К этому времени] (начало февраля) полковнику Бриедису удалось нащупать в Москве около двенадцати различных офицерских организаций, по большей части, впрочем, лишь начинающих организовываться, и с некоторыми из них установить связь. В наших планах было установить крепкую связь с более крепкими организациями, либо с нашей группой влиться в одну из них и добиваться объединения возможно большего числа отдельных организаций с учреждением общего центра и выработки общего плана будущей работы и действий».

Итак, Гоппер ясно определил себе цель. Нужны были средства.

И вот однажды вечером в комнате, где нелегально проживал бывший полковник и будущий генерал (заметим в скобках, что Гоппер позднее стал-таки генералом, получив вожделенный чин из рук Колчака), появился Бриедис. К тому времени Фридрих Андреевич носил полувоенную форму. Но на сей раз он пришел в штатском облачении. На вопрос Гоппера, чем вызван этот маскарад, Бриедис ответил многозначительным шепотом:

— Сегодня решается наша с вами судьба. Надо соблюдать величайшую осторожность.

— Похоже на плохой детективный роман, — презрительно фыркнул Гоппер.

— Когда вы узнаете, зачем я пришел, вы измените свое мнение, — все так же таинственно ответил Бриедис.

— Так говорите скорее!

— Вам придется пойти со мной в одно место…

— Куда?

— Тс-с-с! Не спрашивайте ни о чем. Пошли!

Хочешь не хочешь, пришлось бывшему командиру выполнять требования бывшего подчиненного. Они долго кружили по каким-то темным закоулкам. Гопперу казалось, что Бриедис нарочно выбирает самые жуткие трущобы, для того чтобы взвинтить ему нервы. Надо сказать, что, несмотря на кажущуюся дружбу, эти два человека никогда не доверяли друг другу. Теперь же Гопперу постоянно казалось, что Бриедис отодвигает его на задний план, пытается принизить его. В свою очередь Фридрих Андреевич подозревал, что друг Карлуша при первом удобном случае, во имя спасения «своего я», без зазрения совести выдаст его чекистам или выстрелит в затылок в таком вот глухом переулке, каким они пробирались теперь…

Оба облегченно вздохнули, оказавшись перед обитой клеенкой дверью, ведущей в полуподвал. Бриедис зажег спичку, и в ее дрожащем свете они прочли какую-то фамилию, выгравированную на медной дощечке. Бриедис два раза постучал в дверь, выждал несколько секунд и постучал еще три раза. Дверь сразу же открылась. На пороге стояла полная брюнетка, одетая в шелковое кимоно.

— Нам нужно видеть Марию Ивановну, — произнес Бриедис.

— Пожалуйста! — с легким поклоном женщина впустила путников в квартиру. — Мы вас ждем.

Действительно, их ждали. В столовой, за хорошо сервированным столом, сидели два человека. Одним из них был Борис Викторович Савинков, вторым — его адъютант, носивший странную кличку «Флегонт».

К удивлению пришедших, «Марией Ивановной» оказалась вовсе не хозяйка дома, а сам Борис Викторович. Над этим долго смеялись, причем Борис Викторович очень живо поведал несколько курьезов из своей богатой конспиративной практики. Бриедис также хотел рассказать пару эпизодов на эту тему, но одумался: уж очень добродетельной и невинной казалась хозяйка дома. Как бы изумился Бриедис, знай, что Степанида Стефановна— так, кажется, ее звали, — в прошлом была известной ростовской бандершей и на своем веку повидала такое… Начавшийся с шуток разговор вскоре, однако, приобрел совсем не шутливый характер. Борис Викторович поинтересовался, чем предполагают заняться «господа латышские офицеры».

— К величайшему нашему прискорбию, большая часть латышских стрелков настроена пробольшевистски, — говорил он таким заунывно-спокойным тоном, будто речь шла о неудавшейся коммерческой операции. — Придется господам офицерам оправдать доверие истинных сынов России и послужить ее спасению.

— Мы готовы к любым действиям, — заверил его Карл Гоппер. — Разумеется, в составе возглавляемой вами организации.

— Вот как? Вы слыхали о «Союзе Защиты Родины и Свободы»?

