Грегор пришёл в себя на подземных тропах. Шея болела так, как если бы в неё залили горящее битое стекло. Кана отпустила шприц и сразу похромала к обувщику, тот лежал совсем рядом, прижимался лопатками к стене. Зельевар обрабатывала рану средствами из поясной сумки. У того по локоть не было руки, её оторвало, откусили. Она старательно кружила перевязочной тканью, не обращая внимания на собственное состояние. На её лице также остался отпечаток прошедшего сражения — щеки попросту не было, только одна большая рваная рана. Вернувшийся в сознание смотрел на них, пустота обволакивала его глаза, даже мысли покинули свою обитель.

— Они вообще были? — прошептал Г.

Двое услышали это, с трудом, но подошли к нему. Сев рядом, положили ладони на грязную рубашку.

— Не знаю, — сказал Полурукий. — Выясним это позже. А сейчас… если попытаешься извиниться, пну тебя и сломаю нос.

— Угостишь нас вином и в расчёте, — произнесла Кана. — Но только если обыграешь нас кардонт.

Продолжая движение по одной из вен кровеносной системы Государства Вентраль, хотя признаюсь, мне больше по душе иной вариант произношения, мы разыскиваем Рефлект. Полагаю, один из крупнейших или, как минимум, один из самых известных. Пепельные болота считаются не более чем краем устного народного творчества, находящегося в тени не всегда обоснованных страхов. Однако для меня — это секрет, которой следует раскрыть. Полученные ответы могут быть полезны и расширят границы понимания нашего мира. Разогнав мрак неведения, быть может, научимся чему-то новому, что послужит во благо. Ведь когда-то и пересечение морей — было наивной фантазией. Но больший интерес порождают знания о катастрофах и способах их избежать.

Мы давно съехали с большой дороги — Связующего тракта. После присоединения Оринга к войне, на нём развелось уж слишком много солдат Серекарда. Поэтому нашему экипажу путь по нему заказан.

Раньше по этой артерии циркулировали повозки торговцев, наполненные тем, что могло сойти за товары разной ценности. Перекупщики понимали всю привлекательность незащищенных побрякушек и других изделий, поэтому для защиты от налётчиков нанимали сопровождение. Насколько мне известно, проблем с наймом почти никогда не было. Как только пробегался слух или был слышен звон монет, добровольцы появлялись сами по себе. Подобная охрана гарантировала целостность и безопасность содержимого транспортного средства, как горностай гарантировал безопасность гуляющим без присмотра гусям. Обманы и угрозы всегда имели место, так как человеческая изобретательность в этом деле не имела, и не будет иметь, себе равных. Ещё по тем же путям бродили странствующие ремесленники, ходили от одного поселения к другому в поисках знаний для улучшения своих навыков. Когда подбирали подмастерье для обучения и передачи умений, то тайно уводили тех из родных мест. Особенно часто мне попадались слухи про так называемых портных. Те своими словесными набросками красивых нарядов очаровывали молодых девушек, да и не только девушек. Сладкими речами вышивали в воображении картину лучшей жизни, ага, к которой можно прийти лишь в платье с драпировками на юбке или же в жилете с нужным количеством правильных пуговиц. Анстарйовая прячется в мелочах, вроде так говорят. Применив подобные элементы гардероба, останется только повернуть за угол. И вот оно! Жизнь выпустит праздничное конфетти, радостно поприветствует гостей. Очарованные красотой и простотой рецепта счастья, те просто пропадали уже через день. Их больше никто не видел, а любые поиски приводили лишь к обнаружению рваных клочков ткани, свисавших на сухих ветвях кустарников близлежащих лесов у порога Межутковых земель.

