Тот какое-то время тщательно осматривал картину, а затем медленно кивнул.

Лицо Цзин Ци не выражало эмоций; он не выглядел ни радостным, ни разгневанным, лишь глаза сверкали. Кивнув, он неторопливо убрал картину и выудил из рукава мешочек. Сунув тот в руку Ван У, он одарил его глубоким взглядом и низко поклонился в знак благодарности.

Ван У был слугой, потому, конечно, не осмелился принять такой жест, поспешно отступив в сторону. Цзин Ци махнул рукой, велев ему возвращаться во дворец самостоятельно, а затем сел и заказал кувшин вина и закуски.

Ван У ушел так же быстро, как и пришел, едва ли позволив кому-нибудь заметить себя. Мешочек в его руке был очень тяжелым и на ощупь отличался от золота, что ему давали раньше. Покинув трактир, Ван У тайком заглянул в него – мешочек был наполнен драгоценными камнями кошачьего глаза. Он тихо выдохнул с облегчением и с трепетом убрал его, зная, что подарок на самом деле был совсем не таким тяжелым – князь благодарил его не за информацию, а за то, что он спас ему жизнь.

Цзин Ци, держа в руках свиток с картиной, приказал Пин Аню подождать в неприметном экипаже. Сам он какое-то время сидел у ветхого окна с тарелкой лущеного арахиса. Выпив пол кувшина плохого вина, он положил чаевые и тихо ушел.

Впервые за несколько сотен лет он узнал об отношениях между Его Величеством и собственной матерью, чье лицо он долгое время не мог ясно вспомнить. Цзин Ци горько рассмеялся, как будто в насмешку над самим собой, и подумал: «За подобную глупость, Цзин Бэйюань, ты можешь умереть не напрасно».

Он сел в экипаж и молча вернулся в поместье.

Глава 67. «Ночь цвета крови»

Хэлянь Пэй все реже оставался в сознании. Прошлый эпизод болезни уничтожил все его силы, которых и без этого едва хватало для существования, и после испытанного им ужаса он выглядел так, словно вот-вот умрет. Он все меньше и меньше времени бодрствовал днем и прилагал все больше усилий, просто чтобы выслушать Хэлянь И. В основном он засыпал раньше, чем тот заканчивал свою речь.

Все прекрасно понимали, что, хоть наследный принц пока что и жил в Восточном дворце, совсем скоро ситуация могла измениться.

Пусть Хэлянь И еще и не вступил на трон, все проблемы нации легли на его плечи тяжелым грузом, не давая выпрямить спину. Все это было весьма впечатляюще: покойный император уничтожил половину страны и передал трон Хэлянь Пэю. Тогда Великая Цин с трудом, но еще могла поддерживать стабильность. Хэлянь Пэй правил тридцать шесть лет и, не обманув всеобщих ожиданий, за это время уничтожил вторую половину. Когда вся эта разруха оказалась в руках Хэлянь И, тот даже не представлял, что теперь будет.

Неясно было, преследует его злой рок или он просто уже родился в подобном мире.

Если бы не все эти проблемы, то шкатулка, найденная под кроватью Хэлянь Пэя, оказалась бы самым тяжелым камнем у него на сердце. Все эти дни он постоянно неосознанно искал встречи с Цзин Ци и разглядывал его со всех сторон, хоть и помнил все до мельчайших деталей.

Возможно, он слишком пристально вглядывался, а возможно, у него все это время уже было смутное подозрение. Разглядывая чужое лицо, он чувствовал, что на нем просматриваются черты того, кого он смог бы описать с закрытыми глазами.

Раньше он думал, что его брови и глаза похожи на брови и глаза принцессы, его губы и нос повторяют очертания губ и носа принцессы, и даже форма его лица напоминала принцессу. Люди, что жили в те годы, с первого взгляда могли сказать, чей это сын. Однако сейчас Хэлянь И казалось, что Цзин Ци немного напоминал и Хэлянь Пэя, особенно когда ленился или уходил в свои мысли.

Его подозрение укреплялось все сильнее.

Сейчас он думал о том, что если бы тот был просто Цзин Бэйюанем, то у него еще оставалась надежда, пусть и слабая. Но если тот действительно был его кровным братом?

Как в условиях отношений между людьми можно было проигнорировать прямое кровное родство? Он был его родным братом!

В древности люди не знали тоски от разлуки с любимым, а узнав, заболели любовной хандрой. Это было похожее чувство.

Мысль, что сначала была лишь догадкой, постепенно укреплялась из-за его постоянных размышлений. Понемногу она стала становиться все более похожей на правду, и отчаяние наполнило его сердце.

Но все это оставалось известным лишь ему одному, больше ни один человек не знал о происходящем.

Если бы он один страдал от своей тоски, все было бы в порядке; мир сейчас был в хаосе, и другие могли бы просто не заметить личные проблемы наследного принца. Однако Цзин Ци знал. Он замечал каждый взгляд Хэлянь И, направленный на него.

Видя, как чужой взгляд становится все более сложным, Цзин Ци продолжал притворяться, что не замечает, но у него тоже было плохое предчувствие. Всю свою жизнь он тратил силы, чтобы уйти с пути. Он давно лишился половины прошлых амбиций и в течение двух десятилетий портил впечатление о себе, как только мог.

В своей прошлой жизни он был князем Наньнина, проницательным, богоподобным в глазах окружающих, но в этой превратился в первого пижона столицы, нелепого и смехотворного. Почему он все еще был нужен наследному принцу?

Даже глиняные фигурки в какой-то степени обладали свойствами породы, из которой созданы. Он снова оказался в мире смертных, делая все то, что ему делать не следовало. Неужели и этого его плана было недостаточно, чтобы добиться для себя хорошего исхода?

Тем не менее, он больше не был чересчур близок с Хэлянь И. Они выросли вместе, долгие годы делили испытания и невзгоды, но из-за картины, которая могла быть подделкой, и кровной связи, появившейся из ниоткуда, тот более не мог вынести его присутствия?

Насколько настороженным был Его Высочество наследный принц!

И потому… С самого начала Цзин Ци не был уверен в своей позиции. Но пережив немало трудностей, он полностью избавился от смятения в своем сердце. Наконец Цзин Ци более не сомневался: он хотел уехать как можно дальше от этой глубоко промерзшей земли, полной опасностей. Как только пыль от бедствий в Великой Цин осядет, а сигнальные огни с северо-запада растворятся в воздухе, придет его смерть, и умрет он за пределами столицы, чтобы никогда не возвращаться к своему разбитому сердцу на берегах реки Ванъюэ.

К сожалению, хоть Бай Учан и бродил по подземному миру тысячи лет, привыкнув к смертным душам, проплывающим мимо, он так и не понял, что самым страшным порывом человеческой души было «придумать небылицу [1], а затем мерить людей только по себе». Хэлянь И и Цзин Бэйюань, один параноик, другой недоверчивый – между правдой и ложью ни один из них не мог отличить свои настоящие чувства от фальшивых. Один, ослепленный любовью, второй, ослепленный подозрениями, – и оба держали свои чувства при себе.

[1] 无中生有 (wú zhōng shēng yǒu) – сделать [дело] из ничего, измышлять небылицы (ср.: высосать из пальца).