— Нет. — Честно ответил тот. — Но я постараюсь все для этого сделать.

— Спасибо за честный ответ. Отправляйся к своим друзьям и продолжай путь. Помех в наших землях тебе не будет. — Он стукнул копьем и Федограна ослепило яркое полуденное солнце, легкие наполнились свежим воздухом с ароматами цветов, а слух пением птиц и радостными криками друзей. Он вернулся из царства мертвых. Спасся сам, спас друзей и освободил амазонок от проклятья. Было чем гордится, но почему-то это не радовало. Последний вопрос Аида: «Уверен ли он в победе?», — Как-то внезапно внес в душу смятение. «А если нет?», — То, что тогда? Он погибнет? Это-то как раз и понятно с этим он давно смирился, но что произойдет в этом случае с миром? Все, что он полюбил, все что ценит, все исчезнет. Скачущий сейчас от радости на плече шишок перестанет существовать по воле черного бога. Ягира с Чащуном уйдут за кромку, если и та, в конечном счете, не растает от неверия в нее людей, растворится в небытие. А боги? Такие живые, реальные, неравнодушные к просьбам верящих в них жителей. Что будет с ними? Они умрут? Тоже, как и кромка растают? Нет. Он не имеет права проиграть. Этот мир сделал ставку за свое существование на него, и он его не подведет. Зубами если надо вырвет победу, перегрызет поганое горло врага, но победит.

— Вот что ты за человек такой, Федогран? — Ткнул кулаком в плече друга Вул. — Все вернулись, а ты, как всегда, в своем репертуаре, заставил верного оборотня волноваться. Меня убьют не враги, меня убьет собственный брат, разорвав сердце.

— Если я не задушу его до этого в своих объятьях. — Бер обхватил руками так, что затрещали кости.

— Дурак! — Заколотил медведя по голове кулаками Шишок подпрыгивая на плече. — Отпусти не то и в правду раздавишь. Кто тогда нас домой поведет?

Федогран оглянулся. Вот оно то, ради чего стоит жить, и побеждать. Светящиеся неподдельной радостью лица названых братьев. Восхищенные аргонавты, уже похоронившие себя в подземельях Тартара и вновь вернувшиеся к жизни его стараниями. Амазонки, еще не осознавшие до конца произошедших с ними перемен, и высыпавшиеся молчаливой толпой, с зарождающимся в глазах восторгом, из домов встречать пропавших накануне гостей. Минотавр, застывший напротив Мирины и пожирающий глазами, раскрасневшуюся, не в силах сдержать пылающие в душе чувства взаимности, девушку. Прочь сомнения. Теперь он уверен, что победит. У него нет другого выхода.

Гуляли два дня, прерываясь только на сон. Пили, ели, танцевали, пели хором песни, падали пьяные в клумбы с цветами, поднимались и шли снова веселится. На каждом углу рассказывали о битве Федограна, победившего злобную Горгону, приукрашая иногда до абсурда подвиг, и восхваляли Афродиту, уверенные в том, что это она помогла освобождению героев. Пели гимны Аиду, его мудрости, поставившему на место свою злобную жену и вернувшему счастье амазонкам.

На третий день, с утра, начали собираться в дорогу. И тут всех удивил Крепыш. Он подошел к Федограну и сообщил, опустив глаза:

— Прости. Я не пойду с вами дальше. Я нашел тут свое счастье и остаюсь. Мирина согласилась стать моей женой.

— Вот всегда знал. — Воскликнул шишок. — Что все беды от женщин. А как же мед? Ведь ты мечтал попробовать?

— Ты приплывай в гости, и привози бочонок. — Улыбнулся минотавр. — Здесь всегда будут тебе рады. Вот я и попробую твоего хваленого напитка.

Вновь за бортом вздыхающее волнами, искрящееся на солнце море. Бесконечный, захватывающий душу восторгом простор. Впереди путеводная нить Ариадны, тонкой черточкой, чудодейственным образом появившаяся по курсу корабля. Наверняка Аид постарался. Вперед! Домой! К новым приключениям!

Сзади — бесконечность морских просторов, впереди, уходящая за горизонт, иссушенная солнцем степь. Утро только вступает в этот мир наполняя светом восходящего солнца обдуваемое ветрами открытое пространство, а уже жарко. Морской бриз не приносит прохлады, а наоборот создает впечатление работающего вентилятора в протопленной парной.

