Им светили баснословные барыши.
Грасиэла заявляла, что Мендьета — марионетка Батисты, а Батиста — марионетка компании «Юнайтед фрут» и Соединенных Штатов, что он грабит казну и насилует землю, а США его поддерживают, потому что Америка отчего-то верит: из скверных денег могут неведомым образом произрасти добрые дела.
Джо с ней не спорил. Он даже не напоминал, что они сами совершают добрые дела на дурные деньги. Вместо этого он спросил, как обстоят дела с тем домом, который она подыскала.
Собственно, это была разорившаяся кофейная плантация возле деревни Арсенас, еще в пятидесяти милях вглубь провинции Пинар-дель-Рио. К участку прилагался гостевой дом, где можно будет разместить ее родных. А кроме того, бескрайние поля с черной землей, по которой сможет бегать Томас. В тот день, когда Джо и Грасиэла приобрели эту недвижимость у вдовы хозяина, Доменики Гомес, она тут же, у дверей адвокатской конторы, познакомила их с Иларио Басигалупи и объяснила, что Иларио расскажет им все, что касается выращивания табака, если их это интересует.
Джо глядел на этого толстого коротышку с разбойничьими усами, пока шофер вдовы ловко увозил ее на двухтонном «детройт-электрике». До этого он уже несколько раз замечал Иларио рядом с вдовой Гомес: тот всегда держался в тени, на заднем плане, и Джо предположил, что это ее телохранитель, ибо в здешних краях не так уж редки похищения людей ради выкупа. Но теперь он заметил его огромные, не по росту, кисти рук, иссеченные шрамами, с выпирающими костями.
Он никогда не задумывался, как он распорядится этими полями.
А вот Иларио Басигалупи об этом много размышлял.
Прежде всего он объяснил Джо с Грасиэлой, что никто не зовет его Иларио, его все зовут Сигги, что не имеет никакого отношения к сигарам и табаку: просто в детстве он не умел как следует выговаривать свою фамилию, вечно застревая на втором слоге.
Сигги поведал им, что до недавнего времени двадцать процентов населения деревни Арсенас зависело от плантации Гомеса: на ней работали местные жители. А с тех пор как сеньор фермер Гомес попал в зависимость от алкоголя, упал с лошади и впал в безумие, работы нет. Уже три сезона нет работы, пояснил Сигги. Вот почему многие ребятишки в деревне не имеют штанов. Рубашки старательно заштопывают, и при бережном обращении можно проносить одну рубашку всю жизнь, а вот штаны рано или поздно безвозвратно протираются — на заду или на коленях.
Джо и сам не раз замечал, проезжая через Арсенас, что большинство детей здесь бегают с голым задом. Черт побери, да они бегали просто голые! Деревня Арсенас располагалась у подножия холмов в провинции Пинар-дель-Рио. Не деревня, а одно название: кучка покосившихся лачуг с крышами и стенами из высушенных пальмовых листьев. Отходы человеческой жизнедеятельности попадали в канавы, а оттуда — в ту же реку, из которой деревня брала воду для питья. Здесь не было ни мэра, ни старосты, чтобы с ним потолковать. Улицы представляли собой сплошное месиво грязи.
— Мы ничего не понимаем в сельском хозяйстве, — возразила Грасиэла.
Они уже сидели в одном из баров города Пинар-дель-Рио.
— А я понимаю, — отозвался Сигги. — Очень даже понимаю, сеньорита. А если что и позабыл, так этому обучать все равно незачем.
Джо заглянул в хитрые, всезнающие глаза Сигги и пересмотрел свою оценку взаимоотношений между этим управляющим и вдовой. Поначалу он решил, что та оставила при себе Сигги для защиты, но теперь он понял: в ходе продажи участка Сигги заботился о том, чтобы в будущем не остаться без куска хлеба, и следил, чтобы вдова Гомес поступила, как он рассчитывает.
— С чего бы вы начали? — осведомился Джо, наливая всем еще рома.
— Вам нужно будет подготовить грядки с рассадой и вспахать поля. Это первым делом, patrón. Первым делом. Сезон-то начинается уже в следующем месяце.
— Вы сможете не мешать моей жене, пока она будет приводить в порядок дом?
Тот закивал, глядя на Грасиэлу:
— Конечно, конечно.
— А сколько людей вам для этого нужно? — спросила она у него.
