В тот момент, когда принц Федериго Неаполитанский выехал из ворот Сан-Себастиано, французский король во главе своей армии вступил в «вечный город» через ворота Санта Мария дель Пополо.
Авангард был составлен из швейцарцев и немцев, которые шли со своими знамёнами под звуки барабанов, одежда их состояла из куртки, плотно прилегающей к телу, узких панталон такого же покроя, как у ландскнехтов, и из самых разнообразных тканей. Предводители выделялись высокими перьями на шляпах; у солдат были короткие шпаги и копья; четвёртая часть войска была вооружена алебардами, которые приходилось держать обеими руками во время битвы. Первый ряд каждого батальона был в латах, равно и предводители.
За швейцарцами шёл пятитысячный отряд гасконцев, просто одетых и вооружённых арбалетами. Хотя они были вообще ниже ростом, нежели швейцарцы, но казались такими же коренастыми и сильными. Затем следовала кавалерия, представлявшая собой цвет французского дворянства; в первых рядах ехали Марилльяк, Баярд и другие рыцари в богатых шёлковых плащах с воротниками из золотой парчи. Они были вооружены шпагами и длинными мечами. По обычаю, принятому во французской армии, у лошадей были обрезаны уши и хвосты. За каждым рыцарем следовали три лошади; на одной из них ехал паж в таком же вооружении, как и его господин; на двух других ехали конюхи. Четыреста стрелков, в числе которых было сто шотландцев, окружали короля, при котором ещё находился конвой из дворян. Последние отличались богатством одежды и на этот раз, против обыкновения, шли пешком. Рядом с его величеством шествовали кардиналы Асканио Сфорца и Юлий делла Ровере, а за ними кардиналы Колонна и Севелли. Затем следовали двое других синьоров из дома Колонна и итальянские генералы с знатнейшими французскими рыцарями.
За армией везли тридцать шесть пушек, длина и тяжесть которых приводила всех в изумление. Шествие продолжалось около шести часов и под конец приняло ещё более торжественный вид, когда вследствие наступивших сумерек зажжены были факелы.
Между тем папа удалился в замок св. Ангела. При нём находились только шесть кардиналов; все остальные присоединились к королю в надежде, что он созовёт собор и избавит церковь от папы, вся жизнь которого представляла ряд публичных скандалов. Сам Александр VI со страхом ожидал грозившего ему собора; но чем больше он тревожился за свою личную безопасность, тем менее выказывал он желание исполнить требование короля и сдать ему замок св. Ангела, так как считал его наиболее верным убежищем для своей особы. Карл VIII охотно направил бы свои пушки против замка, но приближённые умоляли его не нарушать данного слова и пощадить главу церкви.
Замок св. Ангела представлял плохое убежище для людей, привыкших к роскоши и ко всякого рода удобствам. Тем не менее здесь было несколько великолепно разукрашенных зал и достаточно комнат, чтобы приютить папу, его друзей и кардиналов. Гарнизон крепости находился под командой графа Джьованни Сфорца, который был известен своей опытностью в военном деле; помощником его был назначен молодой Чезаре Борджиа.
В настоящее время трудно представить себе верную картину нравственной распущенности, лицемерия и других пороков, господствовавших при тогдашнем папском дворе, скученном в небольших комнатах замка св. Ангела, бывшего некогда гробницей римского императора Адриана. Из приближённых папы сравнительно лучше всех чувствовали себя в новом положении молодые супруги: граф Джьованни Сфорца и Лукреция Борджиа.
