Прошли в арку и на нас напали Рыдающие. Мой спутник без особого труда разорвал одного как какую-нибудь ненужную игрушку, а другого оставил мне. Вот она инициация боем. Я понял это по жуткой улыбке. Всего один взмах и тварь, казавшаяся ранее неуязвимой, получила рассекающее брюхо ранение. Когда рухнуло в смердящую грязь, мои губы растянулись. Сам заулыбался аки ребёнок, победивший чудовище, что пряталось под кроватью.
Повернув за угол и перешагнув через разломанный древесный ствол, вышли в туннель, где в конце шаталась дверь, то открываясь, то закрываясь. Я просто понял: нам нужно туда. Пробираясь всё ближе, на стенах начинали проявляться фурункулы. Они лопались, выпускали, сливали содержимое. Из некоторых вываливались полупереваренные горожане, а из остальных — не до конца сформировавшиеся жертвы трансформации. Так мне подумалось. Выпрямив кривые спины, перегородили нам дорогу. Тогда мы одновременно кинулись прорываться.
Всё произошло слишком быстро. Не успел сделать и трёх вздохов, как уже открывал дверь. На ступени лежал предмет цилиндрической формы с дугообразной рукоятью. «Фонарь», — прохлюпал мой компаньон. Подняв причудливый инструмент, нажал на квадратный значок и тот замерцал. Потом встряхнул его и несколько раз постучал — свет полетел ровным потоком, да ещё и такой яркости, что вполне можно ослепнуть, если долго смотреть на источник. Путь наверх завален, потому пошли вниз. Я не знал куда мы идём, но выбор совсем невелик. Оставалось довериться проводнику.
Под этим городом тоже ветвились туннели. Они отличались от Оренктонских подземелий. Если меня кто-нибудь спросил в чём именно их отличие, я не смог бы выделить что-то конкретное, а просто бы ответил — всем. Прошли далёко, фонарь начал показывать разбросанные сваленные в кучи тела. Я точно видел, что как минимум четверо были ещё живы. Отлепливая головы от общей массы, следили за нами, тянули руки. Эти полупереваренные лица… Нет, с жизнью они не имели ничего общего. Все мертвы, только ещё не поняли этого. Там всё пропитано муками долгой смерти. А шипящий запах в подземной галерее был таким, что из-за него хотелось вырвать луковицу из обонятельной борозды. Хотелось разбить собственную голову, чтобы не помнить ничего из увиденного.
Духота, остатки воздуха какие жидкие, почти плотные. Где-то рядом затрещал огонь, трескотня становилась всё отчётливее и отчётливее. Череда поворотов завела нас в большую полость, где ещё больше объеденных трупов. Всюду красным красно, даже воздух обагрён. В самом центре гнездилось порождение кошмара. Невообразимо уродливое существо напоминало чрево со множеством премерзких ручищ. Длинные подтягивали к себе трупы, оно пожирало их как прыщавый боров куриную ножку. Укус и в стороны разлетаются грязные капли. Какая вонь, какой вид. Даже захотелось чтобы глаза вмиг развернулись, дабы не видеть всего этого. А короткие же ручонки наглаживали центр так называемого туловища. Нет, удалось разглядеть, вижу: они водят своими костистыми пальцами по юному женскому телу, домогаются. Пленница наполовину выглядывала из этого же самого чрева — не сопротивлялась, её силы иссякли и уже давно. Но слышу… она плачет, молит о помощи, хочет прекратить свои страдания.
Не желая быть свидетелем этого предка безобразия, шагнул вперёд, но путь перегородила рука проводника. Не пустил меня, показал жест — выпрямил свой указательный и поднял его параллельно своей улыбке. Тут в полость пришли неизвестные. Я насчитал шестерых. Четверо из них — «вороноликие» воины, защитники города. Они смертельно устали, раны их кровоточат и всё же не сдаются. Немыслимое упорство завело их так глубоко. Оставшиеся двое — скрыты от глаз, что то мешает разглядеть их. Внутричерепная медуза сразу начала неконтролируемо подбирать варианты. Длился ураган недолго, один из «вороноликих» носил на спине коробку, будто бы собранную из костей, мяса, органов и нервных окончаний. И такой нерв рос из нее, соединял с какой-то трубкой. Нет, это не могла быть обглоданная голова ящера. А впрочем, границы привычного мира расширились, разлились озером, разбежались стадом непослушных овец. Спустя сомнения «вороноликий» направил своё оружие, плод обезглавливания, на подземную матку. И жидкое пламя облило её всю целиком. Горящая не издала ни звука, но нижняя часть задёргалась так, что стало понятно — она всё чувствует. Человек, подаривший пленнице освобождение через скоротечные страдания, обернулся, смотрел прямо на нас. Неужели почувствовал наш взгляд?
