— Привет, сынок, — наконец, оторвавшись от телефона, поздоровался Роберт. Он глотнул пиво и криво улыбнулся. — Представляешь, Джо, — начал он, наигранно весело. — Кейси опять перепутала пакеты документов, мне придется уехать утром. Ничего без меня не могут.

— А почему бы тебе не заменить эту идиотку? — прыснул Эд. — Она хоть задницу себе подтереть может или ты ей и в этом помогаешь?

— Смешно, — снова отпив, ответил Роб. — Еще, Джо, — он отдал ей пустую бутылку. — Мог и по-другому привлечь мое внимание.

— Оно мне не нужно, — сказал Эд и начал есть картофель. — Я все равно знаю, что ты говоришь со мной из-за того, что мама попросила. Хотя если б я был похож на Кейси, кто знает, может, ты обращал бы внимание чаще.

После этих слов Роберт поднялся и открыл нижний ящик и достал виски. Хлопнул дверцей, прихватил с тумбы стакан, ни слова не проронив.

Они ели в тишине, слушая только лязг приборов по тарелкам. Мальчишка чувствовал злость к отцу и не мог с ней совладать, он пытался успокоить себя едой и съел слишком много. Затем вызвался собрать посуду и вымыть ее. Когда на кофейном столике остались орешки и кувшин с соком, Роберт закурил.

— Хватит, — Джоан ненавидела, когда курят в доме. Муж послушался ее и тут же затушил сигарету. Было видно, что он подбирал слова; так же, как и Эйдан метался в голове от темы к теме. Но толком не мог ничего сказать, лишь пил и раз за разом проверял телефон.

— Она скидывает тебе интимные фото? — пробубнил Эд.

— Эйдан, — шикнула Джоан. — Прекрати. Прошу, хоть сегодня будем семьей.

— А долго нам осталось?

— Эйдан. Пожалуйста, прекрати, — снова повторила Джоан. — Не сегодня.

Она допила свой сок и наполнила стакан виски. Ей было за сорок, но в свете тусклой лампы казалась лет на двадцать старше. Каждый год отнимал у нее силы, каждый год забирал два. Джоан не научилась жить с болью, она не могла разделить ее ни с кем, потому что ее боль отличалась, ее боль не утихает, не становится легче, не забывается, не остывает. С годами она проявляется на ее лице, глазах, руках и даже походке. Боль изменила ее. Не сделала сильной, нет, она словно поставила у женщины перед лицом песочные часы и та вынуждена смотреть на них, наблюдая, как каждая крупица ее жизни падает. Каштановые волосы уже не будут блестеть на солнце, а зеленые глаза вновь не заискрятся. Нет. Теперь же ее лицо осунулось и стало некрасивым. Нос словно увеличился, а подбородок заострился. Джоан сидела, сжав в тонких пальцах стакан, она сжимала его так сильно, как теснила боль.

— Я думаю, нужно запереть ту комнату и больше в нее не входить, Джо. По тебе сразу видно, что ты там была, — нарушив тишину, сказал Роб. Он налил еще виски и боком глянул на Эда. Тот буравил его.

— Позволь мне самой решать, что делать с комнатой погибшего сына.

— Если помнишь, он был и моим сыном тоже. От того, что ты бываешь в ней, боль возвращается и саднит сильнее. Нужно научиться с ней жить, дорогая. А не поощрять ее и не подпитывать, — огрызнулся Роберт. Он поднялся и подошел к окну. — Не у тебя одной болит.

— Да, ты прав, Роб. Ты ведь с ней смог совладать, — на лице Джоан блеснули слезы. — Именно поэтому ты уезжаешь из этого города, развлекаешься на вечеринках, и приезжаешь еще реже, чем звонишь, — она отпила виски. — Ты проделал блестящую работу над собой, конечно, было бы лучше, если бы эту работу мы проводили вместе, а не по одиночке.

— Я работаю, Джо. За этот дом нужно продолжать выплачивать кредит, а также собирать деньги на колледж Эйдану. Ты же сама знаешь, сколько ушло денег тогда.

— Знаю! Но и я работаю.

— Твой маленький бизнес не покрывает всех расходов, поэтому будь добра, не говори о том, чего не понимаешь. И перестань делать из своей боли цирк. Надоело уже.

— Мне кажется, что ты никогда его не любил, — сказала Джо, отхлебнув большой глоток виски.

