— Отвечай на вопрос, — не сдержав шёпот, схватил Медиума за горло, но рука прошла насквозь.

— Терпение, безумец. За звонаря я тебя поблагодарил, но за остальных не стану. Ты обесценил их труд своим вмешательством. Прости, своей охотой на них. Они долго готовились, чтобы научиться быть похожими на сказителей. Таковым было их желание и долг. И вот он ты… появился такой с детской травмой и давай убивать их. Нет, не убивать — пытать, мучить, низводить их значимость до уровня половой тряпки. А может, у них были причины стать Астрологами? Может, они искренне верили, что действуют во имя всеобщего блага? Может они тоже читали кому-то книги, любили, заботились. Но тебя это не заботит, да и не будет. Иначе ты не хранил бы её голову, а похоронил бы, отдав почести и проявив уважение. Если не она, у нас всё получилось бы. Следуя всем процедурам и принимая все лекарства, которые тебе давали, сам отдал бы мне поводок. Цель была так близка, но нет. Маленький человечек всё перевернул, как крошечный камень опрокидывает едущий по дороге дилижанс.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Не знаю, сноходец. Если скажу, что свежий воздух развязывает мне язык — то слукавлю. Я уже говорил про другой путь. Вот готовлю тебя к нему.

— Обойдусь без твоей помощи, Медиум. Ты фанатик, из-за тебя столько людей погибло. Только из-за действий твоих безумных последователей тебя можно убивать сотню раз, а потом ещё… и ещё. И этого будет мало, потому что Оренктон всего лишь один город, а сколько таких было в общем счёте?

— Безумных последователей? Разве можно назвать безумцем брошенного ребёнка, который жаждет увидеть своего отца? Не соглашусь. Ну, в отдельно взятых случаях безумие вполне возможно, но само желание…естественно. К тому же… ты отлавливал ложных сказителей, да ещё и уста на них натравил, который совсем не тот… кем его считают. Да, эти приверженцы ума — Астрономы Бариона, везде пролезут, чтобы надломить нашу веру, веру Астрологов в любовь далёких огней…

— Исзм один из Астрономов? — задал я вопрос. Медиум не обратил никакого внимания.

— Так вот, обзавёлся союзником и давай убивать тех, кто предупреждал о надвигающейся опасности, предупреждал о Хоре. Или ты убьёшь всякого, кто принесёт тебе нехорошую новость? Как-то по варварски.

— Я был в Рэвиндитрэ, видел там Хора. Он сражался на стороне людей! И Вороны были там…

— Да, был. Но почему забываешь появление Старой войны? — эхо прошлого задало вопрос, и из-за угла позади раздался длительный скрип утомлённой временем древесины, а после его сменил глухой удар. — Кажется, ты готов. Однако. Однако! Нужно ещё кое-что сделать. Вот возьми…

— Откуда у тебя мой огор?

— Бери-бери. Самое интересное впереди.

Нельзя оставлять моё оружие у него, потому забрал его, выдернул из загребущих лап.

— У всего есть своё место. Оружие вернулось на пояс… Там и должно быть.

Медиум коварно заулыбался, а потом стал каким-то грустным. Но только лишь на миг. Видимо заметил моё наблюдение.

— Верно, — согласился не первый Сагитару. — Теперь покажи мне магию. Верни пулю в ножны.

Правая рука сама по себе выставилась в сторону. В ней — костяная шкатулка, её череп. А левая наставила огневое оружие к виску, к моему же виску. Указательный не дрожит, не сомневается. Нажимает на крючок….

Ничего не произошло. Жмёт ещё раз. Ничего.

— Молодец, — похвалил он печально. — Я был рад смотреть на то, как ты растешь. Рад быть с тобой в одном мире. А теперь… поторопись. Не заставляй ждать…верни её, пока не передумал, — томно проговорил Медиум.

Сладкий запах звал к себе. Ноги сами понесли меня к его источнику.

