— Да, — ответил Мэнни. — Да.

— Если старший механик останется в машинном отделении, вы почините двигатель и уйдете.

Эстебан отошел от окна:

— Нет!

— Да, — отрезал Джо. — Да. Это акт государственной измены, направленный против Соединенных Штатов. Вы отдаете себе в этом отчет? Я делаю это не для того, чтобы меня поймали, а потом повесили в Левенсворте.[116] Если что-то пойдет наперекосяк, Мэнни, ты просто свалишь с этого корабля, на хрен. И ты — смотри на меня, Мэнни! — ты не будешь импровизировать Comprende?[117]

Мэнни кивнул, хотя и не сразу.

Джо указал на бомбу в холщовом мешке у его ног:

— У нее очень-очень короткий фитиль.

— Я это понимаю. — Мэнни сморгнул каплю пота, упавшую с брови, и вытер лоб тыльной стороной кисти. — Я готов полностью себя посвятить этому предприятию.

Вот уж радость, подумал Джо: он и толстяк, и жары не выносит.

— Я это очень ценю, — произнес Джо, встретившись взглядом с Грасиэлой и заметив в ее глазах ту же обеспокоенность, что наверняка читалась и в его собственных. — Но вот что, Мэнни. В ходе этого предприятия ты должен постараться не только все сделать, но и уйти с корабля живым. Я говорю это не потому, что я такой хороший и так уж о тебе пекусь. Я совсем не хороший, и на тебя мне наплевать. Но если тебя убьют и потом опознают в тебе кубинца, наш план тут же рассыплется в прах.

Мэнни наклонился вперед, зажав между пальцами сигару толщиной не меньше ручки молотка.

— Я хочу свободы для моей страны и хочу, чтобы Мачадо стал мертвый и чтобы Соединенные Штаты ушли с моей земли. Я женился во второй раз, мистер Коглин. У меня трое niños,[118] всем меньше шести. Я люблю мою новую жену, да простит мне Господь, сильнее, чем ту жену, которая умерла. Мне уже много лет, я лучше буду жить слабым человеком, чем умирать храбрым человеком.

Джо благодарно улыбнулся ему:

— Значит, ты — как раз подходящий парень для того, чтобы доставить бомбу.

«Мёрси», корабль Военно-морского флота США, весил десять тысяч тонн. Это судно водоизмещающего типа имело четыреста футов в длину, пятьдесят два фута в ширину, а также нос с вертикальным форштевнем, две дымовые трубы и две мачты. На верхушке грот-мачты располагался наблюдательный пост «воронье гнездо», из-за которого Джо показалось, что корабль принадлежит к былым временам, когда моря бороздили пираты. На дымовых трубах виднелись выцветшие кресты, некогда нанесенные краской: потверждение того, что раньше это был плавучий госпиталь. Еще одним подтверждением служила белизна этого корабля. Выглядел он ветхим, но гордо сиял белизной на фоне черной воды и ночного неба.

Они стояли на мостике над силосной башней в конце Маккей-стрит: Джо, Дион, Грасиэла и Эстебан — и смотрели на этот корабль, пришвартованный у седьмого пирса. Здесь торчало с дюжину силосных башен, каждая футов шестьдесят высотой. Последнее зерно сгрузили в них сегодня днем с судна компании «Каргилл». Ночному сторожу заплатили и велели завтра сообщить полиции, что его связали какие-то испанцы. Затем Дион вырубил его двумя взмахами свинчатки, чтобы картинка гляделась естественно.

Грасиэла спросила Джо, что он думает.

— О чем?

— О наших шансах. — Сигара у Грасиэлы была длинная и тонкая. Она выпускала кольца дыма над перилами мостика и смотрела, как они плывут над водой.

— Вам честно? — проговорил Джо. — Шансы близки к нулю.

— Но это же ваш план.

— Самый лучший, какой я смог изобрести.

— По-моему, неплохой.

— Это что, комплимент?

Она покачала головой, хотя ему показалось, что губы у нее лукаво дрогнули — совсем чуть-чуть.

— Это просто утверждение. Если бы вы хорошо играли на гитаре, я бы могла вам сказать то же самое. И все равно вы бы не нравились мне.

— Потому что я на вас пялился?

— Потому что вы заносчивы.

— Вот оно что!

— Как все американцы.

— А все кубинцы какие?

— Гордые.

