Эрг Фот развернулся к ним.

— Да. Она заходила попрощаться.

— Понятно, — задумчиво произнес он, закинул руки за спину, сцепил пальцы в замок. Прямо посмотрел на брюнета. — Мне интересна истинная причина, Себастьян. Почему один из лучших солдат, всегда точно и в срок, выполняющий работу, вдруг нарушает приказ? И слова вроде "жалость" я за ответ не принимаю.

Себастьян опустил взгляд. И вновь разговор возвращается к Аэтель. Почему опять к ней? Казалось, злость только улеглась. Но нет. Стоять прямо уже получалось с трудом. Хотелось рвать и метать. Но срываться при императоре он не имел права.

— Она помогла мне. Я отплатил тем же, — коротко ответил он.

— Этого нет в твоем отчете.

— Это не относилось к работе.

Брови императора поползли вверх.

— Я бы послушал, что за ситуация вдруг случилась, что Стражу понадобилась помощь от хрупкой девушки.

— Нарвался на ядовитое растение. Она лечила меня, когда началась лихорадка.

— Она врач? Я думал, она в цирке выступала.

— Она… травница.

— Насколько знаю, травников почти не осталось в империи. Медицина справляется быстрее настоев и отваров. И не слишком ли мисс Дорика молода для этого?

— С детства она жила с бабкой. Та ее всему научила.

— Травница, значит, — Аксен задумался, опустив взгляд и потирая подбородок. Посмотрел на Вайерда. — И хорошо во всем этом разбирается?

— Насколько я мог понять, да.

Себастьян настороженно смотрел на мужчину. К чему такой интерес?

Эрг Фот посмотрел на Энвора.

— Капитан Марин, завтра с утра жду вас у себя. Я сообщу время. — Он кивнул мужчинам. — Всего хорошего.

— Что это было, черт возьми? — удивленно пробормотал Энвор, как только дверь за императором закрылась.

— Хотел бы я и сам знать.

Февраль

Прошло уже больше месяца, как Эрг Фот оставил Аэтель в доме на побережье под присмотром молодой супружеской пары. Девушка отчетливо ощущала их присутствие рядом и понимала, что обо всех ее действиях докладывалось кому надо. Это нервировало. Они жили в одном доме. И приходилось привыкать. Несмотря на то, что прислуга относилась к ней доброжелательно, Дорика сторонилась их. Девушка ничего не могла поделать с этой неприятной ситуацией.

Мужчина и молодая женщина. Тецу и Сорико Ву.

Даже если не обращать внимания на внешность, акцент с которым они говорили, выдавал, что они приезжие. Оба были черноволосы и темноглазы. У Тецу более прямой нос и брови, чем у женщины. У Сорико более мягкие черты лица. Мужчина невысок и жилист. Сорико была ростом с Аэтель. По возрасту женщина была старше девушки на несколько лет.

Мужчина занимался уходом за прилегающей территорией с садом и другой физической работой, помогал иногда жене по дому. Женщина наводила порядок, готовила на всех. И следила за удобством Аэтель.

Первые несколько дней Дорика ругалась, не желая признавать, что она не гостья, а пленница. Но понимала, что от супругов ничего не зависело. И перестала затрагивать эту тему. Позже Сорико со смешным акцентом просила ее кушать, считая, что Аэтель плохо питается для ее положения, чем может навредить ребеночку. На слезные мольбы женщины, что ее будут ругать и накажут, девушка не реагировала. Чтобы убедить миссис Ву, что много еды ей не нужно и она не голодает, у Аэтель ушла еще неделя. Сошлись на том, чтобы Сорико говорила в своих отчетах то, что ей захочется. Но иногда женщина все равно бубнила под нос, что ребенку не хватает питания, поэтому и живот у мамочки еще маленький. Аэтель лишь качала головой. Она чувствовала себя хорошо. Как и ребенок, который уже проявлял активность — она начала чувствовать его активные движения внутри себя. А приходящий врач лишь подтверждал это.

