— Вы — художники — странный народ, — говорил Рейли. — Вы все время пытаетесь доказать толпе, что по духу, по мыслям стоите выше нее, и в то же время даете себя топтать испачканными в навозе сапогами. Что это? Христианское непротивление злу или приверженность к стадности?

— Все мы только люди, и ничто человеческое нам не чуждо.

— Я так и знал, что вы ответите этим афоризмом, — невесело усмехнулся Рейли. — Это афоризм слабых. А слабых бьют, Эдуард Петрович.

— Или топчут сапогами?

— Это одно и то же… И что же, вы и после войны будете продолжать заниматься живописью?

— Так далеко я не заглядываю.

— И правильно делаете! — Рейли искоса взглянул на Берзина, подумал: «Почва подготовлена, надо сеять». — Лично я предпочитаю жить сегодняшним днем. Но, сознаюсь, иногда в мою голову забредают и мысли о будущем. Ведь каждый завтрашний день начинается уже сегодня, не правда ли?

— К сожалению, это так.

— Да, да! К сожалению! Увы! — Рейли вздохнул и словно бы нехотя продолжал. — Мне передавали, что вы рветесь на фронт. Это верно.

— Да.

— А если бы вам предложили воевать на другом фронте— без окопов, землянок, грохота орудий…

— Мне было сделано такое предложение, — Берзин почувствовал, как у него внезапно пересохло в горле, и, чтобы выиграть время, медленно отпил глоток вина, горького, вязкого. — Я ответил, что…

— Что подумаете. Ну и как, надумали?

— Да! Но я должен знать…

— Круг своих обязанностей?! О! Он не будет слишком обширным. — Рейли придвинулся вплотную к собеседнику. — Во-первых, перетянуть на свою сторону возможно большее число латышских стрелков. Для этого вам придется не только говорить со своими солдатушками, но и принимать более энергичные меры.

— Например…

— Ну, например, добиться, чтобы им сократили довольствие— хлеб, крупу, табак и все прочее.

— Но стрелки и без того питаются очень худо.

— А будут еще хуже! — жестко сказал Рейли. — Это прочистит им мозги. Ведь путь к сердцу солдата лежит через желудок! Голодные стрелки лютой ненавистью возненавидят господ большевиков. Не так ли?

— Допустим.

— Во-вторых, — Рейли сделал паузу, прикидывая в уме, как сформулировать второе задание, которому он придавал очень, очень большое значение. — Вам придется подумать над тем, как заставить командование дивизии перебросить два латышских полка в Вологду… Само собой разумеется, эти полки должны быть верны нам. Нам! Понимаете? В Вологде они объявят о своей солидарности с союзниками по Антанте.

Готовясь к встрече с Берзиным, Рейли хорошо продумал план разговора. Он хотел прощупать собеседника со всех сторон: ведь Тилтинь мог и ошибиться в этом человеке, а это было бы равносильно катастрофе. Второе «задание» предназначалось для того, чтобы определить, всерьез ли думает латышский командир связать свою судьбу, судьбу своих товарищей по оружию с союзниками. Конечно же, Рейли прекрасно знал, что не во власти Берзина помочь переводу крупного воинского подразделения из одного города в другой. И если, думал Рейли, вдруг окажется, что Берзин согласится выполнить это «задание», то значит бородатый латыш или пустобрех, или подослан чекистами.

В свою очередь и Эдуард Петрович не мог не понять, что это задание дается неспроста. В первое мгновение он опешил: неужели опытный разведчик, который сейчас сидит перед ним, не понимает всей абсурдности этой затеи? Уж кто-кто, а Рейли доджен знать: намекни он, Берзин, командованию дивизии о желательности перевода двух полков в Вологду, как сразу же дотошные штабисты заинтересуются — зачем, да почему эту идею предлагает командир дивизиона… Словом, последствия могут быть весьма серьезные… Очевидно, промелькнуло в голове у Берзина, Рейли хочет испытать его этим неосуществимым проектом… И он ответил Рейли так, как ответил бы на его месте любой разумный командир:

— Меня удивляет это задание. Напомню вам — я командир дивизиона, но не дивизии… Хотя вряд ли даже командир дивизии единовластно способен осуществить такую переброску…

— Я понял вас, господин Берзин, — безразличным током ответил Рейли. — Но в будущем, я надеюсь, мы вернемся к этому, плану?

