— Да ладно тебе, — отозвался Дэнни.

— Глядишь, превратим тебя в профсоюзного деятеля.

— Вот уж вряд ли.

Стив в третий раз хлопнул его по плечу и повел со всеми знакомить. Дэнни шапочно знал примерно половину присутствующих: они так или иначе пересекались по службе. Казалось, при Стиве им всем немного не по себе. Как будто неудачи заразны, точно грипп. Дэнни видел все это по их лицам, когда они жали Стиву руку: они предпочли бы, чтобы он умер. Смерть создает иллюзию героизма. Увечье же обращает эту иллюзию в зловонный дым.

Глава БК, рядовой патрульный по имени Марк Дентон, прошагал к сцене. Это был высокий человек, ростом с Дэнни, тощий как палка, с зализанными назад черными волосами, с белой кожей, гладкой и лоснящейся, точно фортепианные клавиши.

Дэнни и остальные заняли свои места, а Марк Дентон вышел на трибуну и улыбнулся в зал:

— Мэр Питерс отменил встречу, которую мы назначали на конец недели.

В зале недовольно загалдели, раздалось несколько свистков.

Дентон успокаивающе поднял ладонь:

— Ходят слухи о забастовке трамвайных работников, и мэр полагает, что сейчас это более насущная проблема. Придется нам встать в конец очереди.

— Может, нам тоже забастовать? — послышался чей-то голос.

Глаза Дентона сверкнули.

— Мы сейчас говорим не о стачке, парни. От нас только чего-нибудь подобного и ждут. Знаете, как на этом сыграют газеты? Ты что же, и правда хочешь дать им в руки такое оружие, Тимми?

— Нет, не хочу, Марк, но какие у нас другие пути? Мы подыхаем с голодухи.

Дентон признал это, уверенно кивнув:

— Я знаю. Но даже шепотом сказать «забастовка» — это ересь, парни. Вы это знаете не хуже меня. Сейчас лучший шанс для нас — притвориться терпеливыми и пойти на переговоры с Сэмюэлом Гомперсом и АФТ.

— А они правда затеваются? — спросил кто-то за спиной Дэнни.

Дентон кивнул:

— Вообще-то, я планировал вынести это предложение на голосование попозже, но зачем ждать? — Он пожал плечами. — Все, кто поддерживает идею начать переговоры о вступлении БК в Американскую федерацию труда, скажите «да».

Дэнни почувствовал это — почти осязаемое вскипание крови во всем зале, некий коллективный порыв. Он не мог отрицать, что и в нем кровь вскипела. Вступить в самый могущественный профсоюз страны! Бог ты мой.

— Да! — хором выкрикнули собравшиеся.

— Кто против?

Молчание.

— Предложение принято, — заключил Дентон.

Возможно ли? Ни одно полицейское управление в стране до сих пор не сумело такое провернуть. Вдруг они будут первыми, у кого получится? И тогда они смогут в буквальном смысле изменить ход истории.

Дэнни напомнил себе, что он-то во всем этом не участвует. Потому что это — просто шутки, детские игры. Сборище наивных людей, чересчур драматизирующих ситуацию и считающих, что разговорами удастся изменить мир. Так не делается, хотел сказать им Дэнни. Нет, делается совсем по-другому.

После Дентона на сцену выступили копы, переболевшие гриппом. Они называли себя счастливчиками: в отличие от других они уцелели. Из двадцати поднявшихся на сцену двенадцать уже вернулись к несению службы. Но восемь уже никогда не вернутся. Дэнни опустил глаза, когда к трибуне подошел Стив. Всего два месяца назад Стив распевал в квартете, а теперь двух слов не мог связать. Он то и дело заикался. Он просил не забывать его и других. Просил помнить, что они — братья и друзья.

Вместе с девятнадцатью остальными выжившими он покинул сцену под громкие аплодисменты.