Граф Джьованни принадлежал к младшей ветви дома Сфорца и достиг видного положения благодаря браку с Лукрецией. При своём смелом и предприимчивом характере он мог рассчитывать на ещё более блестящую будущность; сверх того, Лукреция была молода и настолько хороша собой, что он чувствовал к ней искреннюю привязанность. Бесправие и деспотизм мужчин и распутство женщин шли тогда рука об руку при многих итальянских дворах и проявлялись в самых грубых формах. Тем не менее и здесь было немало людей, которых почти не коснулась общая испорченность нравов, чему, быть может, они были обязаны тому условию, что видели порок при дневном свете во всей его ужасающей наготе. Джьованни и Лукреция не имели тех качеств, какие по тогдашним понятиям были необходимы, чтобы заслужить репутацию выдающегося ума. Молодой граф в точности исполнял возложенные на него обязанности и чувствовал себя вполне удовлетворённым как со стороны своей семейной жизни, так и тех преимуществ, которыми он пользовался благодаря жене. Лукреция прожила счастливо целый год со своим мужем в Пезаро, вдали от блеска папского двора, довольствуясь сравнительно бедной обстановкой. Поэтому переселение в замок св. Ангела не могло особенно тяготить её, тем более что она привыкла исполнять во всём волю папы, верить в святость его признания и признавать справедливым всё, что делал и решал Александр VI.
Между тем папа сильно тяготился своим унизительным положением, в котором видел падение своего папского авторитета. Но он не терял надежды на свою счастливую звезду и рассчитывал, что свойственная ему изворотливость и на этот раз поможет ему выйти из затруднительных обстоятельств, как это бывало прежде во многих других случаях. Присутствие Адрианы Орсини и Джулии Фарнезе было для него большим утешением, тем более что он не мог жить без дамского общества. Он был вполне уверен в преданности этих двух синьор, которые теперь составляли его семью, и знал, что они чувствуют к нему такое безграничное уважение, что ничто на свете не заставит их найти что-либо дурное в его распоряжениях.
В это время сын папы, Чезаре Борджиа, зорко наблюдал за личностями, которые выступали на арену исторических событий. Соответственно своему характеру он привык смотреть на весь мир с точки зрения собственной выгоды и поэтому заранее выискивал средства, чтобы проложить себе путь к почестям и богатству с помощью предстоящей войны.
Замечательно, что ни сам папа, ни его приближённые не понимали характера Чезаре, который, впрочем, имел все внешние данные, чтобы расположить в свою пользу людей и ввести их в заблуждение. Одна Ваноцца Катанеи чувствовала инстинктивное отвращение к своему сыну и видела в нём демона, ниспосланного судьбой, чтобы наказать дом Борджиа за его преступления. Чезаре следил за своим отцом глазами Аргуса и как только замечал, что кто-нибудь заслужил милость папы, то употреблял все средства, чтобы удалить его. Папа всё более и более становился послушным орудием в руках своего сына и в глубине души трепетал перед ним, как раб перед господином.
Чезаре Борджиа отличался представительной наружностью и гигантской силой. Благодаря испанскому происхождению фамилии Борджиа в Рим внесено было много новых обычаев. Между прочим, введён был здесь и бой быков. На огороженной со всех сторон площади перед Ватиканом Чезаре убил однажды шестерых разъярённых быков, против которых он сражался верхом на лошади. Первому из них он отрубил одним ударом голову и привёл этим в удивление весь Рим. Но кроме физической силы Чезаре настолько же прославился своей необузданностью. Так, например, он возненавидел поверенного своего отца, Пиеретто, и заколол его под мантией папы, где тот искал спасения, так что кровь брызнула в лицо его святейшества.
Папа всегда обращал особое внимание на слова Чезаре, который, пользуясь этим, дал лукавый совет своему отцу пожертвовать всем, чтобы, по крайней мере в глазах света, сохранить своё папское достоинство. Вследствие этого переговоры с неприятелем приняли миролюбивый характер, и были выработаны условия, на которых решено было заключить мир. Король дал торжественное обещание обращаться с папой как с другом и союзником и поддержать всеми способами его папский авторитет, но при этом требовал сдачи важнейших крепостей и сверх того, чтобы Чезаре Борджиа в продолжение четырёх месяцев находился при французской армии в качестве заложника. Все эти условия были приняты.
Затем папа покинул замок св. Ангела и отправился в Ватикан, где король Карл VIII должен был предстать перед священным главой церкви.