— Как же! Как же! От себя лично и от имени своих друзей заверяю вас, что дело, за которое вы боретесь, — наше кровное дело. — Бриедис передохнул после этой тирады и более спокойным голосом продолжал. — Здесь, в Москве, имеется большая группа латышских офицеров… Если позволите, я назову некоторых из них? — И, получив согласие, продолжал: — Полковник Болштейн, офицеры Коцинь, Кауфитис, Лиелайс, Штифт, Пуппе, Креслинь, Кронберг, Рубис…

— Довольно, довольно! — улыбнулся Савинков. — Эти труднопроизносимые фамилии…

— Всех этих людей я знаю лично и готов ручаться, что они будут смелыми бойцами, — счел нужным вставить и свое слово Гоппер.

— Что ж, хоть наше время учит не доверять даже лучшим друзьям, — Савинков искоса взглянул на полковников, — все же таким людям, как вы и ваши друзья, мы верим полностью.

Произнося эти слова, Савинков не кривил душой. Прежде чем встретиться с Гоппером и Бриедисом, он через своих агентов навел справки, которые подтвердили, как юн выразился про себя, «кредитоспособность латышей». Фактические данные, поступившие в распоряжение Савинкова, навели его на мысль о том, что хорошо было бы прибрать к рукам ту часть латышского офицерства, которая с первых дней революции выступала против большевиков. При этом, как казалось тогда Савинкову, офицеров-латышей можно будет использовать трояко: как строевых командиров в армии генерала Алексеева, как разведчиков-диверсантов в тылу большевиков и, наконец, как пропагандистов в красных латышских частях.

Надо было с первой встречи дать понять Гопперу и Бриедису, что в «Союзе Защиты Родины и Свободы» не только рассуждают о том, как свергнуть большевиков, но и действуют. Действуют!

Начал Савинков издалека:

— Вы назвали свою организацию…

— «Латышским национальным солдатским центром», — услужливо подсказал Гоппер.

— Да, да! Припоминаю. Что ж, дай бог, чтобы этот союз послужил великому делу освобождения Латвии из-под немецкого и большевистского ига. Выпьем за это! — И, когда бокалы были осушены, продолжал: — Но, господа, мы с вами солдаты. А солдаты — люди действия. Не так ли?

— Совершенно верно, — в один голос подтвердили Гоппер и Бриедис.

— Именно поэтому я позволю себе нарушить мирное течение нашей дружеской беседы просьбой весьма делового характера. — Савинков сделал незаметный жест, и хозяйка квартиры вышла из комнаты. После этого Борис Викторович обратился к адъютанту. — Флегонт, дружочек, проследи, чтобы нас не подслушивали. — Уловив недоуменные взгляды Гоппера и Бриедиса, Савинков снисходительно улыбнулся и, дождавшись, когда Флегонт закрыл за собой дверь, продолжал: — Поверьте моему конспиративному опыту: чем меньше ушей нас слышит, тем лучше… Итак, просьба моя и моего союза в следующем: надо найти в красных латышских полках командира, который мог бы активно сотрудничать с нами. Обязательное условие: этот человек должен быть вхож в Кремль…

— Понимаю! — многозначительно заметил Гоппер. — Террористический акт…

— Отнюдь нет! Точнее сказать — пока нет. Этот командир должен быть с безукоризненной репутацией. Он может быть даже большевиком! Даже большевиком, понимаете?

— Это немыслимо! — Бриедис встал, прошелся по комнате. — Я не встречал еще ни одного большевика, который изменил бы своей вере!

— Я был более высокого мнения о вас, полковник. — Савинков хитро прищурился. — А вы как считаете, господин Гоппер?

Гоппер некоторое время молчал, делая вид, что тщательно обдумывает предложение Савинкова, хотя сразу же понял, что Борис Викторович ловко столкнул его лбом с Фридрихом Андреевичем. Отказаться сейчас, значит, навсегда испортить отношения с Савинковым. Но и задание чертовски трудное! Прав Бриедис.

— Большевика мы вряд ли найдем, — по-деловому начал он. — Но среди беспартийных… тем более бывших офицеров…

— Хорошо, господа! — Савинков решительно поднялся. — Я вижу, вы не решаетесь сказать ни да ни нет. Поэтому я решил облегчить стоящую перед вами задачу и назову вам человека, к которому мы решили… Точнее сказать, которого мы думаем сделать своим союзником. Это человек, недовольный большевистской властью, тоскующий по родине и готовый на все, только бы поскорее оказаться рядом со своей милой.