Джо спросил у Терезы:

— Ваша доля?

— Пять процентов.

Достаточно, чтобы до конца дней жить совсем не так, как она жила до сих пор.

— Вы боитесь, он не заплатит.

— Я знаю, что он не заплатит. Меня дважды пытались убить, хотя я здесь всего неделю. Я все никак не могла понять, с чего бы это прокурор… Арчи Болл, знаете такого?

Джо кивнул.

— Так вот, я не могла понять, с чего это он такой добрый. Я ведь так измолотила мужнину башку, что ошметки прилипли к шкафу в кухне. А мне дали по статье за убийство по неосторожности. Я было решила, что Арчи Болл запал на меня, подумала, придет ко мне ночью перед отправкой. Но он не пришел. И вот тогда я начала задавать себе вопросы, которые должна была задать раньше, когда мне предложили сделку.

— А почему же вы не задавали их раньше?

— Кто же станет заглядывать в зубы дареному коню? У меня судимость, я итальянка, и, да, я насмерть забила мужа крокетным молотком. Меня могли отправить на электрический стул. А мне вместо того дают пять лет. Когда я выйду, сыну будет всего восемь. Я буду еще достаточно молода, чтобы начать все сначала. — Она кивнула в такт собственным мыслям. — Но если бы я начала задавать вопросы сразу, я поняла бы то, что вы наверняка уже поняли. — Она поглядела на него сквозь разделявшую их сетку.

Он кивнул и сказал негромко:

— Король Люциус купил этого вашего Арчи с потрохами.

— Точно.

— А это значит, — сказал Джо, — что главной целью было отправить вас сюда.

Она снова кивнула, горестно затянувшись сигаретой.

— Когда я убила Тони, Король Люциус смекнул, что можно прибрать к рукам еще сотню кусков. Или, может быть, испугался, что ко мне придут некие люди, которые предложат вернуть то, что принадлежит государству. В любом случае живая я Люциусу как кость в горле. А если меня не станет? Тогда горизонт перед ним чистый, можно нестись вперед на всех парусах.

— Значит, вы хотите, чтобы я с ним поговорил?

Она обкусывала кожу вокруг ногтя.

— Да, моя судьба в некотором смысле от этого зависит.

— Чем вы готовы заплатить за свою жизнь?

Она сделала глубокий вдох, выдохнула.

— Девяносто процентов. Пусть положит десять кусков на банковский счет моего сына и оставит меня в покое. Это будет стоить мне девяносто тысяч долларов.

Джо немного поразмыслил над ее предложением.

— Это большая сумма и мудрое предложение. Но неплохо бы вам принять во внимание еще одну деталь. Что, если Люциус согласится на сделку, а потом начнет сомневаться и рассуждать так: «Она выйдет из тюрьмы и на меня зла. Сейчас она об этом не думает, но потом она будет кусать себе локти. Не теперь, потом. Тогда снова придется решать ту же проблему»?

Тереза кивнула:

— Об этом я уже думала.

— И что?

— Если вы решите с ним поговорить, возьмите с собой свидетеля. Тогда об этом деле станет известно, а огласка нам на пользу. Тогда все узнают.

— Но тогда все узнают, что он пытался убить вас из-за сотни кусков.

— Что такого? Кто не попытался бы? Если бы мой человек попал в затруднительное положение, а я на тот момент была бы ему должна сто кусков, я тоже попыталась бы от него избавиться. Это всего-навсего деловой подход.

Ну и ну, подумал Джо, ну и команда у Люциуса.

— Но если пойдет слух, — продолжала Тереза, — что я выкупила свою жизнь, и задорого, а Люциус все равно меня убил, это будет другое дело. Даже у нас, Джо, есть своя этика.

— Неужели? — Джо немного подумал. — Наверное, вы правы. Но предположим, я найду человека, у которого хватит духу отправиться со мной на яхту к Люциусу, и я передам ваше предложение. Предположим, он согласится. Какая от этого выгода мне?

— Разве вы не можете спасти человеку жизнь просто по доброте душевной?

— Зависит от человека. Вы отправили на тот свет немало народу, в том числе и кое-кого из моих знакомых. Мне ваша смерть не кажется такой уж большой трагедией, какой она кажется вам.

— А как же мой сын?

— Его воспитает кто-нибудь другой, кто не причастен к смерти его отца.

