Взмыленный конь летел вперед, ломая могучей грудью попадающие на пути сучья, перепрыгивал через встречавшиеся мелкие овражки и петлял между деревьев иногда цепляя их разгоряченным боком, срывая кору, и оставляя окровавленные обрывки шкуры и мяса, на обиженно осыпающихся листвой стволах. «Только бы не потерять сознание». Левая рука повисла бесчувственной плетью, а правая вцепилась в повод мертвой хваткой. «Надо выдержать и не вылететь из седла» — Колени сдавили бока Чепрака, а ступни натянули стремена. «Как же больно».

Он выскочил наконец из леса, с обратной стороны поваленной березы и рванул, что есть мочи по тропе, в сторону Новгора. Сзади застучали копыта вылетевшей следом погони, и вдогонку полетели стрелы.

Вперед, только вперед, лишь бы не потерять сознание. Боль он переживет. Стиснет зубы до судорог в скулах, и будет терпеть. «Не оборачиваться». Он склонился над гривой лошади, и привстал на стременах, как учил когда-то давно Яробуд. «Спасибо старику». Федор пришпорил коня, и тот полетел еще быстрее, хотя, казалось бы, и так не касался копытами травы, перебирая в сливающимися в серое марево, покрытыми узлами могучих мышц стройными ногами, в бешеном галопе.

Стрела просвистела, оцарапав ухо, другая воткнулась сзади в луку седла. Но погоня отстает. «Только бы выдержать! Только бы сохранить сознание» Стук копыт сзади затихает. Улыбка, более похожая на оскал хищника расползается на залитом потом и слезами лице нашего героя: «Ушел», но тут же сменяется гримасой мгновенно охватившего отчаяния.

Прямо посередине тропы, рядом со своим ослом стоит Ягира, и вытягивается вверх, сжимая в руке посох плеть, покрываясь язвами мрака из заплаток платья. Она уже готова к бою и заносит руку для удара. Это конец. С ней Федору не справится и здоровым, а теперь и подавно, обессиленным и со стрелой в спине шансов нет. «Я не смог» — Давит изнутри противный голос, наваливающийся паники. Но сдаться без боя, и сдохнуть просто так? Нет, такого не будет, Он пойдет до конца. Правая рука отпускает повод и выхватывает меч, вскидывая его над головой. Глаза высыхают от предательских слез, и улыбка расползается по лицу:

— Гойда!!! — Вырывается из пересушенного, потрескавшегося горла крик, и привстав на стременах, Федогран бросился в последнюю в своей жизни атаку.

Бабка загадочно улыбнулась и взмахнула черной тростью-змеей. Взвившись, словно лассо ковбоя, плеть пролетела над головой Федограна, слегка коснувшись шлема, но не причинив ни малейшего вреда.

Раздался противный хруст костей преследователей за спиной и их предсмертные крики. Чепрак, уткнулся грудью в незримую преграду, резко остановившись, и наш герой вылетел из седла, и покатился по тропе к ногам Ягиры безвольной куклой. Сделал последнюю попытку встать, скрипя зубами и морщась от боли, опираясь на сохраненный в руке меч, но рухнул, лицом в траву, потеряв наконец сознание. Мрак и заботливое лицо склоненной, обеспокоенной мамы в видениях пылающего разума.

— Ну что, милок, очухался? — Запах уксуса и нашатыря резанул ножом обоняние, и заставил прийти в себя, открыв прослезившиеся моментально затуманенные глаза. — Неча на бабку с железяками кидаться. Не люблю я этого. Погрозила она ему кривым пальцем с обкусанным грязным ногтем. — Палку эту я тебе из плеча вынула, рану перевязала, не помрешь. Теперича садись на лошадь свою и поезжай вперед, а я пока твоим братишкам помогу, нетто помрут, неровен час, а ваша компания еще ой как надобна. Планы у меня на вас. И не только у меня. — Федор хотел что-то сказать, но она махнула на него грязной, зажатой в руке тряпкой, от которой и исходил тот запах, который привел его в сознание. — Езжай ужо, неча болтать попусту, нагоним тебя с братцами твоими, тогда и поговорим.

Она вскочила на осла, уселась сгорбившись у того на спине, сжав приоткрывшимися из-под платья синюшными, острыми коленями бока, и схватив за длинные уши, на манер повода, пришпорила грязными костяшками пяток. Странное животное сорвалось в галоп с такой скоростью, которая не снилась ни одному коню, и через мгновение скрылось в лесу, оставив за собой шлейф из осыпающихся листьев.

