— Это конечно увлекательно, но причем тут Ариадна, и уж тем более мы? — Вновь встрял, оборвав рассказ, ехидный шишок, за что получил очередной подзатыльник.

— Так она и есть та самая дочь. — Вздохнул Хирон.

— Я немного по-другому слышал эту легенду. — Усмехнулся Федогран.

— Это не легенда, а правда. — Обиделся поначалу кентавр, но вдруг вздрогнул от внезапного осознания слов богатыря. — От куда тебе известна эта история, если ты чужестранец, и никогда не был в этих местах?

— А вот это, не моя тайна, и доверять ее тебе я не собираюсь. — Федогран жестко посмотрел в глаза кентавра, и тот не выдержав отвел взгляд. — Рассказывай дальше, если хочешь нашей помощи.

— Тессий, три дня назад, спустился в подземелья и больше не выходил оттуда. Ариадна закрылась дома, и сказала, что будет его ждать, и или дождется возвращения любимого, или умрет от горя и страданий.

Минто рвет на себе волосы, осознав, что натворил, но исправить уже ничего не может. Болезнь жадности у него мгновенно прошла. Такую награду за спасение Тессия назначил, что можно трем поколения безбедно жить, питаясь только амброзией и запивая птичьим молоком. Созывает на помощь всех кого только может, но никто не откликается, и не хочет даже за предлагаемое щедрое вознаграждение спускаться в подземелье. Все предпочитают быть бедным, но живым, а не богатым и мертвым. Я бы и сам спустился, но что я там в узких лабиринтах с такой тушей на четырех копытах делать буду? Застряну, и сожрет меня Минотавр, не подавится.

Геракл вроде готов был взяться, за очередной подвиг, но его довольно сильно помяли. В последней раз, девятиглавый змей его так отделал, что он, после этого, уже второй месяц хромает, и залечивает сломанные ребра. Староват он стал, и в последнее время, все больше подрабатывает у Авгия на конюшне. Хочет там конюхом остаться после того, как очистит конечно.

В общем трагедия у нас, и тут вы появляетесь, ловкие и смелые, неизвестно кто такие и откуда, да еще с мечом наполненным силой богов. Это знак судьбы. Спасите Тессия.

Его лицо стало торжественным и, упав сразу на все четыре колена, и возведя руки к небу, он запел, довольно приятным баритоном:

— О многочтимый Зевес, о Зевес не губимый вовеки, Ты нам — свидетель, ты — наш избавитель, ты — наши молитвы! С помощью, царь наш, твоей головы на свет появились: Матерь богиня земля и гор вознесенные кручи. Море и прочее все, что под небом широким воздвиглось. О скиптродержец Кронид, извергатель, могучий душою, Всепородитель, начало всего и всему завершенье!

О многочтимый Зевес, о Зевес не губимый вовеки, Ты нам — свидетель, ты — наш избавитель, ты — наши молитвы! С помощью, царь наш, твоей головы на свет появилисьМне, многовидный, внемли, вразуми путников, Дай решения им правового, решения безрассудного!

Закончив петь молитву, Хирон поднялся и склонил голову в глубоком поклоне:

— Не за себя прошу. За народ свой, за излечившегося от жадности Миноса, за страдающую красавицу Ариадну, за сгинувшего в лабиринтах Тессия, прошу. Помоги. Погибнет в страданиях царство Кноссос.

— Да, уж. — Задумался Федогран. — И соглашаться не хочется, и отказаться не получается.

— Чего тут думать. — Засмеялся довольный шишок. — Приключения сами в руки идут. Пойдем убьем этого быка-переростка, поможем Тессию, да заодно и глянем, что это за кольчуга такая, самим богом сработанная. Мне жутко любопытно.

Кентавр смотрел на Федограна с такой мольбой и надеждой, что богатырь согласился:

— Ладно. Веди. Посмотрим, что там можно сделать.

В город они входили молча. Федогран с шишком в восхищении крутя головами, а кентавр, замученный насмешками Ильки, угрюмо опустив голову. В распахнутых воротах их встретила стража двоих полусонных, изнывающих от безделья воинов в кожаных доспехах. Кивнув, в виде приветствия знакомому им Хирону, и скользнув беспечными взглядами по его попутчикам, слегка удивленно задержавшись на шишке, они вновь погрузились в меланхоличное созерцание моря.

