Будь удар чуточку прямей, профессору пришлось бы нанимать сварщика. А так — ерунда, лишь вспухнул, попортив краску. Рассеяно потирая раскрасневшиеся костяшки, бомж задумался. До заправки хватит, но денег нет от слова «совсем». До тех, кто может одолжить — дорога выйдет в один конец, и не факт, что одолжат… К Баньке возвращаться — шляпа.

— Как я ненавижу думать!

Гаврил перебрал пальцами по рулю. Почему в салоне пахнет старыми кошками? Можно постоять на обочине, ожидая доброго самаритянина, но он и сам бы при виде себя не затормозил. И время… Общественный транспорт? На автобус, может, наскребёт… Бомж глянул в зеркало заднего вида на товар и хмыкнул. Без пересадок не обойтись. Без пересадок только… ну да! Метро. Гаврил давно и благополучно посеял проездной, но кое-какие приятели должны трудиться на станции «Волхвы». Дотуда не рукой — носом подать.

Ехал бомж с паралитичной скоростью, опасаясь, как бы жуть со сквозняком не застигла его врасплох. Мимо мучительно ползли дома, машины и уродливо обрубленные коряги деревьев. Когда, наконец, нарисовалась беседка с картой метро и зелёный знак «М», Гаврил выдохнул.

Подъехать прямо ко входу в метро не давали эшелоны припаркованных автомобилей. Бомж остановился как можно ближе и начал степенно облачаться в ватник, наблюдая, как небольшой, но устойчивый поток пешеходов проносится по тротуару подобно листьям. Пока Гаврил возился с рукавом, к «пятёрке» прибило один такой листок — пузатый, с глазами навыкате и в полицейской шинели.

— На выход! — гаркнул «листок», наливаясь редькой до кадыка. Увидев, что опешивший пассажир не думает выполнять приказ, он сорвал с пояса дубинку и затарабанил кулаком по капоту. — Вылезай, гнида!

Гаврил вылез, не понимая, что происходит. Незастёгнутый ватник колыхнулся, открывая грудь всем ветрам.

— Так-так, — пропыхтел, сощурившись, полицейский. — Кого я вижу на разыскиваемой машине.

Гаврил изобразил наглую улыбку.

— Что, Прухин, в гайцы подался?

— Я-тя в скопцы подам! Где Банька?!

— В деревеньке. Венички, ушат воды, сугробы вокруг. Пастораль!

Теперь у Прухина побагровели и глаза.

— Развелись в стрране борцуны языками! Где Игорь Банька?!

— А что он сотворил?

— Отвечай, скотина!

— Ладно, ладно! Не кипятись. Что он сотворил, майор?

Звучание собственного звания явно ублажило Прухина — лицо даже побледнело на четверть тона.

— Дочке зачёт не ставит, — выдохнул он.

— Поэтому ты разыскиваешь его колымагу?!

— Его машина в розыске по подозрению в нелегальной торговле антиквариатом!

— Его машина фарцевала антиквариатом?

— Это запутанное дело, — сморщил лоб майор. — Таак, это что за хрень на заднем сидении?!

Прухин отпихнул Гаврила, пригляделся, и, распахнув заднюю дверь, потыкал товар дубинкой.

— Живой?

— Разумеется! — Гаврил застегнул последнюю пуговку на ватнике. — Только вусмерть пьяный.

Прухин с отвращением поднёс руку к носу товара, внимательно оглядел голову и, помедлив, захлопнул дверь.

— Почему нет перегара?

— Чудо-таблетки. Чтоб гайцы на меня, водятла, не подумали.

— Люблю твои сказочки, бомжара, — неожиданно развеселился Прухин. — Пошли в УВД, запишу их для подрастающего поколения.

Гаврил ощутил острое дежавю, отвечая:

— Дай мобильник.

— Чё?..

— Мобильник дай.

У майора вспух оскал кровожадного кабана.

— Телефон захотел, гнида? А я — закатать тебя в асфальт. Поможем друг другу?!

— Жизнь даёт нам не всё, что хочется, — осторожно заметил Гаврил.

Дубинка Прухина просвистела в миллиметре от его плеча, сочно впечатавшись в крышу «пятёрки».

— Дрогнул, мразь?! Пикнешь ещё, заверну в наручники. Хватай дружка и упёрдывай, куда скажу!

Гаврил легко поднял товар одной рукой, перекинул через правое плечо, забрал с пассажирского сидения сумку и, аккуратно выбравшись, запер машину кнопкой брелока. Майор схватил бомжа за свободное плечо и повёл на тротуар.