Заглянув за место схождения двух стен, увидел: одна из досок, которыми заколачивали окна книгохранилища, отвалилась и рухнула на брусчатку. Должно быть, гвоздь совсем проржавел или древесина от сырости прогнила. Осторожно подошёл к открывшейся бреши в футляре хранилища знаний. Окно стало раной, что открывала вид на накрытые мраком внутренности библиотеки. Видел не много, но кое-что возле стеллажа меня заинтересовало, а именно предмет, смахивающий на мою лодку. Нет, это абсолютно точно была она, узнаю её среди бесчисленного множества копий. Каким образом она там оказалась? Чтобы в очередной раз убедиться в подлинности всматривался в её линии. Долго не смог, ибо из моих глазных колодцев полезла острая боль. Она билась внутри них, выбиралась наружу. Спустя миг удалось преодолеть эти ощущения. Оторвав ещё одну деревяшку, сразу протиснулся в проём. Слегка оцарапал предплечье об ржавый гвоздь, кровотечение сильнее ожидаемого. Осторожно приблизился к своей лодке, стараясь избежать случайного скрипа половицы. А то они постоянно кряхтят, трубят горном в тишине, рушат осторожные планы. Потеря найдена, теперь дело за малым — её оставалось всего лишь вынести наружу. Ага, всего лишь…

Когда струйка тёплой крови добежала до остатка безымянного пальца, то не остановилась — продолжила течь до самого несуществующего ногтя. Миновав путь по невидимому мосту, поток останавливался на самом краю конечности, как если бы размышлял о прыжке. Выбор сделан — тёмно-красные капли устремились вниз. Прикасаясь к полу, разлетались на меньшие версии себя.

Что-то поселилось во мраке внутренностей бочковидной постройки. Неизвестное выдавало своё скрытое присутствие морозными прикосновениями к затылку и левой части лица. Свисток всё ещё при мне, и он задрожал в кармане моего жилета. В потёмках начало слышаться дыхание. Тёмные волны накрывали сознание, вырисовывали рваные контуры стволов и тонких ветвей. Отголоски событий медленно прорастали из пола, протягиваясь между рядов полок с несколькими ярусами. Досчитав до десяти, уже почти отчётливо видел пустые деревья, что с каждым мгновением наполнялись ненастоящей жизнью. После всех тех видений, мне стало сложно отличить не только жизнь от смерти, но и правдоподобную злую шутку разума от уродливой и подозрительной действительности. Я усомнился в существовании разницы между ними, потому что неосязаемое также порождало чувства, могло провести через подлинные муки и даже убить.

Собравшись уходить как можно скорее, протянул руки к лодке — они прошли сквозь. Морок дымом растворился в воздухе. Попытки удержать его не увенчались успехом. Исчезла, опять. И море уже не заподозрить. Желая на ощупь убедиться в увиденном, торопливо водил ладонями «по ступням» книжного стеллажа. Лодки там точно не было, но всё же продолжал, пока не перестал слышать звуки города, они оборвались резко, и загудела пустота. Тогда обернулся — не увидел того света, который проникал в книгохранилище через брешь в окне. Прикоснулся к стене, где ранее зиял проход, и он оказался закрытым чем-то склизким, дышащим.

В воздухе метелью закружило почти невыносимое зловоние. Из круговерти выпрыгивал незримый мастер пыточных дел. Бестелесный палач хватал ноздри своими проржавевшими от крови и гноя кусачками, крутил ими перегородку, и в этот же момент проталкивал их глубже, чтобы подопечный пожалел о том, что природа некогда даровала ему обоняние. Случись такое ранее, меня бы вывернуло, а сейчас даже не пытался прикрыть нос платком. Да и едва ли кусок ткани хоть как-то помог бы спастись от такого.

На втором этаже что-то грохнулось, затем настала давящая тишина, словно очутился на самом дне глубокого моря, где обитают и охотятся акулы-гоблины. Уклоняясь от порождения собственного сравнения, сделал один торопливый шаг в сторону — половица всё-таки скрипнула горном. Это не осталось без внимания. Звуки быстрых шагов устремилось к лестнице. Наверху за своей добычей побежала кровожадная толпа. Рванув к другому стеллажу, спрятался за ним. Времени в обрез, нужно срочно отыскать ведущий из библиотеки путь. Спешно и при этом плавно озираясь, ничего не нашёл, не нашёл выхода из западни. Его нигде было. Продолжать — бессмысленная трата времени, как попытка вынуть спасительный ключ из пустого кармана. Донный бог молчит. Более того, вообще не ощущаю его. Ничего не оставалось, кроме как нырнуть под письменный стол смотрителя библиотеки. Там более удачное место для того чтобы затаиться.