Пиетро Медичи всего чаще бывал у своей единственной дочери, которая жила с мужем в изящной вилле, окружённой садами и построенной на откосе холма, откуда открывался живописный вид на город и извилины реки Арно. Роскошные поля, обилие овощей, прекрасные фруктовые деревья и виноградники свидетельствовали о плодородии почвы и заботливости хозяина. Цветник перед домом представлял подобие рая в миниатюре; кроме дорогих тропических растений здесь была масса всевозможных цветов, которые приятно поражали глаз зрителя великолепием и богатством красок. Пиетро Медичи просиживал целые часы близ этого дома под тенистыми платанами, глядя на родной город, раскинувшийся в долине, и любуясь красотой дочери и играми её детей. В эти минуты полного блаженства он переносился мысленно в другой, волшебный мир, свободный от честолюбивых стремлений, зависти, борьбы и разрушения.
Пиетро Медичи только на несколько лет пережил своего отца. С его смертью народ перенёс свою преданность на его сыновей, или, вернее сказать, та часть народа, которая, признавая господство дома Медичи, считала естественным, чтобы управление республикой перешло в руки внуков великого Козимо. Но если многое прощалось Пиетро ввиду его слабого здоровья, то сыновья его не могли рассчитывать на подобную снисходительность и при своей молодости и неосмотрительности легко должны были навлечь на себя неудовольствие флорентийцев. Лоренцо и Джулиано, сыновья богатого торгового магната, воспитанные как принцы крови, обладали всеми внешними преимуществами, но до сих пор не успели проявить никаких личных достоинств, которые могли бы служить для народа верным залогом безопасной будущности.
Но Лоренцо, сознавая затруднительность своего положения, с первых же дней управления проявил осмотрительность, которой никто не ожидал от него. Он немедленно распорядился, чтобы друзья отца, и среди них Томмазо Содерини и Андреа Пацци, которые во время его болезни заведовали делами правления, остались при своих должностях. Этими и другими благоразумными мерами Лоренцо в короткое время настолько расположил к себе народ, что последний беспрекословно согласился признать обоих братьев Медичи наследниками власти отца и деда. Но старшие члены других знатных фамилий с негодованием отнеслись к этому событию и решили употребить все усилия, чтобы не допустить первенства молодых Медичи.
До сих пор ничто не нарушало счастливой семейной жизни Гуильельмо Пацци и Бианки Медичи. Красота Бианки носила тот задумчивый характер, который так часто встречается на юге; мягкий блеск её больших тёмных глаз гармонировал с кротким выражением благородного лица. Оба супруга почти безвыездно жили в своём богатом поместье, приносившем большой доход благодаря Гуильельмо Пацци, который с ранних лет чувствовал особенную склонность к сельскому хозяйству. Он постоянно делал различные полезные нововведения в обработке полей, улучшил породу скота и лошадей, развёл деревья, устроил водопроводы, так что каждый день приносил свои хлопоты и требовал от него усиленной физической и умственной работы. Бианка заведовала домашним хозяйством и по мере сил помогала своему мужу, насколько позволяли заботы о детях.
Жизнь супругов в течение всех шести лет не была омрачена ни малейшей тенью раздора. Гуильельмо Пацци всегда неохотно выезжал из дому и особенно избегал продолжительных отлучек. Тем не менее Бианка была очень удивлена, когда в одно воскресенье он объявил ей, что останется дома, хотя в этот день ему необходимо было присутствовать при торжественной обедне в соборе, где должны были собраться члены совета и представители знатнейших фамилий города.
Дело шло о вступлении в должность кардинала Риарио, недавно назначенного архиепископом во Флоренцию, который по этому случаю должен был служить обедню совместно с высшим духовенством города, после чего он намеревался дать роскошный пир, подобно тому как он делал это в других итальянских городах. Каждый осуждал светский блеск, который был расточаем на этих празднествах, но никто не хотел лишить себя удовольствия участвовать в них. Риарио был родственником папы Сикста IV, который возбудил против себя общее неудовольствие, потому что отдавал самые доходные церковные места своим ближайшим родственникам и наделял их богатыми поместьями. Так, например, он возвёл племянника Риарио, простого францисканского монаха, в звание кардинала святого престола и назначил патриархом константинопольским и архиепископом флорентийским. Двадцатишестилетний Риарио скоро освоился со своей новой ролью и в короткое время настолько прославился расточительностью и великолепием своего дома, что о нём заговорили не только в Риме, но и во всей Италии. После целого ряда блистательных пиров, данных им в своём римском дворце, Риарио отправился с многочисленной свитой во Флоренцию, чтобы вступить в свою должность архиепископа.