Он улыбнулся:

— Судя по газетам, которые я читал, вы еще и ленивые, вспыльчивые, инфантильные и неспособные хранить деньги.

— Вы думаете, это правда?

— Нет, — ответил он. — Я думаю, что обобщения насчет целой страны или целого народа — чертовски глупая штука.

Она затянулась и некоторое время смотрела на него, а потом снова перевела взгляд на корабль.

Прибрежные огни окрасили нижний край неба бледно-розовым. За каналом, в дымке, спал город. На горизонте проступали тоненькие молнии — белые зигзаги вен под кожей мира. В их слабом свете, внезапно вспыхивавшем то там, то тут, виднелись разбухшие тучи, черные, громоздящиеся вдали, точно неприятельское войско. Прямо над их головами пролетел самолетик: четыре огонька в небе, один небольшой мотор, высота — сотня ярдов. Возможно, по вполне легальным делам, хотя и трудно придумать, какие могут быть легальные дела в три часа ночи. Не говоря уж о том, что Джо за свое недолгое пребывание в Тампе практически не сталкивался ни с какой деятельностью, которую он назвал бы легальной.

— Сегодня вечером вы сказали Мэнни, что вам все равно, погибнет он или останется жить. Вы и правда так думаете?

Отсюда они уже видели его: фигурка, идущая по пирсу к кораблю, ящик с инструментами в руке.

Джо облокотился на перила.

— В общем-то, да.

— Как человек делается таким жестокосердным?

— На это нужно меньше времени, чем вам кажется, — заметил Джо.

Мэнни остановился у трапа, где его встретили двое моряков из берегового патруля. Он поднял руки, и один из них охлопал его сверху донизу, а другой открыл ящик, порылся в верхнем отделении, вынул его и поставил на пирс.

— Если все пройдет хорошо, — проговорила Грасиэла, — вы возьмете в свои руки всю переправку рома в Тампе.

— Более того, в половине Флориды, — поправил Джо.

— У вас будет много власти.

— Видимо, да.

— И тогда ваша заносчивость станет беспредельной.

— Что ж, — отозвался Джо, — может ведь человек надеяться.

Патрульный закончил обыскивать Мэнни, и тот опустил руки, но потом этот моряк присоединился к своему напарнику, они наклонили голову и начали совещаться. Один держал руку на своем «сорок пятом».

Джо посмотрел на Диона и Эстебана, тоже стоящих у парапета. Они застыли, вытянув шею, не сводя глаз с ящика для инструментов.

Очевидно, патрульные велели Мэнни подойти к ним: он встал между ними и тоже, опустив голову, стал смотреть вниз. Один из них сделал указующий жест. Мэнни сунул руку в ящик и извлек оттуда две пинтовые бутылки рома.

— Черт! — произнесла Грасиэла. — Кто его просил их подкупать?

— Я не просил, — отозвался Эстебан.

— Он сам все на ходу изобретает, — пояснил Джо. — Просто охренительно. Великолепно.

Дион хлопнул ладонью по парапету.

— Я не велел ему это делать, — повторил Эстебан.

— Я ему велел этого не делать, — добавил Джо. — Я ему сказал: не импровизируй. У вас не хватило ума, чтобы…

— Они их берут, — заметила Грасиэла.

Джо прищурился и увидел, как каждый из патрульных сует бутылку в карман кителя и отступает в сторону.

Мэнни закрыл ящик и прошел по трапу.

На мостике над элеваторами воцарилась тишина.

Потом Дион произнес:

— Ну и ну! Просто зашибись об стенку, черт подери!

— Действует, — проговорила Грасиэла.

— Пока он только прошел на борт, — возразил Джо. — Ему еще надо сделать работу и благополучно смыться.

Он посмотрел на отцовские часы: вот-вот будет три ночи.

Перевел взгляд на Диона, который прочел его мысли:

— Сдается мне, они минут десять назад уже ворвались в ту забегаловку.

Они ждали. Металл мостика был еще теплый после целого дня поджаривания на августовском солнце.

Через пять минут один из береговых патрульных подошел к телефону, который зазвонил на палубе. Спустя несколько мгновений он пробежал обратно по трапу и хлопнул напарника по локтю. Они метнулись к открытой патрульной машине, стоявшей в нескольких ярдах, и вскочили в нее. Проехав по пирсу, повернули налево, направляясь в Айбор, в клуб на Семнадцатой улице, где в данный момент десяток людей из числа подручных Диона сцепился с двумя десятками моряков.