— Отдам, если свадьбу в степи сыграют. В чужие земли только женой отпущу. Не пойми кем нет, не поедет. — Улыбнулся сотник. — А калым… — Он нахмурился, и сделал вид, что задумался, но потом махнул рукой. — Потом отдаст, когда разбогатеет. — И рассмеялся.

— Папа! — Прыгнула ему на шею Агли и поцеловала с заросшую бородой щеку.

— Спасибо отец. — Склонил голову медведь. — Я буду хорошим мужем.

Задерживаться в оазисе путешественники не стали. Поблагодарили местную русалку, сами благодарности выслушали, набрали воды в фляги и в путь отправились Дел впереди много, а времени на их осуществление мало. Кто знает когда врага ждать? Только Чернобог ведает, но он не ответит, сколько не спрашивай.

Снова палящее солнце над головой и хрустящая, высушенная до состояния сена трава под копытами лошадей. Снова текут нудные минуты, складываются в часы ожидания окончания путешествия. Шишок перебрался на плече Вула, и о чем-то там с ним переругивается, видимо обсуждает несправедливый подзатыльник, полученный от оборотня. Бер везет Агли, усадив ее впереди себя, нежно придерживая за плечи, и, кажется, даже не дышит, боясь повредить этот бриллиант своего сердца. Камал, что-то напевает про себя, тягучее и нудное, подрагивая голосом в такт шагам лошади, а Федогран кемарит, склонив голову на гриву Туплара.

Нудно, скучно и жарко. Дневное светило катится медленно к горизонту, скоро начнет темнеть. Ночевать придется в поле. До ближайшего оазиса еще сутки пути.

Федогран поднял голову, и неверующе протер кулаками глаза. Впереди, на горизонте, на фоне тускнеющего, теряющего в сумерках жар солнца стоял черный всадник, с поднятым в верх копьем. Закованный в латы витязь, поднял вверх руку, в приветственном жесте, и направил своего коня навстречу путешественникам.

— У нас гости. — Привлек внимание друзей юноша.

— Кто это? — Удивленный Вул приподнялся над крупом лошади. — Один в степи. Странно это. Не нравится мне. Опять неприятности.

— Ого. — Воскликнул восхищенно шишок. — А ведь я его знаю. Вот уж кого не ожидал тут встретить, так это его. Легендарная личность.

— Не томи? — Все обернулись к Ильке. — Что ты все загадками. — Камал подъехал ближе к будущему зятю и дочери, опустив руку на меч.

— Сын Даждьбога и Морены. Богумир. — Хмыкнул шишок. — Серьезный воин.

Остроконечный шлем, с полоской стали, прикрывающей переносицу, с бармицей, спускающейся позвякивающей при движениях волной, на широкие плечи, и сливающейся в одно целое с кольчугой двойного плетения, вполне достаточной для защиты могучего тела от ран, но вполне легкой, удобной, не сковывающей плавных, уверенных, кошачьих движений воина.

За спиной щит — капелька, в руках копье, а под седлом богатырский конь, нервно всхрапывающий при виде чужаков, словно спрашивающий разрешение укусить белоснежными зубами стоящих напротив людей, и роющий землю нетерпеливым копытом.

Все черное, синевой бликов отражающее солнце, и только жесткие глаза, оценивающе смотрящие в душу небесной голубизной бесконечности, и волосы, выбивающиеся из-под шлема кучерявой шапкой, и словно специально завитой бородой, цвета свежей, высушенной солнцем соломы, контрастируют с тьмой экипировки, оттеняя ее и подчеркивая.

Он подъехал медленно, и грациозно, как и подобает сыну богов, гордо выпрямив спину вдоль задней луки седла, придерживая повод одной рукой и управляя жеребцом одними ногами. С достоинством склонил голову в приветственном поклоне, и протянул руку, приглашая поздороваться, как это принято, крепко сжав предплечье.

— Я ждал вас. — Прозвучал его приятный, слегка приглушенный бас. — Приглашаю посетить мой лагерь. Погостить, отдохнуть, поговорить, и обсудить наши совместные планы.

— Совместные планы? — Удивился Федогран. Отвечая на рукопожатие. — Я снова игрушка в руках богов, уважаемый Богумир? Я не знаю никаких совместных планах, кроме того, что должен объединить степь и победить врага. Хотя и считаю это невыполнимым. Или что-то изменилось? Богам вновь нужно развлечение?

