Набав Днах не отводил взгляд от поплавка, выжидал.

— Многое в жизни повторяется, — сказал он. — Условия происходящего могут отличаться, как внешний облик людей. Один повыше, другой пониже. У кого-то нос курносы, а у кого-то — картошкой. И прочее. Но набор органов внутри одинаков.

— Вот почему Вороны собирают монеты, хотят помешать повторению судьбы Рэвиндитрэ…

— Онрев. По их мнению — это шанс. Потому так рьяно хватаются за него. Но а что…если всё бессмысленно и смысла сопротивляться попросту нет? Враг слишком силён. Поэтому…почему бы тебе, мой друг, не сесть рядом? Насладись моментом своей скоротечной жизни. Может… поймаем здоровенную рыбину.

Ни о чём не думая, принял его предложение. Моя удочка стала другой. Практически невозможно в полной мере передать те ощущения, которые пробегались по моим пальцам, когда держал её. Она не казалось живой, а была такой на самом деле. Даже дышала. Вздох…выдох.

— У тебя ещё много вопросов. Я знаю об этом, вижу их, — заговорил он. — Предлагаю ограничиться двумя парами.

— Хорошо, — согласился я. — Гарганрюэль…что оно такое?

— Астрологи считают его своим богом, который всегда был в бездне Озера Мундус. Как по мне, он — всего-навсего другая форма жизни, что отличается от известных нам. Отличия колоссальны. Гарганрюэль — кит, а люди — планктон. Думаю, такое сравнение имеет место быть.

Мы с «невозможным рыбаком» сидели и, посматривая на поплавки, наблюдали за битвами, проходящими прямо на поверхности Глухого моря. Защитники Рэвиндитрэ до последнего сражались против глубочайшего отчаяния в своём последнем бою, уходя в закат своих времён. Видя всё это, находил подтверждения неминуемой гибели беспримерного героизма в ошмётках себе подобных. Видения дребезжащим смехом приоткрывали занавес, показывали вселенскую западню, что обрекала жизнь на встречу с уродливой участью.

— А те деревья? Мы же видели, как они вырастали из мёртвых…

— Для существа, которое одним своим существованием выворачивает время как скатерть, в этом фокусе нет ничего сложного. Таким образом укрывал следы своего пиршества. Жующие ветви и корни перемалывали всё неживое, чтобы никто не мог найти и намёка на гибель цивилизации. Сокрытие мёртвых — часть замысла. Но, разумеется, не все деревья появились таким же образом…

Послушав его, моя голова возомнила себя треснувшим орехом.

— Ещё два, значит, — проговорил я, смотря на гигантские грибы из огня и дыма, что появлялись из Глухого моря. — Старьёвщик сказал мне про чудика, который срывал листовки. Это был ты?

— Кто знает. Чудиками полнится мир, — протрещал Набав Днах. — Что-то твои вопросы обмельчали. Но я понимаю. И уже слышу четвёртый…

У меня начало клевать, и, немного подождав, потянул на себя. На крючке ничего не оказалось, но капли, падающие с него, нарисовали перед обратной стороной глаз нечто невообразимое. На самом дне под водой кто-то плакал в окружении ярких, танцующих огней. Некоторые из них выпускали в стороны обжигающие языки зелёного цвета.

— Скажи мне, я безумен?

— Да. Моя восковая стена помогла. И всё же твой разум разрушается, но ты ещё не сдался окончательно. Всё ещё сопротивляешься, не хватает лишь одной маленькой капли. Эта капля необходима, чтобы мы оба сдержали обещание. Такова наша роль. Очень важная роль… для всех… А теперь пора перешагнуть черту и дать всем шанс… Спасибо…

Я молча смотрел на него. Ни одно слово не могло выбраться из моего рта, как ягнёнок из бездонного колодца. Вдруг меня захватила тьма, а в уши водой потекли журчащие голоса…

По странному стечению обстоятельств я оказался на скамье рядом с закрытой Оренктонской Библиотекой. В голове клубился туман, прятал в себе всё то, что происходило после причала. Находясь рядом с местом, пропитанным не только дурной славой, но, возможно, и гнетущей аурой, ловил на себе взгляды редких прохожих. Ещё за мной наблюдали из окон дома напротив. Всем жителям помогли переселиться. Всё из-за того «свистящего» инцидента, там никого не должно было быть. И всё же были. Люди похожие на улыбающихся кукол, или же куклы похожие на улыбающихся людей, смотрели на меня. Видят желанный трофей? \не знаю. Во всяком случае, возникало именно такое ощущение. Меня это нисколько не беспокоило — едва ли мог придать значение хоть чему-то. Попытавшись нырнуть в свои воспоминания о последних событиях, неожиданно для себя обнаружил, что о продолжительности моего пребывания в бессознательном состоянии остается лишь гадать. Никак не пробиться через лёд, утопая в обжигающей реке под ним.