— Я его любил и до сих пор люблю. Он был хорошим мальчиком, — Роберт отвернулся и потер глаза, которые защипали от слез, не бывавших на мужском лице уже очень давно.

— Недостаточно, — Джоан, глотнула еще. — Недостаточно, чтобы сберечь его.

— Этот разговор не имеет смысла, — встрял Эд. Ему было тошно слушать, как родители ссорятся из-за того, что случилось. Ищут виноватого или показывают, что они чувствительнее к тому, что произошло. Как глупо и как по-детски, думал юноша. — Но в одном мама права. — перебил Эд. — В том, что ты уехал и оставил нас вариться в этом. Тебя не было, когда приходили полицейские, тебя не было, когда на нас смотрели с жалостью. Когда в школе я слышал, «это же тот парень, у которого брат умер». Тебя не было, когда в первую годовщину его смерти люди приносили цветы к подножию леса, а в школе объявили классный час, в котором показывали фильм о том, как важно уметь переживать горе и как справиться с болью. Тебя не было, когда ты так был нужен. Ты просто исчез в своем огромном городе и забыл о нас.

— Я не забыл о вас. Просто я понимал, что должен был нести ответственность за вас. Пока вы грелись в лучах жалости к себе, мне нужно было работать.

— Ты даже не звонил, — дрогнувшим голосом, произнесла Джо. — Оставил меня одну!

— У тебя был Эд, а я был наедине с собой.

— Ладно, давайте заканчивать. Мы ненормальная семья и мы точно не договоримся сейчас. Сегодня мы тут не за этим собрались, как мне казалось, — пробормотал Эйдан. — Шесть лет прошло, как нет Джейми, а мы все ругаемся.

— Это никогда не кончится, — ответил Роб.

— Мы можем с этим справится, если ты вернешься домой. Твои поездки разрушают все, — Джо все никак не могла остановится обвинять мужа. Эйдан хотел сбежать из дома от того, как несправедливо они обвиняли друг друга, но за прошедшие годы он знал, они живут вместе только для того, чтобы ненавидеть. Внутри юноши тоже жили глубокие обиды на родителей, но каждый раз проговаривать их в пустоту казалось ему бесполезным и болезненным действием.

— Мы не семья, не обманывайся, мам.

Роберт смотрел в окно, будто и не слышал слов жены. Джоан встала ;она двигалась медленно, словно волоча на спине недосказанные слова. Ей надоело страдать еще и из-за этого. Она ушла, оставив их наедине этим вечером. Пусть говорят, что хотят, но она устала. А Роб продолжал смотреть в окно, словно на ветках яблони есть таблички с возможными ответами, и он выбирает. На самом деле Эйдан был прав, и они оба знали это. Но сказать ничего не могли.Они сказали многое, но ненависть разрослась, как раковая опухоль и теперь будет мучить их. Сына будет поедать обида, ненависть, бессилие. Отца трусость, злость, отчаяние.

Эйдан и Роберт пробыли в тишине еще несколько минут и разошлись по комнатам. Горький вкус этого вечера лег тонкой пеленой на горло, саднящее от бестолковых разговоров, ни к чему не приводящих. Он опустил руки уже давно, так давно, что не помнил точно. Но что он бережно хранил, так это день, когда вся его жизнь изменилась, когда родители стали другими и когда он, мальчуган, стал видеть тени.

Дождь смыл все воспоминания о лете. Казалось, что никогда не существовало солнца, лишь желтый фанерный диск. Сырость, пронизывающий ветер и серость создали город, в котором жил Эйдан. Он с тоской смотрел на снимки у кровати, где яркими красками закаты и рассветы окрашивали небо, но все это осталось лишь на фото. Минул сентябрь. Начался сезон дождей.

Место, наполняющейся зноем прекрасно в нем бытовавшее, вдруг изменилось и стало похоже на слизня. Дороги изнемогали от влаги и грязи. Местные сменили шлепки на высокие резиновые сапоги. Обезумевший шквальный ветер поселился в городе до весны.

Эйдан проснулся в шесть, будильник повторялся уже третий раз, парень не мог заставить себя подняться с постели. Теплая и уютная кровать нашептывала остаться и не идти в школу. Он бы рад, но вот только сегодня важный тест по биологии, на который необходимо явиться.

Все-таки преодолев себя, он начал собираться, но взгляд то и дело останавливался на окне, наблюдая за погодой и где-то внутри себя надеясь, что тучи рассеются и выглянет солнце. Но тщетно. Металлическое небо отражало надежду на атмосферные перемены.