Риарио в это утро служил литургию, так что отсутствие Пацци, представителя одной из первых флорентийских фамилий, не могло пройти незамеченным. Сначала Бианка думала, что муж её забыл о предстоящем торжестве, и сочла своим долгом напомнить ему об этом; но, получив вторичный и ещё более решительный отказ, приняла это за доказательство его полнейшего равнодушия ко всему, что выходило за рамки тесного круга домашней жизни. Ввиду этого она стала настойчивее прежнего уговаривать его отправиться в собор.
— Я знаю, — сказала она, — что большинству наших господ не особенно приятно, что им придётся нести шлейф тщеславного Риарио при сегодняшнем празднестве. Вероятно, мои братья тяготятся этим более, чем кто-нибудь; но я убеждена, что они подавят свою гордость ввиду их общественного положения.
— Поверь, что не гордость удерживает меня! — возразил Гуильельмо Пацци. — Я даже не считаю особенной жертвой с моей стороны оказать такую ничтожную почесть новому архиепископу, несмотря на его нелепое тщеславие. Всё дело в том, что я не вижу в этом никакой надобности, так как никто не заметит моего отсутствия.
Хотя Бианка не имела повода сомневаться в правдивости этого объяснения, но она не удовлетворилась им.
— Я, напротив того, убеждена, — сказала она, — что при сегодняшнем торжестве твоё отсутствие неизбежно обратит на себя общее внимание.
— Ты ошибаешься, — возразил с раздражением Гуильельмо Пацци, — наша фамилия потеряла всякое значение! Твои братья твёрдо встали на ноги с тех пор, как смерть моего отца избавила их от опеки. Поэтому безразлично, будет ли один из Пацци в соборе или нет.
— Но там будет твой брат Франческо, который имеет банкирский дом в Риме и пользуется доверием папы, а равно и его племянника Риарио. Быть может, его присутствие будет способствовать прекращению давней вражды между твоей и моей фамилиями. Ты не был ни на одном из празднеств, которые устраивались по поводу приезда нового архиепископа, поэтому тебе неудобно пропустить сегодня литургию.
— Моя добрая, милая Бианка, — сказал Пацци, пожимая руку жене, — твоё кроткое сердце не в состоянии понять диких страстей, которые служат главной причиной наших вечных раздоров. Приезд моего брата во Флоренцию нисколько не радует меня... Не будем больше говорить об этом; Бог даст — нынешний день пройдёт так же благополучно, как и все предшествующие, и ничто не нарушит нашего тихого домашнего счастья!
Сердце Бианки сжалось при последних словах; неясное предчувствие чего-то недоброго овладело ею. Она сделала усилие, чтобы улыбнуться.
— Как ты серьёзно говоришь об этом! — сказала она и, взяв мужа за руку, подвела его к окну, выходившему в сад, из которого в туманной дали виднелась Флоренция, окружённая полями. .
— Посмотри, как хорош наш город при ярком сиянии весеннего солнца! Что навело тебя на эти печальные мысли? В последнее время я часто видела тебя грустным и задумчивым. Скажи мне, что с тобой? Быть может, брат мой Лоренцо опять затеял что-нибудь против твоих родных и честолюбие не даёт ему покоя? Неужели Флоренция будет вечно жертвой раздоров между лучшими и наиболее уважаемыми гражданами!
— Обратись с этими вопросами к твоему брату! — суров© ответил Пацци, но, видя, что Бианка молча склонила свою прекрасную головку, он нежно обнял её и поцеловал. — Жаль, что мы так рано лишились Пиетро Медичи и моего отца; при их жизни мир не был бы нарушен между обоими домами. Но где же наши дети? — добавил Пацци, чтобы переменить разговор. — Я ещё не видел их сегодня утром...