Федор с трудом поднялся на трясущиеся ноги. Перевязанное грязной тряпкой плече, простреливало тупой болью, но кровь уже не сочилась. Верный Чепрак опустился перед ним на колени, позволив вползти в седло и выпрямился. Парень его тихонечко пришпорил, потрепал здоровой рукой гриву и уткнулся туда лицом.

— Поживем еще. Старик. — Прозвучал глухой голос.

Конь всхрапнул, словно соглашаясь и медленно и плавно пошел, по тропе, вперед. Неся на себе полуобморочного всадника, борющегося с желанием, отключится в блаженном ничто.

Довольная собой процессия друзей, догнала его ближе к вечеру вместе с возглавлявшей ее, верхом на осле, брюзжащей что-то, Ягирой.

Подъехавшая бабка, лихо спрыгнула со своего скакуна, и внимательно посмотрела спешившемуся при ее приближении парню в глаза, развернулась к друзьям, и велела останавливаться на привал. Никто не посмел ей возразить. Федора положили рядом с вспыхнувшим от прикосновения костлявой руки старухи, наспех собранным их ближайших веток, костром, на опушке леса, недалеко от дороги.

Жесткие, сильные пальцы — пассатижи, грубо сорвали повязку, не заботясь о прострелившей тело нестерпимой резкой боли и сдавили рану выдавив сукровицу вместе с хриплым стоном.

— Терпи касатик. Я не знахарь добренький, а Дух Смерти. Причинять страдания, это моя естественная сущность, такая же как твое желание кушать. Я и так не своим делом занимаюсь, ставя тебя на ноги. Мне ведь, по должности, тебя добить полагается. — Она рассмеялась, показав желтый клык в уголке рта. — На ка, вот, хлебни. Полегчает, да и сил придаст. — В лицо Федора уткнулся кожаный, булькающий бурдюк. — Что глазами лупаешь? Не веришь? Думаешь отравить хочу? Дурак. Тебя убить особых усилий не надо. Достаточно оставить, тебя тут без ухода должного, от заражения крови сам через неделю подохнешь. Но ты мне живой нужен.

— Зачем? — Федор сделал глоток тягучей горькой жижи. Действительно стало легче. Жажда ушла и появились силы, волной прокатившиеся по телу. Он сделал еще один глоток. — Зачем ты нам помогаешь?

Ответа не последовало. Ягира отобрала у него бурдюк, и он как-то незаметно пропал в складках ее платья, а в руках оказалась синяя пузатая, стеклянная бутылка. Бабка выдернула деревянную пробку, ухватившись за нее бледными губами, и выплюнула, но та не упала в траву, а повисла в воздухе недалеко от глаз старухи, а из открытого горлышка заклубился салатовый белесый туман.

— Терпи богатырь, сейчас будет немного больно. — Засмеялась она каркающим голосом.

Из склоненного горлышка потекла зеленая, пузырящаяся жидкость, а в воздухе запахло болотом, и заквакали лягушки. Попав на рану, она прошла сквозь нее прожигая раскаленной лавой, и скользнув сквозь тело нестерпимой болью, вышла кровавым сгустком из спины. Федогран не выдержал этого издевательства и снова потерял сознание, под хохот черных, безумных глаз старухи.

Очнулся он когда уже наступила глубокая ночь. Трещал дровами и плевался искрами яркий костер, разрывая темноту и освещая дремлющих рядом друзей. Ягиры не было видно.

— Странная старуха. — Подумал Федогран. — То пытается убить, то помогает. Как же все запутанно в этом мире. — Он закрыл слипающиеся глаза и уснул.

Ягира не казалось уже такой жуткой ведьмой, как раньше, а виделась скорее усталой, избитой жизнью неухоженной бабушкой, неуклюже пытающейся помочь банде шалопаев — внуков, успокоить и залечить синяки и раны после уличной потасовкой с соседскими пацанами за звание самого «безбашенного» района в городе, стенка на стенку.

Она приехала на своем осле под утро. Материализовалась из предрассветного тумана черной кляксой мрака. Подъехала, по-старчески охая слезла со спины животного, оглядела валяющихся у костра друзей, покачала головой, то ли осуждая, то ли сочувствуя, прошла по кругу, плеснув на каждого холодной водой из непонятно каким образом появившегося ковша, чем вызвала всеобщее недовольство, и села рядом с Федором положив ему руку на лоб.