— Только по ботинкам не лупи, дяденька!

— Побзди у меня, — почти благодушно отозвался Прухин.

Гаврил глядел по сторонам, насколько это возможно с бесчувственным громилой на одном плече и одышливым кабаном на другом, и наблюдал немало интересного. Прохожие отшатывались, провожая их глазами, либо наоборот, прятали взгляды, ускоряя шаг. Какой-то господин-пальтишко даже выбросил пирожок в урну, состроив гримасу окончательно испорченного аппетита. Если б не тяжёлое, влажное пыхтение конвоира в затылок, бомж немало бы повеселился.

Но главное, что бросалось в глаза — это обилие полицейских, да не простых, а в бронежилетах, касках, с автоматами на перевязи. Законники гуляли вдоль бордюров, с ленцой сытых хищников оглядывали гражданских и что-то бурчали в закреплённые к груди рации. Зашкаливал в толпе и концентрат людей в штатском. Этих Гаврил узнавал по походке да рассеянно-хватким взглядам.

— Ты ведь сцапал меня не по дороге в чебуречную, а, майорище?

Прухин сжал ему плечо до судороги и развернул к синеющему через шоссе бобику. Вход в метро остался по левую руку, гипнотизируя выщербленными ступеньками. Казалось бы, тридцать метров, бабушка проскочит, но когда в полосу препятствий включены дубинки и автоматы, каждый сантиметр может оказаться длиной в жизнь.

На светофоре мигали красные цифры, люди грудились на обоих берегах, а Гаврил составлял не то, чтобы план — вектор дальнейших действий. Девяносто секунд чистейшего вдохновения. Когда вспыхнул зелёный, коридором прокатился писклявый хор маяков для слепых, и хлынула людская лавина, он помедлил. Схлопотав тычок дубинкой, двинулся, но как можно медленней. Лишь когда впереди оказалась примерно половина толпы, бомж ускорил шаг. Двадцать секунд — точно взведённый курок, пока два потока не встретились. Ещё чуть-чуть, и… Гаврилу будет суждено осознать, что планы у него не ладятся с самого утра.

— Привет от Йишмаэля! — крикнул кто-то в толпе. От трёх выстрелов подряд грачи на деревьях взмыли, бестолково кружа и каркая в небе…

Бомж повернулся на пальбу, но за криками и мельтешением не увидел ничего. Прухин пнул его под зад, едва не повалив, и начал реветь что-то о порядке и спокойствии. Ужас от этого только распалялся. В беспорядочно разбегающейся толпе Гаврил заприметил двоих, держащихся друг друга и с явными пистолетами в руках.

— Туда! — прокричал он, дёрнув Прухина за рукав. Майор даже не глянул, куда ему показывают, но умчался в верном направлении.

Гаврил понял, что это шанс, и со всех ног помчался к спуску в метро. Огибать погрязших в панику сложно, тем более с телом на плече, и он натыкался то на одного, то на другого, сбивая с ног, сам сбиваясь и дважды умудрившись повалиться на живот. С горем пополам преодолев шоссе, он потрусил в сторону метро. Невзирая на красный, люди суетились и там. Кого-то даже сбили, судя по крови на полосках «зебры» и толстым следам шин…

К спуску Гаврил добрался всё же без приключений. Лишь у самой лестницы его схватил за грудки бородатый тип с безумными глазами.

— Помощь! Помощь! Нужна помощь!

— Кому?

Бородач ткнул дрожащим пальцем в товар на его плече:

— Ему!

— Что… нет!

— На помощь! — заголосил бородач куда-то в сторону. — Человеку плохо!

Гаврил хотел огреть его кулаком, забыв, что левая рука тоже занята. Но типу хватило и мягкой сумкой по рёбрам. Бородач ойкнул и ничтоже сумняшеся набросился на кого-то другого, причитая «Человеку плохо! Помощь!».

Под землёй был относительный порядок. Люди волновались, однако хаосом, через который Гаврилу пришлось продираться на улице, здесь даже не пахло. Бомж дал себе пять секунд и, не успев толком отдышаться, пошёл к билетёрам — но не в оконца, а в обход, к служебному входу. Дверь открылась, едва он основательно постучал ногой. Сначала вылезли картонные коробки, затем — худосочный парнишка в дредах и форменном комбинезоне сотрудника метро, который и тащил их на вытянутых руках.

— Что за… — выдал он, но приглядевшись, повеселел. — Бомжара! Чё мутишь на этот раз?