Через хитросплетения венозных дорог и тропинок в большие города попадали разношёрстные скоморохи и иные ораторы, так называемые лимн-ы. Особенно отчётливо они проявляли себя в канун праздников или каких-либо других значимых, или менее значимых событий. На которых за протекцию и плату хозяев земель, те могли в полной мере продемонстрировать свой талант. Потоки вязких слов, достигая одиноких (даже в толпе) ушей, трансформировали неудобное в удобное. Ловким жонглированием подменяли и выворачивали понятия, тем самым стелили солому для необходимых мыслей. Неумелые же жонглёры, в лучшем для них случае, полностью терялись в шумности события и утопали в спиртном забвении. А в худшем случае люди изобличали лживых кукловодов, пытающихся дёргать за ниточки; иногда с неизвестными благими намерениями. Но кого это интересует? Не успевших скрыться терзала бурлящая толпа, превознося тех, кто просто оказался хитрее.

Разворачивая ветхий манускрипт, вглядываюсь в каждую букву моего перевода. Для сравнения посматриваю на текст оригинала. В нём написано:

Мы в походе и пробираемся через болото. У нас закончилась провизия. Некоторые сходят с ума. Я вижу это в их глазах. Те кому удалось сохранить малую ясность рассудка… Курган… Неужели нам удалось отыскать сприггана? Её древесный сок на вкус, как уголь, но одной капли мне хватило, чтобы утолить голод. Это спасло нас — спасёт и остальных.

(судя по описанию…у сприггана имелись черты женской особи)

Это фрагмент записей из дневника основателя нашей Академии. Сам дневник хранится в архиве. Мне с трудом удалась до него добраться, чтобы урвать свою часть пирога. Его берегут… ведь ОСНОВАТЕЛЬ как-никак. Согласно истории, «наш» Баннерет Ридог отправился на поиски лесного духа, что источает питательный сок, для спасения Оренктон от голода, пришедшего то ли из-за долгой зимы, то ли из-за неурожая. Очень много неопределенностей в этом дневнике, потому что времени нет дела до значимости той или иной рукописи. Оно сделало манускрипт дряхлым, а безалаберные пальцы проделали в нём дыры. Однако в этих огрызках я нашёл подсказки, которые повели нас к следующему месту, где могли быть Пепельные болота.

Посещенные нами развалины находились совсем неподалёку от Топи утопца — давно всеми забытое место. От такой вони сам Донный бог упал бы в обморок. Не встретив никакой водной нежити, добрались до кургана. Он совсем разрушился; и напомнил мне умирающего старика. Будь он реален, то громко вопил бы, стараясь вернуть на привычное место свои прорезавшиеся сквозь кожу рёбра. Его дугообразные сломанные кости распустились цветком, чтобы обнажить сердце, выстроенное гордыми воинами. Курган как-никак. Тогда я понял — жестокие, но справедливые пчёлы времени уже давно собрали нектар своевременности; эти руины погружаются на дно забвения, где превратятся в чью-нибудь сокровенную фантазию или же сон.

Там мы не нашли искомый Рефлект, но сумели отыскать нечто интересное, когда расчистили завал. Под ним была ляда. Открыли её и увидели лестницу, ведущую вниз. Вооружившись факелами, спустились во тьму. Тогда моя ученица едва не упала из-за прогнившей деревяшки. Мы попали в ритуальную комнату. По крайней мере, обгоревший идол, который рассыпался после лёгкого прикосновения, указал именно на это. Вокруг валялись мужские браслеты, мечи и парочка пил. Всё покрывал слой костной пыли. На стене были рисунки, изображали акт каннибализма. А когда я разглядел, что там растут морочащие сознание грибы с труднопроизносимым названием, то всё встало на свои места.

Баннерет не находил никакого сприггана, а если и находил, то только после того, как решил утолить голод этими грибами. Скорее всего, все его соратники сделали то же самое. И результат известен, если верить настенным каракулям, состоящих из палочек и кружков. У кого-то может возникнуть вопрос: «А как тогда безымянный Баннерет спас город от голода?». — Скорее всего, пережив танцы галлюцинаций, он вместе с другими выжившими отправился на юг, чтобы закупить там провизию. После чего вернулся в Оренктон и рассказал свою историю, подкрепив её поддельными записями в дневнике. Но это моя версия — уверен, что есть и другие. Ведь идолопоклонники не появляются сами по себе, особенно в таких количествах. О времена! О нравы!