В самый разгар гулянки явился представитель Дома Халиод(«Живы — а потому смотрим»). Как бы тот не старался спрятаться под мантией, все без труда узнали Изма, уста Все-Создателя. Если кто-то и мог возразить против его присутствия, то молчал. А так все приняли его, ведь он тоже был там, расправлялся с врагами голыми руками. Хоть и тощий, но удар по силе сравним со стенобитным орудием. Продемонстрировал это, уложив многоконечного здоровяка с одного прямого, такая же участь настигла окружавших его пигмеев, что бормотали бессмыслицу, а именно — позЭ. Неправдоподобный представитель Дома Халиод опрокинул пару кубков, подсев к вермундам, предложил сыграть в кости или карты. Отдали предпочтение и тому, и другому; естественно, по очереди.

Много чего потом произошло. Насладившись всеми прелестями брожения, никто из них совсем не устраивал гонки, оседлав ночных тружениц, коих могли бы найти в борделе. Никто из них совсем не пытался в одних портках пробраться в портовую часть города, чтобы попробовать обогнать лодку на неподкованных кобылах. А из резиденции совсем не донеслось одиночное подобие взрыва и карканье ворон.

Случайные бессонные прохожие, оказавшиеся на площади, рассказывали, что гвардейцы всю ночь просидели в размышлениях — никакой пьянки и не было вовсе. Но всё же добавляли: если там и осушили винные бочки, то это подтвердит лишь символ, появившийся на шее у одного из празднующих. Слишком громком обсуждали этот узор.

Многие доказательства деяний глазочеев придали огню, обратили в пепел. Предметы, вызывающие необъяснимую дрожь — не только в теле, но и в разуме — перенесли на склад, главный кладовщик которого внесёт нужные записи в учётную книгу, сбережёт их до следующего решения.

Главным кладовщиком избрали одного старика. Его звали Клив, так же было и прозвище: «Два колеса». Его имя, за боевые заслуги, хорошо известно в некоторых кругах. Получив травмы во время боя с бандитами Министерства, в одной деревушке на юго-востоке, оказался преданным собственными ногами. Они отказывались слушаться, как бы ни пытался пошевелить пальцами, будто принадлежали кому-то другому. Никакие усилия не могли заставить их чувствовать, словно от живота до пят обратились в мягкий камень. Ветеран владел поразительной физической силой и скоростью, несмотря на рыхлую комплекцию. Но даже он не смог ничего сделать, когда перед ним появился громила. Тот верзила и сломал его как хворостинку, подготовленную для разжигания костра.

Когда седьмой разведывательный отряд и белперы вернули Клива в Оренктон, тот уже через несколько дней обратился к Бургомистру с просьбой о возвращении на службу. Шестипалый понимал: это невозможно, поэтому поручил Шылдману, мастеру оружейнику, соорудить кресло, а сам раздумывал о выборе подходящей должности для человека с такими способностями.

Старик обрадовался, ведь не списан со счетов. Поблагодарив за милость, дожидался готовности своих новых ног. Спустя томный вечер, рабочие мастерской принесли ему приспособление для перемещения в пространстве. Оно было идеально; и даже украшено символами, которыми в древности Первые люди отмечали храбрых воинов. Сев в седло, на морщинистом лице заблестела скромная улыбка. А как иначе? Отогнав страх быть никчемным калекой, сразу покатил на улицу. Тут помогла и сила в руках, что позволяла долго не делать остановок. Поначалу выглядел неуклюже, но после каждого круга наблюдались изменения в лучшую сторону. Во время поездки, ему, по случайности, повстречался Рэмтор. Тот на месте назначил нового главного кладовщика — «Два колеса» тут же приступил к исполнению новых обязанностей.

Острый слух и дуло мушкетона помогали отогнать редких вторженцев, чья смелость стала на одно лицо с глупостью, а учётная книга освобождала ум от необходимости держать всё в голове. Под его управлением склад превратился в непреступную крепость для тех, кто искал лёгкой наживы, используя только грубую силу.