Море. Это вообще отдельная история достойная рассказа на несколько страниц. Эффект, впервые увидевшего его Ильки, можно характеризовать как хриплый, убийственный выдох. Еще бы. Ведь даже не раз бывавший на пляжах Черноморья, на каникулах, вместе с родителями Федогран, и тот открыл в восхищении рот.

Внезапным восторгом навалившаяся, на вышедших на пригорок путников, бесконечная гладь до одурения синей, полыхающей зелеными искрами воды, сливающейся на едва различимом горизонте, с чистым, без намека на облака, небом. Волны, огромными волами накатывающие шуршащим приливом на золотой, прибрежный песок, и на фоне всего этого великолепия белоснежный, освещенный полуденным солнцем город. В такой момент поверишь, что сказки существуют на самом деле.

Но я отвлекся. Путешественники шли по мощеным мрамором широким улицам, мимо белоснежных домов с колоннадами и фонтанами в уютных, открытых взглядам досужих прохожих, двориков с непременными, в каждом из них финиковыми пальмами. Все белое, даже кровля, и только вот эти растения контрастом выделялись на общем фоне.

Гудящая толпа, следовала по пятам за нашими героями, и начало ей положил один из многочисленных праздных нищих у ворот, выпрашивающих у прохожих не деньги, как это происходит в нашем мире, а еду.

Округлив в удивлении глаза, он ткнул в направлении шишка пальцем, и воскликнув: «Чудо», пошел следом, громко призывая присоединяться к нему остальных горожан посмотреть на диковинку, что те и делали, пестрой толпой, с нескрываемым восторгом, нарастая лавинообразно, как снег на снежный ком, на вылепливаемой детворой снежной бабе, в недавнем прошлом нашего героя.

Когда друзья подошли к дворцу Миноса, толпа стала на столько огромной, что заполнила всю, довольно большую, площадь. Самого царя даже звать не пришлось. Гул переговаривающихся одновременно между собой, нескольких сотен людей, сделал это лучше любого гонца. Встревоженный, с красными от недосыпания глазами, тот выскочил на балкон, и замер, разглядывая недоуменно незнакомцев и сопровождающих их гомонящих горожан.

Колоритный, надо сказать персонаж. Невысокого роста, с заметным, выпирающим вперед, бугорком чревоугодья, животом, какой-то квадратный, что в высоту, что в ширину, что в полноту, весь одного размера. На лысой, от лба до затылка, голове, золотой венец из переплетенных лавровых листьев, хотя Федограну показалось, что они больше похожи на ивовые, стягивал черные, с проседью, кучерявые, как шерсть у пуделя, волосы. Карие, маленькие, умные глаза, близко посаженные к горбатой переносице крупного носа, внимательно рассматривали гостей, как удав кролика, решая: «В каком виде их лучше скушать?»

Надо отдать должное, он быстро пришел в себя.

— Кого ты привел в город, Хирон? — Величественно задрав к небу подбородок, он вытянул руку, указав в сторону Федограна, с развалившимся на его плече шишком.

— Они пришли с миром басилевс. Они могут помочь твоему горю, и готовы сделать это. Позволь им поговорить с Ариадной. — Кентавр припал на колено и приложил руку к груди.

— Ага. Мы готовы. — Лениво подтвердил шишок и зевнул, за что тут же был наказан подзатыльником и гневным взглядом богатыря.

— Прости Минос, иногда моего спутника заносит, особенно если он волнуется или чего-то боится. — Сгладил неприятное начало разговора Федогран.

— Меня??? — Возмутился Илька несправедливому, как ему показалось, замечанию, округлив удивленные глаза.

— Тебя! — Шикнул в ответ богатырь, грозно нахмурив брови. — Еще раз встрянешь в разговор, можешь забыть и обо мне, и о возвращении на родину. Твои шутки сейчас неуместны. Понял?

— Понял. — Буркнул тот и обиженно насупившись отвернулся.

— Я готов отдать все, что вы только не попросите. — В глазах царя вспыхнула надежда, а задранный подбородок рухнул на грудь. — Только помогите. Спасите мою дочь, освободите из лап Минотавра Тессия. Если он конечно все еще жив. — Взгляд его снова потух. — Проходите во дворец. Вас проводят в мои покои. — Махнул он обреченно рукой, развернулся, ссутулив плечи, ушел.