— Поживем — увидим, — улыбнулся Берзин.

«А он умнее и… хитрее, чем я предполагал, — подумал Рейли. — И все-таки… Все-таки, дружище, я тебе устрою еще одну проверку. Не сейчас, нет… Хватит с тебя на сегодня и одного орешка. Ты его раскусил удачно. Следующий будет потверже…» И он стал говорить о том, что необходимо в самое ближайшее время найти типографию, где можно будет печатать воззвания к населению, организовать общество, объединяющее всех недовольных большевиками латышей.

— Надо, — говорил Рейли, — чтобы вокруг нас создалась крепкая, спаянная группа офицеров, готовая по первому вашему знаку выступить против большевиков. Мы понимаем, что эта работа потребует немалых расходов, и готовы взять их на себя.

— Вы хотите меня подкупить? — не сдержался Эдуард Петрович. — В таком случае я прекращаю переговоры…

— Ив мыслях не держал такого, — поспешил успокоить его Рейли. — Просто я знаю, что без денег вам не обойтись… Не вам лично, конечно, а вашей организации.

«Черт возьми! — подумал Эдуард Петрович. — Почему бы мне не вырвать из их пасти солидную сумму? В конце концов деньги-то народные! И поступят в распоряжение народной власти…»

— Разрешите мне подумать над вашим предложением? Надо посоветоваться с товарищами.

— Разумно! Очень разумно! — одобрительно закивал головой Рейли. — Я вижу, что мы с вами сработаемся. А теперь, — Рейли допил остаток вина, поморщился, — нам надо расстаться. Через два дня, в четыре часа я, жду вас по следующему адресу: Хлебный переулок, 19, квартира 24. Записывать не надо. Телефон: 28–83. Спросите господина Константина. — Он встал. Поднялся и Берзин.

— Рад был тебя видеть, дружище! — воскликнул Рейли. — Не забывай фронтового товарища — пиши!

— Прощай! Прощай! — в тон ему ответил Эдуард Петрович, пожимая протянутую руку.

Позднее Рейли вспоминал, что эта встреча оставила в его душе какой-то неприятный осадок. «Мне все время казалось, что я разговаривал с чекистом. Ни внешность, ни манера держать себя и вести беседу даже отдаленно не напоминали мне обычного перебежчика… Жаль, что я не утвердился в этом первом впечатлении».

— Мне кажется, это чекист! Явный чекист! — говорил Рейли Локкарту в тот же вечер. — Он умен, выдержан, если хотите — честен. Такие не изменяют присяге…

— Полноте, — успокаивал его Локкарт. — У вас, Сидней, просто пошаливают нервы.

— Я доверяю своим чувствам, Брюс. Они еще никогда меня не подводили.

Рейли шагал по огромному, устланному пушистым ковром кабинету Локкарта, курил одну папиросу за другой.

— Нам надо устроить ему генеральную проверку. Такую, чтобы быть уверенным до конца.

— Так устройте! Что вам мешает? Вы же мастер на подобные штучки, — усмехнулся Локкарт. — Но сначала дайте мне взглянуть на латыша. — Локкарт громко рассмеялся. — Как говорят русские: ум хорошо, а два лучше.

— Я вам отвечу нашей английской поговоркой, Брюс: у мула столько доброты на морде, что для задних ног ничего не остается.

«Если он действительно чекист, — размышлял Рейли, — то о нашем разговоре в кафе он обязан доложить своему начальству. Получить инструкции, советы — в таких случаях это принято… Что ж, проверим…»

И агентура Рейли установила усиленную слежку за Берзиным. Контролировались каждый его шаг, каждая встреча, каждый разговор… Но ни с кем из чекистов и даже непосредственных командиров бородатый латыш не встречался. Все эти полтора дня он провел за городом, где обучал московских рабочих стрельбе из орудий. Ночь же спокойно спал в своей каморке…

Все-таки сомнения Рейли не рассеялись…

Через день на глухой московской окраине в безлюдном тупичке нашли избитого, в бессознательном состоянии Берзина. Его подобрал милицейский патруль и доставил в больницу на Басманной.