Сигги объяснил, что для устройства грядок с рассадой понадобятся мужчины, а для посева — мужчины и дети. Мужчины или дети будут нужны, чтобы следить за почвой: не заведется ли в ней грибок или плесень. Мужчины и дети потребуются, чтобы сеять, мотыжить, пахать, уничтожать гусениц, медведок и тлю. Им понадобится не очень пьющий летчик, который сможет опрыскивать поля.
— Господи помилуй, — изумился Джо, — сколько ж это труда?
— И мы еще не говорили про обрезку, пасынкование и уборку, — заметил Сигги. — А еще шнурование, развеска, нарезка, и кто-то должен поддерживать огонь в сушильном сарае. — Он взмахнул своей большой ладонью, показывая, сколько предстоит всякой работы.
Грасиэла спросила:
— А сколько мы на этом получим?
Сигги толкнул к ним по столу листок с цифрами.
Посасывая ром, Джо проглядел их, а затем произнес:
— Значит, в хороший год, если не будет голубой плесени, саранчи, ливней, града и если Господь будет постоянно с утра до вечера озарять Пинар-дель-Рио ярким солнцем, мы получим четыре процента от наших первоначальных вложений. — Он посмотрел на Сигги через стол. — Верно?
— Да. Потому что вы используете только четверть вашей земли. Но если вы вложитесь в другие поля и вернете их в то состояние, в котором они находились пятнадцать лет назад, то не пройдет и пяти лет, как вы разбогатеете.
— Мы и так богаты, — заметила Грасиэла.
— Станете еще богаче.
— А если мы не хотим стать еще богаче?
— Тогда смотрите на дело так, — проговорил Сигги. — Если вы бросите деревню помирать от голода, то в одно прекрасное утро вы увидите, что все они спят на вашем поле.
Джо выпрямился в кресле:
— Это угроза?
Сигги покачал головой:
— Все мы знаем, кто вы такой, мистер Коглин. Знаменитый гангстер-янки. Друг нашего полковника. Безопаснее заплыть подальше в океан и перерезать себе там глотку, чем пытаться вам угрожать. — Он истово перекрестился. — Но когда люди голодают и им больше некуда податься, где они, по-вашему, окажутся?
— Только не на моей земле, — заметил Джо.
— Но это не ваша земля. Она Божья. Вы ее взяли в аренду. И этот ром, и эту жизнь. — Он похлопал себя по груди. — Мы всё берем в аренду у Господа.
Главный дом требовал почти такой же большой работы, как и ферма.
Грасиэла, когда они прибыли, велела заново оштукатурить и перекрасить все стены, снять половину полов и заменить их. Изначально в доме имелся лишь один туалет, но их стало четыре, когда Сигги завершил процесс обрезки табака.
К тому времени ряды табачных растений высились уже фута на четыре. Однажды утром Джо проснулся от настолько сладкого благоухания, что тут же с вожделением поглядел на изгиб шеи Грасиэлы. Томас спал в своей колыбели, а Грасиэла с Джо вышли на балкон и стали смотреть на поля. Когда Джо ложился спать, они были коричневыми, но теперь их покрывал сплошной ковер зелени, усеянный розовыми и белыми цветами, поблескивавшими в неярком утреннем свете. Джо с Грасиэлой окинули взглядом всю ширь своих земель, от балкона дома до подножия гор Сьерра-дель-Росарио, и повсюду, сколько хватал глаз, блестели цветы.
Стоя к нему спиной, Грасиэла завела руку назад и опустила свою ладонь ему на шею. Он обхватил руками ее живот и уткнулся подбородком в ямочку у нее на шее.
— И ты еще не веришь в Бога, — произнесла она.
Он поглубже вдохнул ее запах.
— А ты не веришь, что из плохих денег могут вырасти добрые дела, — ответил он.
Она хихикнула, и он почувствовал этот смешок ладонями и подбородком.
В то же утро, чуть позже, объявились работники и их дети. Они проходили по полям, методично обрывая цветки с растений. Те распростерли свои листья, точно крылья огромных птиц, и на другое утро из своего окна Джо не увидел ни голой земли, ни цветов. Под управлением Сигги ферма продолжала работать без малейших заминок. Для следующего этапа работ он привел из деревни еще больше детей, целые десятки. Иногда Томас принимался неудержимо хохотать, потому что слышал их смех, доносящийся с полей. А порой, уже вечером, Джо садился в кровати и слушал, как мальчишки играют в бейсбол на одном из полей, вспаханных под пар. Они играли, пока небо совсем не погаснет, пользуясь только палкой от метлы да остатками мяча, которые где-то подобрали. Его кожа и шерстяная стежка давно стерлись, но им удалось сохранить пробковую сердцевину.