Клив редко пересекал порог своих «владений» для выхода наружу. Но оказываясь на улице, ему часто, с желанием услышать геройскую историю о превозмогании, задавали вопрос о том, как же удалось победить грозного противника и выбраться живым. Старик отмалчивался, лишь единожды рассказал. Из того исключения выяснились некоторые подробности: в решающий миг, солдат с бледной бородой лежал в грязи, обнимаясь со жгучей болью, пока нависшая над ним груда мяса убивала своим смехом всякую надежду на выживание. По словам рассказчика, паршивый гогот был громким, давящим, но он прекратился, когда стая чёрных птиц закружилась спиралью над ними, предвкушая скорую трапезу. Последнее воспоминание выжившего хранили в себе смутные очертания гаврана, угольная клювокрылка приземлилась рядом, посмеялась и гортанно выдала одно слово: «Хор». Разумеется, ему не поверили. Слышавшие откровение не могли представить тёмную сущность из Обратной башни в роли спасителя. Правда, ни один любопытствующий не подавал вида своих сомнений, потому что знали о суеверных причудах, которые могут возникнуть перед лицом гибели; тем более при подобной травме и не такое может привидеться.

Помогая нянюшке с покупками продуктов для покорения новых вкусовых вершин, Микгриб наведался в приют. Над входом двухэтажной постройки с обшарпанным фасадом весела табличка с надписью «Косвиш». Некоторые поговаривали, имя для этого дома подсказала спелая вишня, а точнее её косточка. Никто не понимал, что именно это значит, однако нашлось весьма правдоподобное объяснение. Якобы самая первая хозяйка, видящая в детях смысл жизнь, в своё время подавилась вишней, выплюнула ядрышко, и с первым глубоким вздохом на неё снизошло озарение — Косвиш. После чего в спешке выбежала из мансарды, чтобы вырезать слово на ореховой дощечке.

Нянюшка возилась на кухне. Пчёлкой летала от корзины с запасами до стола и обратно. Нарезая лук для обеденной похлёбки, мягким голосом поблагодарила:

— Спасибо за помощь ещё раз. А то иногда рук… совсем не хватает. За всеми уследи да приготовь.

— Не стоит благодарности, — кинул Микгриб.

Он с необъяснимым интересом рассматривал принесенный им мешок с картофелем, изредка поглядывая на собеседницу в чепце с одинарными рюшами.

— Ну как же? Вы служите самому Бургомистру — у вас, должно быть, много дел. А вы здесь, помогаете нам.

— Мы все служим Государству Вентраль и его людям. Глава ведёт нас по этому пути. Так что я исполняю свой долг, когда оказываю вам скромную помощь.

— Понятно. А я уже подумала, у вас есть какой-то интерес. Но ладно, всё равно не смогла бы ответить взаимностью. Ведь… всё моё внимание принадлежит этим прожорливым сорванцам. Я нужна здесь.

— Звучит так, будто вы раскрыли свои желания, — с улыбкой подметил Микгриб. Ему казалось, видит её насквозь. — Осторожнее, может случиться такое, что начнёте ненавидеть их. Никто не любит преграды, никто не любит, когда мешают жить. По крайней мере, так говорят.

— Будет вам! Так говорят какие-то неправильные люди. Злобные. Кстати о злобных, вы тоже выгоняли министерских пьяниц из библиотеки? А то я помню ту ночь. Страшные были звуки.

Мысли в голове закружились в хороводе. Размышления о пепельном успокоительном не давали покоя.

— Было дело. Только вот…там были сектанты, Астрологи. Кстати, помните то самое дело, которое раскрыл Деран? Так вот в библиотеке обнаружил кое-что интересное. Появление того сборища людоедов… за ним стояли… именно звездочёты. Так что мы вырвали корень подчистую.

— А я слышала истории о вашем отце. Он гордился бы вами, — с грустью озвучила рыжеволосая. — Кончина такого смелого и честного человека — утрата для всех оренктонцев. Да что уж там — для всего Оринга. И спасибо лично от меня. Теперь-то будет поспокойнее. А то одна мысль о тех извергах лишала сна.

— Ага, онудавился бы от зависти.

— Что простите? Я не расслышала. Посуда такая звонкая.

Постарался побыстрее сменить тему.

— Всегда пожалуйста. А как твои подопечные проводят свободное время? Как развлекаются?