Петерс молча, не прерывая, выслушал Эдуарда Петровича и справился только, когда должна произойти встреча с Константином.

— Не знаю. Тилтинь сказал, что в ближайшие]дни.

— Ну а кто такой Константин, он тебе не сказал?

— Нет.

— Не хочу тебя пугать, но «Константин» — кличка Рейли. Один из опытнейших и хитрейших шпионов Англии. Хорошенько запомни его лицо. Возможно, он гримируется…

Петерс снял телефонную трубку:

— Кабинет Феликса Эдмундовича, пожалуйста… Петерс говорит. У меня сейчас находится товарищ Берзин… Да, встреча с пастором состоялась… Зайти? Хорошо. — Он повесил трубку. — Пойдем к Дзержинскому. Коротко доложишь Феликсу Эдмундовичу о разговоре с Тилтинем… Подумаем, как действовать дальше.

— Хорошо. — Берзин встал, одернул гимнастерку, пригладил волосы.

Дзержинский также молча, не перебивая, выслушал Эдуарда Петровича и, окинув взглядом его высокую, ладную фигуру, неожиданно спросил:

— Силенок хватит? Нагрузку вам предстоит нести большую.

— На здоровье не жалуюсь, Феликс Эдмундович. А вот справлюсь ли — не знаю.

— Сомнения ваши понимаю. Но чекистами не рождаются, а становятся. И если скажете «нет», мы поймем и это. Не так ли, Яков Христофорович?

— Правильно. Но он не скажет «нет». Не тот человек.

— Тем лучше. — Дзержинский' прошелся по кабинету. — Но предупредить я вас все же хочу — работа предстоит трудная. На вас мы возлагаем большой груз и большие надежды… Наши города кишат подпольными белогвардейскими организациями. Нам надо знать, где они скрываются, какие у них связи, как взаимодействуют.

Дзержинский снова прошелся по кабинету. Потом придвинул стул вплотную к Эдуарду Петровичу, положил ему на колено длинную сухую ладонь.

— У нас есть все основания предполагать, что пастор Тилтинь сделал вам предложение от имени английской политической миссии, которую возглавляет Локкарт. По имеющимся в Чека сведениям, этой миссией готовится крупный заговор против Советской власти. Он явится составной частью целой серии заговоров, которую мы условно называем «Заговором послов». Говорю вам это для того, Цтобы вы были в курсе дела.

— Понятно.

— Так вот. Вы должны проникнуть в самое сердце, в самое логово врагов революции. Ваша задача — возможно подробнее узнать о планах дипломатов. Какими силами и средствами, когда и как они предполагают нанести нам удар. Не сегодня-завтра встретитесь с Константином — Рейли. Будьте начеку! От этой встречи зависит, заслужите ли вы доверие господ дипломатов. Но и бояться не надо… Смелость города берет! Держите себя с достоинством. Не давайте легкомысленных обещаний. Ну, а об остальном договоритесь с Яковом Христофоровичем. Желаю вам успеха!

Он неторопливо прошел Лубянку, посидел на скамье возле памятника Первопечатнику… Потом снова шагал по улицам, замечая и не замечая, что делается вокруг: поток спешащих, плохо одетых людей, лотошников со скудной снедью, объявления на дверях булочных — «Сегодня хлеба не будет. Детям ¹/₄ фунта», отряды, красноармейцев, афишные тумбы — «Ф. Шаляпин в роли Бориса Годунова», «Вечер поэзии», «Концерт фортепьянной музыки. Бетховен, Лист, Брамс»… И снова — лотки торговцев с картофельными лепешками, стук деревянных подметок по тротуару.

Из головы не выходили слова Дзержинского. Он вспоминал их, вдумываясь, оценивая и с каждой минутой все больше и больше понимая, какую огромную ответственность возложили на него. Он не задавал себе традиционного вопроса: справлюсь ли? Потому что еще не видел конца безбрежного поля, поля боя, по которому предстояло пройти. Но и позже, когда это поле открылось перед ним во всю ширь, когда дух захватило от его безбрежности, полной смертельной опасности, он не остановился в сомнении.

Много лет спустя, когда неумолимое время посеребрило его голову, он также без сомнений шел по избранному пути — большевика, солдата революции. Убежденность! Убежденность в правоте своего дела помогла ему строить новую Вишеру, открывать золото Колымы. Эта же убежденность не сломила его духа в стужу 1937/38 года.