— Не горячись богатырь. Ничего не поменялось. Я прислан Перуном тебе в помощь. Вот об этом я и хотел поговорить.

— От помощи я не откажусь, тем более божественной. — Усмехнулся Федогран.

— Тогда прошу ко мне в гости. Славуня приготовила ужин. Не хорошо заставлять ждать хозяйку. Не любит она этого. — Богумир дернул поводья, развернув коня, и пригласил жестом следовать за ним.

Назвать лагерем то, что предстало перед взором путешественников, мог только избалованный комфортом, создаваемым повсюду его женой, Богумир. Для уставших путешественников открывшаяся картина виделась раем.

Сухая степь резко обрывалась, и дальше на небольшом участке, вполне достаточном, чтобы принять в себя нескольких человек с лошадьми, словно накрывшись расшитой цветами скатертью, преображалась в поляну. Радовала и удивляла одновременно изможденных дальним переходом путников чудом необычного перевоплощения из чахлой местности в цветущую опушку соснового бора.

Посреди этого великолепия стоял дубовый стол с расставленными по кругу стульями с высокими спинками. И рядом, льющий из неоткуда, и уходящий в никуда источник, с чистой журчащей водой.

Для лошадей висящие в пространстве ясли с овсом, и чистые поилки. Воздух наполнен ароматами хвойного леса, цветов и свежей выпечки. Чудо посреди выжженной солнцем степи.

Хозяйка встречала их, как и положено, перекинутым на вытянутых руках расшитым полотенцем, и караваем теплого ржаного хлеба, с небольшим белоснежным холмиком соли посредине румяной корочки. Проголодавшиеся путники непроизвольно сглотнули.

— Прошу к столу, гости дорогие. Славуня по обычаю поклонилась в пояс, и отступила в сторону. Очень красивая женщина. Прекрасная той своей естественной природной красотой, которой любые вмешательства макияжа только пойдут во вред. Высокая, статная, гордая, уверенная в себе, но в то же время излучающая доброту и заботу всем своим видом.

Белокурые волосы, косами спускающиеся на высокую полную грудь, как два ручейка вытекающих из-под венка из ромашек. Белоснежный воздушный, словно вытканный из воздуха сарафан, расшитый жемчугом, волнующий взгляд таинственностью скрывающейся под ним стройной женской фигуры, и сапожки, едва выглядывающие из-под скользящего по бархатной траве длинного подола, плавно и грациозно несущие молодую богиню.

Легенда об их любви потерялась в веках, и дошла до нашего времени обрывками, обрастая ложью и домыслами. К сожалению, Федогран тоже упомянул об этом в своих дневниках вскользь. Жаль. Но и того, что я узнал уже достаточно, чтобы восхитится его мужеством и ее нежностью. Это истинная история о том, что великое чувство, способно противостоять всему на свете История о верности жертвенности и чести. О том, что простая смертная женщина, может стать богиней, и что даже бог может влюбиться, наплевав на все устои, и пойдя наперекор всем, обрести простое человеческое счастье.

Но я отвлекся. Это другая история, и может, когда-нибудь, я ее вам расскажу. Но это будет потом. Сейчас же время других героев. Вернемся к делам другим, не мание эпическим и важным.

Стол ломился от угощений. Кувшины с медом и морсом, кипящий самовар с взваром, перепела, зарумяненные на угольях, поросёнок, манящий румяной хрустящей корочкой, обложенный печеными, плачущими соком яблоками, осетр целиком на серебряном блюде, словно кричащий ароматом: «Съешь меня», и конечно пироги, всевозможные курники, расстегаи, шанюшки, разящие на повал восхитительными запахами, голодных путешественников.

Небольшой конфуз случился из-за Камала с дочерью, никогда не видевших стульев, и не понимающих, зачем они нужны. Но он быстро разрешился стараниями хозяйки, тактично, с улыбкой объяснивших значения незнакомых предметов.

— Привыкай, девочка. — Погладила она голову Агли, — Ты будешь женой воина, в землях которого принимать пищу положено именно так. Со временем ты привыкнешь, и еще будешь удивляться, что как обходилась до этого без стола и стульев. Поверь, что это очень удобно.