Не терпя более промедлений, проводник повёл меня дальше. Мы довольно скоро нашли путь наверх. Или же мне так казалось — непонятно. Благодаря фонарю, взбирание по лестнице значительно упростилось, ведь можно было провалиться в пролом и сломать ногу как наступившая в нору суслика кобыла. Или вообще неаккуратным движением спровоцировать обрушение конструкции.
Ноги болят, их сводит. Такое неудобство не остановит меня. После всего пережитого, оно просто не могло этого сделать. Поднимаясь на вершину башни, услышал пение и шум дождя. Защитники пели о бесконечной ночи и о чём-то важном. О чём именно, не удалось разобрать. Звучали настолько искренне, что вера в их слова заразила и меня. Даже открылось второе дыхание. Неужели магия ноктюрна? Такой вопрос мелькнул в шуах. И потом понял: я всего на всего оказался в крошечном фрагменте их истории.
Выше что-то неугомонно барахталось. Луч фонаря приподнял мрак, показал жирную пиявку на тонких лапках. Оно пугливо побежало от нас, будто пёс украл кусок мяса и спасался от преследования, выбежав на речной лёд. Достигнуввершины, обожранный червь вылетел наружу. Там его снесла огромная звмея. Она полыхала и гудела, испускала клубы чёрно-красного дыма. Мне на ум почему-то пришёл дилижанс, а после посмотрел на скользящие по балкам круги, и сравнение забылось. Вместо некоторых колёс имели место быть конечности антропоморфного создания. Промчавшись мимо нас, вдали ЭТО слетело с моста на улицы города. Если не привиделось, змея поразила молния, сжавшаяся до размеров тыквы. Всё, всё похоже на кошмар впечатлительного ребёнка.
Шагнув на линию, тянущуюся параллельно металлическим балкам, поторопились дальше. Внизу доразваливались некогда потрясающие сознание постройки. Тогда я понял, почему именно такой маршрут избрал осьминогоголовый. Через те преграды мне бы не удалось перелезть, да и под ними тоже. А если бы и вышло, то подобное потребовало бы слишком много времени и усилий. А вместе с другими голодными плотоядными помехами нельзя и надеяться на везение. Вдруг удача в этом мире обрела иные свойства, или же вообще вывернулась наизнанку. С учётом происходящего торжества пренебрежения к самому понятию «жизнь» — так оно и было.
Внизу под нами защитники выстроили прочные оборонительные сооружения, поставили лагерь. Уж не знаю поможет ли, но выглядит надёжно. Там разгорался костер, вокруг него собрались «вороноликие» в чёрных накидках. Закрыв лица чёрными масками, смотрели на огромного пса с человеческими чертами, который медленно обугливался, будучи подвешенным к треугольнику из трубок. Вонь паленой шерсти добралась и до меня, несмотря на дождь и прочие запахи. Думаю, зверь умертвил кого-то из их собратьев, а масками они только подчёркивали своё отношения к произошедшему акту возмездия. Одним слово: брезговали. Брезговали пускать в лёгкие этот смрад.
Костер немного освещал переноски, на них лежали раненые, а лекари перевязывали их, лекарствами облегчали боль и боролись с заражением. Слышу скрежет пилы, слышу ампутацию, а криков нет. Воин храбро сдерживал боль, не позволял ей охватить себя.
Возле пострадавших была и отличная от остальных особа одетая в чёрное и белое. Она манерно держала в руке корзинку с цветами, дарила их пострадавшим. Видимо, какой-то обычай, или же невинное желание хоть как-то поддержать воинов, избавить их от мук и печали.
Примерно четверть лиги позади. Площадь внизу стала винно-волнующим озером. На поверхности тот самый стрелок, но уже в вороньей накидке поверх плаща. Вокруг из алой грязи тянутся порождения здешнего нарушения порядка. Те совсем не выглядят пугающими, а наоборот. Их плачь и перепуганные судорожные колыхания пробуждали спящую жалость. Да, именно её, но более глубокую. К тому воину подползло нечто с маленькими ручками и ножками. «Очередное отродье», — подумал я. Безымянный защитник «огонька» бытия поднял его, словно дитя, и передал сухощавой тени, сотканной из терния. Так увидели мои глаза. Терновое унесло того что меньше, при этом перебирало разделёнными на части пальцами — убаюкивало.