Он шел по московским улицам, готовя себя к бою. Возле Малого театра группа «бывших» чинила мостовую.

— Че гляделки вылупил? — окликнула его одна из «бывших», мясистая деваха с синюшным лицом. — Подсобляй!

Шел по Неглинной к Кузнецкому мосту. Мальчишки-газетчики кричали:

— Измена командующего Муравьева!

— Муравьев бежал из Казани в Симбирск!

— Ставрополь взят Красной Армией!

На углу Кузнецкого к Берзину подошел бородатый, тщедушного вида крестьянин. Сняв шапку, спросил:

— Скажи ты мне, мил человек, где бы Ленина найти?

— А зачем тебе товарищ Ленин? — отведя в сторону мужичка, спросил Эдуард Петрович.

— Да видишь — такое дело… Мужики наши послали поспрошать кое о чем, — крестьянин замялся. — В обчем, дело сурьезное.

Эдуард Петрович рассказал, как дойти до Кремля, посоветовал крестьянину обратиться к Малькову. Долго стоял, наблюдая, как сутулая спина крестьянина мелькала среди прохожих, и почему-то вспомнил монаха, который приходил к нему в Петрограде жаловаться на кровопийцу-купца. Пытался вспомнить имя монаха, но так и не вспомнил — уж очень оно мудреное было.

К великой правде пробудился народ! Сколько их — мужиков, рабочих — приходили в Советы, в Чека, в Кремль, к Ильичу, высказывая заветные думы, печали и радости. Сколько вражеских козней предотвратили эти никому неизвестные люди, имя которым — Народ! В сущности и он — Эдуард Берзин — был одним из таких Людей, пробужденных Революцией.

Он шел и шел по Неглинной, всем существом своим ощущая кипевшую вокруг жизнь, впитывая в себя ее детали: сутолоку тротуаров, цоканье копыт по мостовой, бездонную синеву неба, усталый шепот пропыленной листвы. Он подходил уже к Трубной площади, намереваясь свернуть к Страстному монастырю, чтобы по Тверской спуститься к Охотному ряду и через Красную площадь, мимо милого сердцу Василия Блаженного пройти в Замоскворечье…

Однако намерениям этим в тот день не суждено было осуществиться.

Каким-то подсознательным чувством Эдуард Петрович вдруг ощутил за спиной чей-то взгляд. Подумал было: «хвост», но внезапный, легкий, как будто случайный толчок в плечо заставил его быстро обернуться. Мимо, совсем близко, проходил человек в кожанке. Эдуард Петрович не успел разглядеть его лица, но явственно услышал негромкие слова:

— Идите за мной! Я — Константин!

Эдуард Петрович невольно замедлил шаг — настолько неожиданной была эта встреча. Но быстро взял себя в руки и перешел на другую сторону улицы за Константином. Заметив, что тот вошел в распахнутые настежь двери кафе «Трамбле», Эдуард Петрович последовал за ним.

Народу в кафе было немного, и Берзин сразу же увидел за одним из столиков Константина. Заметив Берзина, он встал и громко, на весь зал воскликнул:

— Боже мой! Кого я вижу! Эдуард Петрович! — он встал, сделал несколько шагов навстречу. — Сколько лет, сколько зим!

Словом, это была встреча старых, давно не видавшихся людей. Константин — Рейли разыграл ее мастерски. Эдуарду Петровичу ничего не оставалось, как подыгрывать. Потом они долго сидели, молча разглядывая друг друга, словно потрясенные этой нежданной встречей.

Эдуард Петрович ожидал увидеть человека сухого, подтянутого, до приторности вежливого, хитрого… А перед ним сидел веселый, разговорчивый, даже несколько грубоватый мужчина с помятой физиономией. Эдакий завсегдатай дешевых пивных и прокуренных бильярдных. «Маркер— не маркер, шулер — не шулер. Игрок!» — подумал Эдуард Петрович.

А Рейли, оглядев высокую складную фигуру Берзина, его сухое, усталое лицо, мгновенно определил: «Службист! Честен, простодушен». И еще подумал, что такой человек должен понравиться Локкарту…

Вначале разговор шел ни о чем: так беседуют малознакомые люди. Рейли задавал пустые, ничего не значащие вопросы, Берзин отвечал безразлично, выжидая, когда же собеседник кончит «пристрелку» и пустит в ход «главный калибр».