Откуда такая страсть к битому стеклу? Вот что хотелось бы понять Томасу. Как остановить это безумие? В его распоряжении лишь двадцать два полицейских, почти все из них — сержанты и лейтенанты, почти всем далеко за сорок. Плюс еще отряд никчемных перепуганных добровольцев.
— Капитан Коглин?
Он поднял глаза на Майка Эйгена, недавно произведенного в сержанты. Тот стоял в дверях.
— Господи, сержант, ну что еще?
— Кто-то послал парковую полицию [82] патрулировать Юг.
Томас поднялся:
— Мне никто не сообщил.
— Не знаю, откуда пришел приказ, капитан, но только они заблокированы.
— Что?
Эйген кивнул:
— У церкви Святого Августина. И они падают один за другим.
— В них стреляют?
— Их забрасывают камнями.
Его собратьев-полицейских закидывают камнями возле храма. На его участке.
Томас Коглин сам не понял, что опрокинул стол, пока не услышал грохот. Сержант Эйген отступил на шаг назад.
— Хватит, — произнес Томас. — Хватит, клянусь богом.
Он потянулся к поясу с кобурой, достал коробку патронов тридцать второго калибра, засунул в карман. Нашел еще коробку патронов для дробовика, положил ее в другой карман. Поднял взгляд на сержанта Эйгена:
— Собрать всех, кто еще держится на ногах в этом склепе. Мы отправляемся драться. — Томас поднял брови. — И драка будет нешуточная.
Эйген лихо отдал ему честь, расплывшись в улыбке.
Снимая дробовик с полки над картотечным шкафом, Томас поймал себя на том, что улыбается в ответ.
— Давай живо, сынок.
Эйген выбежал; Томас зарядил дробовик; ему всегда нравилось щелканье, с которым патроны входят в магазин. На полу валялась фотография Дэнни, сделанная в тот день, когда он окончил полицейскую школу. Томас сам тогда прикалывал значок к его груди. Любимая фотография.
Он наступил на нее, с удовлетворением услышав, как хрустнуло стекло.
— Не хочешь защищать наш город, парень? Отлично. Тогда этим займусь я.
Когда они вышли из патрульных машин возле Святого Августина, толпа развернулась к ним. Томасу отсюда было видно, как парковые копы стараются оттеснить толпу, но они были все в крови, и груды камней на ступенях из белого известняка свидетельствовали о том, что сражение полицейские проигрывают.
Томас знал, что всякая неожиданность лишает толпу уверенности, пусть на считаные секунды. Если ты успеешь воспользоваться этими секундами, то овладеешь ситуацией. А если не успеешь, то ситуация овладеет тобой.
Он вышел из машины. Рядом воришка Фил Сканлон рассмеялся:
— Ну, капитан Ког…
Прикладом дробовика Томас разбил ему лицо. Воришка Фил рухнул, как лошадь с простреленной головой. Томас положил дуло дробовика на плечо стоявшего рядом бандюги, Спаркса Набалдашника. Дернул дулом вверх, выстрелил, и Набалдашник оглох на левое ухо, пошатнулся, глаза у него тут же заволокло, и Томас приказал Эйгену:
— Доверши церемонию, сержант.
Эйген ударил Спаркса Набалдашника револьвером в лицо, и больше Спаркс в тот вечер никак себя не проявлял.
Коглин направил дробовик в землю и выстрелил. Толпа подалась назад.
— Я капитан Томас Коглин, — провозгласил он и наступил Филу на лодыжку.
Не услышав звука, которого добивался, повторил процедуру. На сей раз донесся приятнейший хруст кости и предсказуемый взвизг. Томас махнул рукой, и одиннадцать человек, которых он сумел собрать, рассредоточились вдоль края толпы.
— Я капитан Томас Коглин, — повторил он, — и не надейтесь — мы намерены пролить кровь. — Он обвел глазами толпу. — Вашу кровь. — Он повернулся к парковой полиции; тех оставалось десятеро, и они будто съежились. — Оружие к бою, или вы больше не стражи порядка.
Парковая полиция вскинула оружие, и толпа отступила.
— Цельсь! — выкрикнул Томас.
Толпа отступила еще на несколько шагов.