В канун рождества пришло письмо от императора, что она может провести праздничные дни в компании Мак Андерсон и ее постояльцев. Но Аэтель категорически отказалась. Если она сунется в дом к Леонель, все узнают о ее беременности. К тому же она боялась встретиться там с Себастьяном. Скорее всего он вряд ли откажется от компании друзей в такой день. Поэтому праздник она провела в дурном настроении, то ругая и проклиная Себастьяна и императора, то заливаясь слезами. Своим поведением она очень встревожила Сорико, с которой проводила много времени, и та искренне за неё переживала. На попытки женщины узнать, что случилось, Аэтель лишь накричала на бедняжку, заставив расплакаться. А потом вновь разревелась сама. Ей было невыносимо от мысли, что всё происходящее только иллюзия, которая разлетится, лишь ребёнок появится на свет и его заберут у неё. Поэтому, когда рассерженный Тецу пришел с выговором за обиженную жену, слезы полились еще сильнее, вырывая рыдания из груди. Растерявшись, мужчина покинул гостиную.

На следующий день Аэтель долго извинялась за свое поведение, но Сорико сказала, что у беременных бывает перемены настроения. Девушка об этом знала. Как и о том, что такие перепады настроения, что были у нее вчера — ненормальны. Но поскольку женщина сама не хотела говорить о прошлом вечере, настаивать не стала. Чтобы сменить тему, Сорико подняла вопрос об обновлении гардероба. Вещи, что взяла Аэтель, не считая тех, что были присланы из Камелии, становились ей тесноваты. Дорика поддержала идею Сорико отчасти и из-за чувства вины.

Через несколько дней к ней пришла модистка смерить мерки. Перед уходом она поинтересовалась какой стиль в одежде Аэтель предпочитает. Заверив, что все будет сделано в лучшем виде и в короткие сроки, мастерица покинула дом.

Еще через три дня прислали новые наряды. Аэтель с восторгом рассматривала их, отмечая, как точно портниха подобрала модели по ее вкусу. Сорико уговорила перемерить их почти все, и увлекшись, Аэтель даже перестала грустить, довольная, рассматривая себя в зеркале. Некоторые наряды маскировали округляющийся животик, другие подчеркивали ее положение. Глядя на довольное лицо девушки, Сорико решилась спросить про отца ребенка, но Аэтель замкнулась и отказалась отвечать. Она вела себя подобным образом и в случаях, когда миссис Ву начинала интересоваться некими Бенедиктом и Себастьяном, о которых иногда упоминала девушка, тихо вздыхая и задумчиво поглаживая живот. В такие минуты женщина видела грусть на лице молодой женщины и понимала, что та скучает по ним. Но порой Аэтель взрывалась, проклиная их «чертову работу и преданность долгу». И Сорико терялась какую роль эти мужчины играли в жизни Аэтель. Женщина лишь предполагала, что они либо братья, либо напарники. Или вместе взятое.

Расстроенная неприятными воспоминаниями, Дорика провела вторую половину дня на улице, не желая ни с кем разговаривать и глядя на темное море на горизонте. Спускаться к воде, как было в первые дни ее заселения здесь, она не стала, опасаясь, что может поскользнуться на обледенелых камнях. Снова пошел снег, но заходить в дом Аэтель не хотела. Поэтому просто гуляла по возвышенности вдоль береговой линии, чтобы ее было видно из дома и супруги не бегали в поисках ее, как случалось раньше. Девушка понимала, что ругаться с супругами глупо. Не от них зависело решение императора.

На следующий день Аэтель буквально потребовала, что будет помогать Сорико по дому. И та согласилась, понимая, что девушке нужно движение, чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей. Ей было жаль Аэтель, хоть она и не понимала почему та грустит. Даже если те мужчины обманули ее, сам император проявлял заботу. Хотя бы это должно было вселять в нее уверенность, что ей помогут в будущем. Но она злилась и на императора, называя нехорошими словами.

А через неделю пришла теплая одежда и весенние наряды с пометкой «на вырост». Модистка попыталась рассчитать, насколько будущая мама может округлиться еще через месяц и прислала несколько вещей, чтобы неожиданно не оказалось, что Аэтель уже выросла из того, что имелось. Такая забота радовала бы девушку, если б не одно «но». Все делалось не для нее. Это оберегали ребенка Стража, которого у нее собирались забрать. Эта мысль приводила к отчаянию, заставляя плакать по ночам.