Одни толпились возле электрических кофейников, другие передавали по кругу фляжку. Дэнни скоро понял, на какие главные группы делятся завсегдатаи клуба. Тут были Говоруны — громогласные, как Ропер из 7-го участка, так и сыпавший цифрами, а потом ввязавшийся в какую-то терминологическую дискуссию на повышенных тонах. Тут были Большевики и Социалисты, например Куган из 13-го участка или Шоу, служивший при штаб-квартире управления и занимавшийся исполнением выданных ею ордеров; эти являли собой копию радикалов и иже с ними, чьи работы Дэнни штудировал в последнее время: в арсенале — сплошь модная риторика, что ни фраза — то бессмысленный лозунг. Тут были Эмоционалы, такие как Хэннити из 11-го участка, чьи глаза всегда увлажнялись, когда он слышал слова «братство» или «справедливость». Таким образом, по большей части все они были, как выражался старый отец Туи, учитель английского в школе у Дэнни, «трепаться умелы, да не делать дело».

Но были тут и такие, как Дон Слэттерли, детектив из отдела краж, или Кевин Макрей, рядовой коп из 6-го участка, или Эммет Стрэк, ветеран с двадцатипятилетним стажем из 3-го, говорили они очень мало, но за всем наблюдали и всё видели. Они двигались в толпе, роняя слова предостережения, или лаконично призывая к сдержанности, или вселяя проблески надежды, но главным образом они слушали и оценивали. Когда они отходили, оставшиеся смотрели им в спину, точно собаки вслед ушедшему хозяину. Вот на этих-то личностей и немногих им подобных, решил Дэнни, полицейскому начальству как раз и следует обратить внимание, если оно хочет предотвратить забастовку.

Когда он очутился возле кофейников, к нему вдруг подошел Марк Дентон и протянул руку:

— Сын Томми Коглина, так?

— Дэнни. — Они обменялись рукопожатиями.

— Вы были на Салютейшн во время взрыва?

Дэнни кивнул.

— Но это территория портовой полиции, — заметил Дентон, размешивая сахар.

— Просто не повезло, — объяснил Дэнни. — Взял вора у доков и как раз сдавал его на Салютейшн, а тут…

— В нашем управлении, Коглин, вас неплохо знают. Говорят, что капитан Томми не в состоянии контролировать только одно — собственного сына. Благодаря этому вы пользуетесь определенной популярностью. Возможно, нам пригодятся такие парни, как вы.

— Спасибо. Я об этом подумаю.

Дентон обшарил глазами комнату. Наклонился к нему поближе:

— Только думайте побыстрее, ладно?

Тессе нравилось отдыхать на крыльце дома, когда ее отец разъезжал, продавая свои «сильвертоны Б-12». Она курила маленькие черные сигаретки, и иногда по вечерам Дэнни сидел там вместе с ней. Было в Тессе что-то такое, что вселяло в него беспокойство. Собственные руки и ноги при ней казались ему нескладными, он словно забывал, как их правильно располагать. Они говорили о погоде, о еде, но никогда не упоминали ни о гриппе, ни о ее младенце, ни о том дне, когда Дэнни принес ее в Хеймаркетскую больницу неотложной помощи.

Вскоре они переместились с крыльца на крышу. Теперь туда уже никто не поднимался.

Он узнал, что Тессе двадцать лет. Что выросла она в сицилийской деревне под названием Альтофонте. Когда ей было шестнадцать, один могущественный человек по имени Примо Альевери увидел, как она проезжает на велосипеде мимо кафе, где он сидел со своими подручными. Он навел справки, затем устроил встречу с ее отцом. Федерико работал в их деревне учителем музыки. Его уважали за знание трех языков, только поговаривали, что он малость pazzo ,[41] ибо чересчур поздно женился. Мать Тессы скончалась, когда той было десять, и отец растил дочь один, не имея ни родственников, ни денег. Так что сговор совершили быстро.

Тесса отправилась с отцом в Коллесано, на побережье Тирренского моря; прибыли они туда на другой день после ее семнадцатого дня рождения. Федерико нанял людей, чтобы охранять приданое Тессы, состоявшее по большей части из драгоценностей и монет, доставшихся ей по материнской линии. Но в первую же ночь, которую они провели в гостевом домике поместья Примо Альевери, охранников перерезали, а приданое украли. Примо Альевери почувствовал себя оскорбленным. Он прочесал всю деревню в поисках разбойников. Уже в сумерках, за изысканным ужином в парадной гостиной, он заверил гостей, что он и его люди уже вплотную подобрались к подозреваемым. Приданое вернут, и свадьба, как и намечалось, состоится в ближайшие выходные.