— Тогда зачем же вы приехали?

— Любопытство. Убейте меня, не понимаю, чего ради вы попросили об этой встрече.

— Да вот же… чтобы вас не убили. — Она позволила себе слегка, снисходительно улыбнуться. — И ради вашего сына, Джо, чтобы он, как и мой, не остался сиротой.

Джо ответил ей такой же улыбкой:

— Вы хотите, чтобы я поверил, будто бы моей жизни грозит опасность. Я делаю деньги и никому не мешаю. Моя смерть скажется на доходах всех наших предприятий в Тампе, в Гаване, в Бостоне, Портленде и Мэне самым негативным образом. Так кто будет желать мне смерти?

— Тот, кто хочет самым негативным образом повлиять на доходы всех наших предприятий в Тампе, Гаване, Бостоне и Портленде.

Джо пришлось задать следующий вопрос:

— Значит, угроза исходит извне? Довольно необычно в нашем деле.

— Честно говоря, я не знаю, откуда исходит угроза — извне, изнутри, от высшего командования Германии, — понятия не имею. Все, что мне известно, — это только время и дата.

Джо засмеялся:

— И когда же придут меня убивать? Неужели и день назначен?

Она кивнула:

— Пепельная среда.

— Мои убийцы ко всему еще и ходят в церковь? Или они просто из Нового Орлеана?

— Вы запросто можете дошутиться до могилы, Джозеф. Ради бога, веселитесь и дальше.

Они завернули за угол ограды. Стоянка теперь была слева от них. Джо видел в машине Эла и Томаса. Эл дремал, прикрыв лицо шляпой, а Томас наблюдал за отцом. Джо коротко помахал ему, и сын ответил тем же.

— Значит, на самом деле, — сказал Джо, — вам не так уж много известно об этом предполагаемом убийстве.

— Я знаю, кого наняли, и совершенно точно знаю посредника, который его нанял.

Томас снова уткнулся в свою книжку.

— Что ж, — сказал Джо, — если вы в курсе, значит к делу причастен Люциус. Догадаться нетрудно. И вы хотите, чтобы я отправился в логово льва — нет, черт побери, прямо ему в пасть — и выкупил вашу свободу?

— Люциус больше не убивает.

— Расскажите это двум последним его гостям, которые отправились на яхту, но так и не вернулись.

— В таком случае возьмите с собой кого-то совершенно неприкасаемого, человека, которого и пальцем тронуть не посмеют.

Джо лишь натянуто улыбнулся на эти слова:

— Еще пару дней назад я был уверен, что такой человек я сам.

— Джил Валентайн тоже так говорил в сороковом году.

— Так кто же убил Джила?

— Понятия не имею. И не знаю никого, кто знает. Я назвала это имя, чтобы вы осознали — нет, чтобы вы вспомнили, — что в нашем деле никто ни от чего не застрахован. — Она вышвырнула окурок в траву и улыбнулась ему сквозь сетку. — Даже вы.

— Значит, вы хотите назвать имя того, кто взялся меня убить.

Кивок.

— В ту же секунду, как только мои десять процентов окажутся на моем банковском счете.

— Убить меня согласятся очень не многие. Что, если я попросту сам, дедуктивным методом, вычислю, кто этот человек?

— А что, если ошибетесь?

За спиной у Терезы, на другой стороне двора и по другую сторону второго ограждения, стоял мальчик, наблюдая за ними с небольшого зеленого холма.

— Тереза…

— Да, Джозеф?

— Вы не могли бы оказать мне любезность и обернуться? Скажите, что вы там видите?

Она удивленно подняла бровь, но потом развернулась и поглядела сквозь сетку на холм.

Сегодня мальчик был в темно-синих коротких штанах на помочах и в белой рубашке с широким воротом. Он не исчез, когда Тереза обернулась, чтобы на него посмотреть. Наоборот, он уселся на траву и подтянул колени к груди.

— Вижу ограду, — сообщила Тереза.

— А за ней?

— Вон там? — Тереза показала рукой.

Джо кивнул:

— Да, впереди, прямо перед вами. Вы ничего не видите на том холмике?

Тереза обернулась к нему, чуть улыбаясь:

— Вижу.

— Что же?

— Неужели у вас такое плохое зрение?

— Так что же там? — повторил он.