В одном городе, столице княжества Ураслав, жил воин. Звали его Сканд. Неплохой боец. Всем хорош, но был у него один недостаток: жаден он был, как до денег, так и до славы. И вот однажды, явился к нему новый бог. Пообещал и то и другое и в размерах немереных. Князем пообещал сделать, златом осыпать, почет и славу пообещал, и всего-то надо было предать. Предать свой род, предать землю свою, предать все то, что предки его ценили и уважали, за что кровь проливали на поле брани, и чему детей учили.

Дрогнула жадная душа Сканда. Наполнилась черной подлостью. Впустил он в город, обманом, дух нового бога, старого князя Сослава, едва ума того не лишившего, честных воинов, верно отечеству служивших, в порубь кинувшего. Стал тот жадный воин воеводой вместо славного и честного Ермохи.

Стал ждать прихода войска вражьего, чтобы ворота открыть, и предать разору, то, чем до этого жил, чем дышал сам и предки его. Спасибо богатырю, и мечу его, силой богов напоенному. — Оборотень кивнул в сторону Федограна. — Снес он с плеч голову жадную, раскрыл с помощью друзей верных замыслы подлые.

Знаешь, к чему я это все говорю. — Вул посмотрел в глаза внимательно слушающему его мальчишке, и не дожидаясь ответа продолжил. — Все, в ком поселилась эта страшная болезнь — жадность, все, когда-нибудь предадут. Предадут все, что для них дорого, потому что к ним придет Чернобог, и пообещает то, от чего те не смогут отказаться. Страшно это предавать того, кого любишь. Подумай пацан. Не пускай себе в душу нового бога. Счастья от этого ты не приобретешь, а все, что тебе дорого потеряешь. — Вул замолчал, и все вокруг замерли в тишине, осознавая сказанное им.

Тишину нарушил первым пришедший в себя Су-Бабасы:

— Что за новый бог, о котором ты говорил? — Пробулькал он задумчиво взглянув на оборотня. — Я ничего не слышал о нем.

— Бог намоленный людской подлостью и жадностью. — Вновь заговорил оборотень. — Он недавно поселился в этом мире, и начал перекраивать его устои под себя. С помощью адептов, он захватил скрижаль создателя, дающую энергию жизни, и не пускает теперь ее потоки в свет, перекинув их на себя. Привычный нам мир гибнет. Светлые боги теряют паству и власть, а духи чахнут.

— То-то я смотрю, тяжко мне становится последнее время. Словно вынимает кто-то из меня жизнь, вытягивая ее потихонечку, но неустанно. — Су-Бабасы вышел из воды и сел рядом с оборотнем, обхватив колени руками. — Так значит виной этому новый, незнакомый бог?

Вул кивнул:

— Да. Кстати, его стараньями мы с братьями тут и оказались. Мы боремся с ним. Вот в последней схватке, Федограна с Илькой, его силой черной, и затянуло в чужие земли, а мы с Бером, на помощь к ним поспешили. Так и оказались тут. Теперь домой возвращаемся. По путеводному следу клубка, Ариадной подаренного, идем. И сколько еще впереди не знаем.

— Благое дело делаете — Водный дух обернулся и с одобрением посмотрел на стоящих за спиной друзей. Рад был бы вам помочь, да вот не знаю чем. А каким богам вы молитесь, чужестранцы?

— Перуну. — Ответил за всех Бер. — Еще Морене и Ярило.

— Слышал о таких. Соседи наши. Недалече вам осталось. — Улыбнулся Су-Босы. — Помогу вам. Тут рядом кочевье, племени меня почитающего, коней пасет. Идите туда вам помогут. А пока отдыхайте. Никто никакой платы с вас требовать не станет. Отныне и до окончания времен вы гости мои. А этого шалопая. — Палец духа ткнул в грудь потупившегося в землю мальчишку. — Вам в услужение и в проводники оставлю. Заодно и волю мою, вам помогать, племени передаст.

Хороший дед оказался, умный, незлобивый и необидчивый.

Снова в чистой глубине бескрайнего неба палящее солнце. Снова под ногами все также иссушенная жаждой степь, с желтой хрустящей под сапогами травой, обжигающий ветер в лицо, и постоянное, нескончаемое желание пить. Движения неторопливые и ленивые, но несмотря на это, все равно пот заливает глаза. Идет второй день как путешественники покинули оазис и двигаются вперед к своей цели, ведомые нитью Ариадны и слугой Су-Бабасы, Су-Ияси, оказавшимся довольно болтливым, веселым пареньком, быстро нашедшим общий язык с шишком, и во всю подтрунивавшему теперь, на пару с ним, над флегматично огрызающемуся от них Бером.

