Лифт встал, будто ему пнули под дых. Двери разъехались тремя рывками; мужчины спешнее, чем могли бы признаться, выскочили наружу. Александр шёл первым, лишь бы не видеть собеседника, и отвечал скорее бордовой полутьме коридора:

— Через аналогии проще донести сложное. Даже Спаситель прибегал к притчам, хотя ему и их приходилось разжёвывать. Ну а мне и остаётся, что подавать простую, увлекательную обёртку в надежде, что люди хоть за хорошую историю зацепятся, а крупицы главного выловят задним числом.

Александр спиной ощутил, что владелец улыбается.

— Хорошо запомни свой ответ.

Александр замер с занесённой для шага ступнёй. Парой хлёстких вопросов ему вскрыли нарыв, вот уже сколько мешавший сесть за клавиатуру. Клубок из скользких вопросов к себе, бессилия и полубессонных ночей — всё это лишь банальный страх, что те, кому нравится «детективчик», в глаза бы не видели его идеи, а те, кто пришёл за большой литературой, поморщатся при виде «детективчика». Боже, ну и… Как уморительна дилемма, мучавшая месяцами, стоит проговорить её внятно, как вслух!

Писатель покосился с глуповатой улыбкой в сторону и отчётливо расслышал крики, приглушённые ближайшей дверью. Писатель обернулся на владельца, но тот лишь пожал плечами:

— Всякие у нас обретаются.

Рассветов поднял глаза к номерку «47» на шумной двери.

— Похоже, я заблудился. Ведите.

И владелец повёл. Коридор, выглядевший прямым и устремлённым к занавешенному окну, начал ветвиться, дублироваться, расходиться каскадами. Одни пути упирались в тупики, другие вели к полуоткрытым дверям, откуда сочился то свет, то тьма, то взгляды, подозрительно напоминавшие Зрительские. Пути были долги и коротки, извилисты и прямы, но ни на одном Александр не чувствовал себя уместным. Приходилось льнуть, подобно отбившемуся барашку, к следам величественного старика. А тот ориентировался во всём этом одуряющем многообразии как в собственном дыхании. Отшелушивая очередной путь от другого, он всё поглядывал на спутника, словно дожидаясь одной ему ведомой реакции, и спустя некоторую паузу вёл его дальше, шире, глубже, пока Александр сам не начал озираться, моргая как после накатившей средь рабочего дня дрёмы.

— Мы… на месте?

Они стояли во всё том же прямом коридоре, ни на шаг не продвинувшись к занавешенному окну, однако теперь на двери, на которой совсем недавно поблёскивала «47» теперь змеилась «41».

— Какое интересное решение, — промолвил немолодой. — Это вам.

Шваркнув по его бугристой ладони, как по пемзе, Александр принял протянутый ключ. Владелец убрал руки за спину и оттого будто бы поклонился.

— Отдайте потом на стойку регистрации, или лучше оставьте в замке.

— Вы… оставляете меня?

— О, нет! — На дне улыбки старика промелькнуло нечто невыразимо нежное и печальное. — Но дела зовут в другое место. Тут у нас разгар одной очень важной конференции.

— Не знаю, — повернулся к двери писатель. — Вдруг он уже разлагается?

— И я не знаю, — развёл руками немолодой. — Принимайте решения, Александр — сами почувствуете, как мир станет чуточку податливее. Тем более, выходит у вас интересно.

Старик пожал ему плечо своей не забывшей грубую работу ладонью и беззвучно ускользнул в лифт, который уже с лязгом и грохотом пополз вниз. Александр смотрел всё это время на ключ. Взвесив его в руке, словно он был тяжелее раз в десять, писатель решил для начала проявить такт. Но стук, стук, удар кулаком так и повисли без ответа. Что ж, это всё равно для самоуспокоения…

С последним щелчком дверь приотворилась, дохнув в Александра азбукой переспело-телесных ароматов. Свет из коридора шатко вполз внутрь, застыв на полоске бордового ковролина. Затем ступил сам Александр, стараясь дышать как можно неглубоко. Рука с первого раза, по-хозяйски, нащупала выключатель; номер стал чуть просторнее.