От самого острова амазонок до песчаного берега, долгожданного окончания морского путешествия, препятствий в пути не было. Аид сдержал обещание, и в паруса Арго всегда дул попутный ветер, а море, перекатывая плавные волны, без малейшего намека на шторм несла корабль вперед. Команда пела гимны, славящие бога загробного мира, а вместе с ним, Нептуна и Зевса, а четверка названых братьев скучала, не зная, чем себя занять, всматриваясь вдаль сонными глазами.

И вот наконец она, долгожданная твердь под ногами. Теперь нить Ариадны убегала куда-то вдаль, за горизонт, уже не по морской глади, а по жухлой траве, теряясь меж холмов, покинув наконец водную стихию, и манила за собой путешественников. Впереди новый неизвестный мир. Новая дорога к дому, которую надо преодолеть. Они готовы. Фляги наполнены пресной водой, запас высушенного до состояния хруста мяса уложен в котомки вместе с сухарями. Пора прощаться.

Они обнялись с командой Арго, похлопав руг друга по спинам. Пожали руки. Озвучили практически невыполнимое желание встретится когда-нибудь, и на этом расстались, растаяв навсегда в жаре парящего рассветом марева бескрайнего простора. Ушли не оборачиваясь. К чему все эти сантименты, мужчинам, знающим себе цену, и идущим к цели, ни к чему им долгие прощания.

Теперь названные братья угрюмо брели вперед. Шли по еле заметному следу клубка, убежавшему куда-то далеко за чахлые холмы. Море давно осталось за спиной, а под ногами пылила степь, больше похожая на пустыню, хрустя желтым песком под сапогами. Изредка, как напоминание о конечности бытия, встречались выбеленные солнцем скелеты животных. В общем подняться настроению было не с чего.

Воду экономили как могли, пили строго по расписанию в одно и то же время, маленькими глотками, но как не старались, на четвертый день она все равно закончилась, и пополнить ее запасы теперь было уже негде. Пять раз видели пальмы, как пятна надежды на горизонте. Кидались туда, но те исчезали, как только путешественники пытались к ним приблизиться, таяли, оказываясь миражами.

— Глупые шутки местных богов. — Пробурчал Бер, увидев впереди очередное видение, манящее прохладой усталых путников. — Сейчас поиздевается над нами и растает, оказавшись очередным обманом. Надоело все. Домой хочу. В Яробудову конюшню, и что бы квасу ковш…, холодного…, с ледника. — Он мечтательно закатил глаза.

— Нет, этот уже не растает. — Улыбнулся Вул потрескавшимися от жажды губами. — Я чувствую запах цветов. Это уже не мираж. Это на самом деле место, где можно будет передохнуть, и напиться.

Такое радостное известие всех мгновенно взбодрило, и прибавило сил. Ноги сами собой ускорились, и шаг стал шире и веселее.

Это действительно был оазис. Совсем крохотный. Несколько финиковых пальм, как потрепанный клочок шкуры дикобраза на фоне бескрайней засухи, и лужица чистейшей родниковой воды, бьющей из-под земли нескончаемым фонтанчиком и тут же уходящая обратно в покрытый прелой листвой песок, но все же успевающая при этом напоить несколько квадратных метров пустыни живительной влагой, превращая их в рай. Благоухание трав и цветов. Жиденькая, но такая долгожданная тень деревьев, едва прикрывающих от лучей палящего солнца, все это великолепие. Этот оазис, казался неестественным, как бриллиант на иссохшем, выбеленном солнцем скелете, зажигающим жадность обладания сокровищем в неожиданно нашедшем его путнике.

Но не был бы Федогран — Федограном, если бы не одно — но, проблемы сыпались на нашего с вами героя нескончаемым потоком. Особенно красноречиво свое отношение к такому положению вещей выразил взглядом Вул, ехидно при этом улыбнувшись.

У родника, скрестив в позе лотоса ноги, сидел мальчик. Ребенок в возрасте восьми лет, один, в пустыне, в десятках километрах от жилья, он смотрел с любопытством на приближающихся, удивленных его тут присутствием, путешественников, ни грамма при этом не беспокоясь и не испытывая ни малейшего чувства страха.