— Если увижу у кого-то камень, — произнес он, — мы откроем огонь на поражение.
Он сделал пять шагов вперед, уперся дулом дробовика в грудь мужчины, сжимавшего в руке камень. Тот выронил камень и обмочился. Томас разбил мужчине голову и перешагнул через него.
— Бегите, гады. — Он окинул толпу взглядом. — Ну, марш!
Никто не шевельнулся: все были слишком потрясены. Томас повернулся к Эйгену, к своим людям у кромки толпы, к парковым полицейским:
— Открывать огонь по усмотрению.
Парковые полицейские непонимающе пялились на него.
Томас закатил глаза, достал табельный револьвер, поднял над головой и выстрелил шесть раз.
Копы тоже начали палить в воздух, и толпа плеснула в стороны, как вода из ведра. Люди бежали, ныряя в переулки и боковые улочки, отскакивая от перевернутых машин и падая на тротуары, наступая друг на друга, прыгая в разбитые витрины и приземляясь на стекло, которое сами же и расколотили.
Томас высыпал стреляные гильзы, отложил дробовик и перезарядил револьвер. Освежающе веяло порохом, издали доносилась стрельба. Он сунул револьвер в кобуру и перезарядил дробовик. Долгое лето, полное бессилия и растерянности, выветрилось из души. Он снова чувствовал себя двадцатипятилетним.
Сзади завизжали тормоза. Томас обернулся: у тротуара остановились черный «бьюик» и четыре патрульных автомобиля. Из «бьюика» под первые капли дождя вышел суперинтендант Майкл Краули — тоже с дробовиком, в наплечной кобуре табельный револьвер. На лбу свежая повязка, дорогой темный костюм весь заляпан яичным желтком и усеян кусочками скорлупы.
Томас улыбнулся, и Краули тоже устало ухмыльнулся.
— Пришло время малость навести порядок, капитан?
— И в самом деле, суперинтендант.
Они пошли по улице, остальные двинулись следом.
— Прямо как в старые времена, Томми, а? — проговорил Краули, когда впереди замаячила новая толпа, собравшаяся на Эндрю-сквер, в двух кварталах отсюда.
— Я тоже так думаю, Майкл.
— А когда мы их отсюда вычистим…
Когда мы их вычистим. Без всяких если. Томасу это пришлось по душе.
— Мы отвоюем Бродвей.
Майкл Краули хлопнул его по плечу:
— Как же я соскучился по этому занятию.
— Я тоже, Майкл. Я тоже.
Рассел, водитель мэра Питерса, аккуратно объезжал все места, забитые людьми. Мэр таким образом мог наблюдать за бунтовщиками на расстоянии, однако он слышал их крики, слышал выстрелы и звон бьющегося стекла.
Проехавшись вокруг Сколли-сквер, он ужаснулся, но, увидев Норт-Энд, а вскоре и Южный Бостон, понял: происходит кошмар, который ему и присниться не мог.
Избиратели доверили ему город. Американские Афины, колыбель Американской революции ,[83] место рождения двух президентов, территорию с самым образованным населением в стране, Пуп земли.
И при его правлении этот город сам разбирает себя по кирпичику.
Они вернулись по мосту Бродвей-бридж, оставив позади охваченные пожаром трущобы Южного Бостона. Питерс велел Расселу подвезти его к ближайшему телефону. Ближайший нашелся в отеле «Касл-сквер», в Саут-Энде, пока единственном тихом районе, который они посетили за сегодняшний вечер.
Под подозрительными взглядами носильщиков и управляющего мэр позвонил в Арсенал штата. Представился и велел соединить его с майором Даллапом.
— Даллап слушает.
— Это мэр Питерс, майор.
— Да, сэр?
— Вы командуете мотострелковым корпусом и Первым кавалерийским эскадроном?
— Так точно, сэр. Под общим командованием генерала Стивенса и полковника Дальтона, сэр.
— Где они в данный момент?
— Полагаю, с губернатором Кулиджем в здании сената штата, сэр.
— Тогда оперативное командование переходит к вам, майор. Ваши люди должны оставаться в Арсенале в полной боевой готовности. Не распускать никого по домам. Ясно?
— Так точно, сэр.
— Нынешним вечером вам предстоит подавить кое-какие выступления, майор.