Отсутствие окон особенно подчёркивало предельную бюджетность обиталища. Кровать растеклась по нему одним нестираным пятном, оставляя место лишь двум бордовым тропинкам у стен; одна вела к шкафу, а другая в уборную. Первым делом Александр осмотрел, конечно же, её растёкшееся величество. Перевернул одеяла с твёрдым от пыли пододеяльниками, опустился, чтобы заглянуть под низ, но — ничего, кроме нескольких увядших носков. В шкафу, что опасно затрещал, стоило тронуть дверцу, был лишь комплект чистой отутюженной одежды, тщательно замотанной в два пакета. По пути в уборную пришлось пригнуться — телевизор на расхлябанном кронштейне в стене клонило к полу. Шли, успел заметить писатель, очередные сводки из Папуа — Новой Гвинеи. Сегодня галстук ведущего отливал импульсивно-оранжевым.

Уборная представляла собой квадратную трубу, куда набили унитаз и гробоподобную душевую. Зеркало с пробитой полкой висело прямо над сливным бачком. От Евгения не было и волоска.

«Вот так так…»

Похоже, старый друг улизнул, да так виртуозно, что персонал уверовал, будто он сиднем просиживает взаперти. Глядя на ветхую запущенность гостиницы даже в центре города, можно предположить, что камеры здесь натыканы в лучшем случае в вестибюле.

Что делать? Уйти? Но куда? Остаться? Александр окинул взглядом убогое жилище без окон и покачал головой. Полиция рыщет повсюду, гостиницы будут проверять в первую очередь, тем более администратор внизу знает его в лицо и по имени. Задерживаться нельзя, но куда бежать-то?

Писатель сходил за ключом, заперся изнутри и сел на краешек кровати. Что он знает о происходящем? Ему, как и друзьям, пришло письмо с предложением покинуть отрезанный от окружающего мира город. Содержание письма он знает только со слов Кента. Кент же и настраивал его всю дорогу против правоохранителей, что ожидаемо, с его-то прошлым. Казалось бы, бред воспалённого ума, но тот эпизод с соседкой… Сам он полицию у Петровой крепости не видел, но зачем охраннику врать? Похоже, что была. Совпадение?

«Я чувствую, чувствую, что не должен покидать город, особенно в этот тяжкий период… Если бы соседку уводили на допрос обо мне, то не в одном халате и не насильно».

Как же гадко осознавать, что на своём микроскопическом уровне бытия ты не знаешь ничего! Но что делать? Довериться Кенту? После того, что он сотворил в прошлом?

Александр огляделся и понял, что упускает нечто очевидное здесь и сейчас. Если сложить запах, который после закрытия стал заметно валить с ног, и отсутствие личных вещей, выходит, что Евгений после долгого пребывания смылся. Но содержимое шкафа… Уйти и забыть целый комплект одежды, будучи гостем города практически без имущества?

Рассветов обошёл кровать, достал свёрток и начал его распаковывать. Внутри даже нашлось несколько чистых трусов и маек. Он пошарил в карманах, чтобы найти хоть какую-то наводку, куда мог запропаститься старый друг, но всюду было пусто. Вещи были, похоже, из стирки. Снова тупик.

Александр вновь зарылся в шкаф — может, упустил чего, — пока не нащупал в глубине нижней полки ключ. Газовый. Он повертел в руках неуместную штуку и призадумался. Единственное место, куда его можно приложить… Но пропыхтев в туалет, писатель передумал. Тайники в унитазе? На всякий случай он заглянул в бачок, смыл воду, но не обнаружил ничего особенного.

«А ещё я не проверил кровать».

Свыкнувшись с мыслью, что внутри могут кишеть какие угодно паразиты, Александр надел перчатки из комплекта Евгения и начал неловко потрошить наволочки, пододеяльник, затем содрал простыню с матраса, прощупал как мог подушки и одеяло… Нет, ничего, кроме запаха и пыли. Даже вшей. Пожав плечами — «раз пошёл, то до конца» — Рассветов поднатужился и приподнял матрас. То, что предстало его взору, заставило ослабить хватку и прищемить себе пальцы о корпус кровати. Собравшись с силами, он оттащил матрас в сторону и протёр взмокший лоб изгибом локтя.

«Ага!»

Значит, не показалось. Всё это время внизу, почти вровень полу, таился грубо сваренный люк. То, что было у него вместо ручки, не оставляло сомнений, зачем здесь газовый ключ. Только отогнуть пару дощатых лат у кровати, чтоб не мешали…