Зеленая полоска леса показалась на горизонте неожиданно всплыв вдали еле заметной туманной надеждой, и воспринялась друзьями первоначально как очередной мираж, но Су-Ияси обрадовал изнывающих от жары путников, что это действительно то, что они видят. Впереди река, поросшая по берегам бурной растительностью, а также конец их совместного путешествия, так как кочевое племя, к которому их направил дух воды, сейчас проживает именно там.

Нетрудно представить, с какой радостью восприняли названые братья это известие. Словно крылья выросли за иссушенными зноем спинами, и понесли вперед, ускорив шаг.

Их встречали на опушке дубовой рощи. Шесть всадников на низкорослых, косматых лошадках, сидели в седлах без стремян, почти касаясь ногами земли, и держали наготове длинные, гнутые боевые луки, с наложенными на тетиву стрелами. Раскосые, карие глаза, на загорелых до коричневой корки, обветренных ветром степей до морщин лицах, смотрели с интересом и подозрительностью, но без страха, так как истинные воины смотрят на чужаков, не зная, чего от них ожидать.

Мальчуган-провожатый рванул к ним на встречу, размахивая в приветствии руками, и те, узнав его, опустили оружие, спешившись и приветствовали с самым радушным видом старых добры знакомых. Федогран остановился и его примеру последовали остальные. Надо было подождать и дать время Су-Ияси, поговорить с недоверчивыми хозяевами здешних мест, и не торопиться, как бы не хотелось поскорее оказаться в тени деревьев.

Переговоры длились не долго. Шестерка воинов вскочила в седла, и быстро приблизилась, лихо спешившись прямо на ходу в двух метрах от путешественников.

— Мы рады приветствовать вас во владениях гуннов. Друзья наших друзей — наши друзья. — Прижал один из них руку к сердцу. — Вы найдете в наших юртах тепло и пищу, достойных великих батыров. Я Камал, сотник племени, приглашаю вас в стойбище.

Кожаные легкие доспехи с медными нашивками в районе груди, прикрывают тела воинов, за спинами небольшие, круглые, щиты, владение которыми требуют ловкости и сноровки от своего хозяина, в ножнах кривые мечи на поясах, остроконечные шлемы с притороченными к навершиям лисьими хвостами, у всех, кроме вождя, у того серебряный обруч, символ права отдавать приказы, он стягивает длинные непослушные, черные с легкой сединой, волосы сотника, выделяясь светлой полоской на загорелом до коричневого цвета, морщинистом лице. Волевые, умные, проницательные глаза, смотрят прямо и уверенно, с легким налетом недоверия к незнакомцам.

— Мы с большой радостью воспользуемся вашим гостеприимством. — За всех ответил Вул, также прижав ладонь к груди, в знак благодарности и чистых помыслов.

— Мы проводим вас. — Отступил в сторону сотник, приглашая жестом следовать гостей вперед.

— Помните, о чем просил Су-Бабасы. — Мальчишка-проводник, дернул за рукав Камала. — Эти люди не нуждаются в защите. — Он кивнул в сторону Федограна. — Им нужен отдых и помощь в путешествии по степи. Я волю духа воды выполнил, и ухожу назад в источник оазиса, мне тяжко на чужбине. — Су-Ияси растаял, превратившись в легкое белое облако, и подхваченный порывом ветра улетел.

Если и существует где-то рай, то он находится именно тут, в этой тенистой дубовой роще, прохладой, встретившей измученных зноем путников. Вековые великаны, взметнувшие могучие кроны высоко над головами, самоотверженно закрывающие палящее полуденное солнце густой листвой, со стволами-монстрами с коричневой, полопавшейся от времени корой, которые не обхватить и четверым мужикам, взявшимся за руки. Сочная трава под ногами, не то убожество, убиваемое солнцем и жаждой в бескрайней степи, а настоящей зеленой, полной жизни травой, и еще серенады птиц, как симфония жизни, и ароматы цветов как символ любви. Что еще надо? Счастье наполняет в такие моменты душу, выплескиваясь непроизвольными, довольными улыбками на губах. Хочется петь, ну или на крайней случай, при отсутствии музыкального слуха, заорать во все горло, выразив таким образом свое восхищение и благодарность природе, и богам, создавшим такую благодать.