— Ладно, хоть сам туда не прыгнул, — тихо произнёс себе под нос, вспомнив о том месте рядом с причалом, в котором пропала лодка; пропала как драгоценность в шляпе уличного глухого фокусника.

— Вот мы снова встретились, мальчик, — пропел знакомый голос.

— Тебя не может здесь быть. Ты всего лишь шум обрушения больного разума. Меня не обманешь…

Медиум Астрологов сел рядом со мной на скамью.

— Не возражаешь? — спросил он почти по-соседски. — Надеюсь, утихомирил свою ярость. Последняя наша встреча закончилась для меня не самым лучшим образом. Тогда в Доме заботы… ты носился по стенам и потолкам коридоров, выжимал всякого, кто попадал в поле твоего зрения. Настоящее первобытное неистовство.

— Не лучшим образом? Набав Днах съел твою голову…

— Он проглотил содержимое, а не коробку. Но я понимаю. У вас обоих неостановимая тяга к головам. Вероятно, в этом есть и моя заслуга. Это же я нашёл предателя в рядах Астрологов. Твоя сиделка…как её там звали? На языке почему-то крутится суфла, суфле…

— Флан.

— Точно! Заботливая Флан, что читала тебе книжки. Её любовь не знала границ, она оберегала тебя как своё родное дитя. Хоть её приставили совсем не для этого. Сейчас такая самоотверженность выглядит… не знаю…мило? Впрочем, её любовь не более чем иллюзия, которую подсовывает эгоизм.

— Ты убил её.

— Я? Да что ты, я этого не делал. А вот палач — да, — проговорил Медиум Сагитару. — И вообще, скажи мне, дружочек-пирожочек с моллюсковой начинкой, разве лишение жизни предателей… это не само собой разумеющееся? Не думаю, что ваш Бургомистр, разговаривая с изменниками, наливает им кружечку чая и начинает вежливую беседу, после которой дарит благодарственный мешок золота и отпускает в свободное плавание. Хотя… признаюсь, отрубить её голову и всучить тебе в руки — это было чуть-чуть лишним.

— Я убью тебя ещё раз. Но уже насовсем…

— И как ты себе это представляешь? Раскроишь себе черепушку об стену? Не лучшая идея. Могу предложить тебе другой путь, Донный бог. Тогда и сдержишь обещание, и избавишься от меня. Все будут довольны. Ну, кроме содержимого твоей сумки. Там уже ничего не поможет. Чего ты так кровожадно смотришь? Хоть я не вижу выражения твоего лица под этим балахоном, но знаю какое оно. Лучше бы не бесился, а дал ей подышать.

— Не понимаю, о чём ты говоришь…

— Бессмысленно прикидываться табуреткой. Доставай. Я настаиваю. Иначе не увидишь Каду.

Из всех его слов я услышал только одно последнее. Рука сама нырнула в сумку, с которой не расставался даже на Пепельных болотах.

— Вот теперь-то точно оно самое. В Доме заботы ты был мелким чудовищем с её головой в руке, а сейчас стал взрослым чудовищем с черепом. Как не крути, осьминог не вырастит в кашалота.

— Где она? — спросил я голосом утопающего, держа в руке частичку прошлого.

— О! А тот фокус со щупальцами, ты его освоил в совершенстве? Ну разумеется, всегда находил тех, кто не по своей воле помогал тебе быть в тонусе. Помнишь же звонаря в церкви? Ох, сколько сил ушло, чтобы вытащить его от туда. Но всё равно прикончил моего бывшего слугу, добился своего. Молодец, за такую услугу тебе моя благодарность. Я сам занялся этим, если б мог. Трус сбежал, его было необходимо наказать. Так что повторюсь… благодарю за услугу, — весело проговорил Сагитару и, покрутив кистью, надменно поклонился. — Кстати, мне тут подумалось, что твои мысли текут так, будто книгу пишешь. Оно и понятно, столько раз перечитывал «Путник глубин», что текст оставил след в твоём мозге, проделал борозду, в которую затекают мысли и принимают известную форму. Вот тебе результат одержимости одним произведением. И да, про след и борозду… это не в буквальном смысле. Или же?