Единственный на поляне шатер, из темной ткани, очень похожей на шелк, с эмблемой черепа, на развивающимся на вершине, флаге, дрогнул, открывающимся пологом, и вышел сам хозяин.

Он действительно был похож на ящерицу.

Первое, что сразу бросилось в глаза, неестественно вытянутое, приплюснутое лицо, изъеденное следами оспы, словно покрытое чешуей, с длинным рваным шрамом от правой мохнатой брови до середины подбородка, и разорванной верхней губой, обнажающей белоснежные, крупные зубы.

Гибкое тело хищного зверя, с широкими плечами, узким бедрами, длинными руками и короткими, кривыми «колесом» ногами, признаком бывалого, опытного наездника. Движения быстрые, но плавные, и даже поднятая в приветствии рука, выдавала в нем великолепного воина.

— Федогранова четверка! — Рассмеялся он грудным приятным баритоном. — Все сюда приехали. Молодец, кузнец, сделал даже больше, чем я просил.

— Ничего я не делал… — Попытался было возразить угрюмый Перл, но бал остановлен грубым окриком:

— Молчи червяк. Твое место в угольной яме. Здесь воины судьбу решать будут. Не влезай, ничтожество, в разговор мужей.

— Как-то это неправильно все. — Пробубнил Бер.

— Все правильно медведь. — Перевел на парня взгляд голубых глаз Ящер. — Люди, они или волки, или корм. — Правильно я говорю, оборотень? — Его глаза ткнулись в побледневшего Вула. — Как ты думаешь?

— Нет. — Еле сдерживая ярость ответил тот. — Взбесившегося зверя убивает стая. Ему не место в мире Яви.

— Может у тебя другое мнение? — Главарь ватаги посмотрел пристально в глаза Федограна. — Ты ведь не из этого мира? Я прав? — Подмигнул он. — У тебя не может быть местных заблуждений в интерпретации истины. Подумай. Я предложу только один раз. Переходи под знамя Чернобога, и у тебя будет все: слава, богатство, лучшие девушки согреют твою постель. Откажись от светлых богов, и до конца жизни не пожалеешь об этом.

— Ты очень много знаешь, для простого бандита. — Федогран ответил таким же пристальным взглядом. — Может быть там, в другой жизни, я бы и принял твое предложение, но тут у меня будет только один ответ, и ты его знаешь.

— Дурак. — Засмеялся атаман. — Ты умрешь, и я буду убивать тебя медленно, потом вызову на поединок твоих друзей и так же их убью, потом дойдет очередь до кузнеца, он будет молить о смерти своих убогих богов, а потом и до его жены, с которой для начала позабавятся мои воины. Это ничего, что она старая, у них давно не было женщины, и они будут довольны. Но все это ты можешь предотвратить одним только словом.

Он словно не замечал забившегося в руках медведя, брызжущего яростью, кузнеца, бросившегося на него в драку, так же схватившегося за меч Вула, скрежетавшего зубами.

— Решайся. И пойдем в шатер как друзья, пить хмельной мед, и закусывать белорыбицей. Я угощаю. — Он вновь рассмеялся, но глаза оставались жесткими, словно стальные клинки, упирающиеся в самую душу, и что-то в них было не так, что-то неестественное.

«А ведь он боится меня» — Догадался в чем тут дело, и усмехнулся по себя Федор. «Вот откуда эта напускная бравада. Он пытается вывести меня из себя. Нет дружок. Не на того напал».

— Много слов, ящерица. Это недостойно воина. Так много говорят только женщины споря у колодца: «Кто из них краше».

— Я услышал твой ответ. — Усмехнулся атаман в ответ.

— Нет. Ты еще не все услышал. Твои условия поединка меня не устраивают. Ты в любом случае, при любом исходе нашего боя, отпустишь всех, невредимыми. Или я не буду драться.

— Откажешься драться? — Он удивленно посмотрел на богатыря. — Тогда я просто перережу вас как баранов. — И захохотал, но в голосе прозвучала неуверенность, и Федор ее почувствовал.

— И нарушишь собственное слово. Как же это похоже на такое ничтожество как ты.

— Я не давал никаких слов. — Нервно оглянулся Ящер, словно ища поддержки у внимательно слушающих воинов своей банды, собравшейся рядом.

— Как же. А кто вызвал меня на честный поединок? Я повторяю: «Честный». При твоем отказе от моих условий, я не достану меч из ножен, и тебе придется убить безоружного. Вот и не состоится, то, что ты обещал.

— Хитер. Будь, по-твоему. Я отпущу после твоей смерти всех, кто у меня в плену и гостях.

— Вот это другое дело. А то слюной брызжешь, а драться боишься. — Рассмеялся Федогран.

— Я боюсь. — Ящер вытер губы и посмотрел на сухую ладонь, проверив слова парня на счет слюны. — Я убью тебя. Щенок! — Он выхватил из ножен полыхнувший мраком меч.

— Оружие с силой бога. — Выдохнул завороженно сзади Бер. — Это не честно. Так не проводят поединки. — Но его уже никто не слушал.

Соперники, выставив вперед клинки, медленно пошли по кругу, напротив друг друга, как два кота, мягко переступая полусогнутыми ногами, готовые в любой момент бросится в атаку, или отразить удар противника. Глаза в глаза. Схватка нервов. Кто сделает ошибку, тот и останется на этой поляне навсегда.

Первый звон металла, резанул по натянутым нервам. Мрак, сорвавшийся с меча Ящера, окутал на мгновение клинок Федора. Он быстро впитался в сталь, оставив после себя, быстро распространяющиеся пятна ржавчины. На губах соперника появилась торжествующая улыбка и тут же сменилась довольной и ехидной.

Меч быстро начал менять цвет на буро-рыжий, и медленно посыпался на землю, темной, впитывающийся в почву струей пыли. Пройдет совсем немного времени, и богатырь останется безоружным. Тогда конец. Решение, как всегда, пришло мгновенно.

Мощный широкий замах, сверху нацеленный в голову врага. Торжествующие глаза противника напротив, решившего, что его соперник совершил наконец ошибку, открыв для удара грудь, резкое падение на одно колено, с одновременно сильным толчком ногами вперед.

Рука с обескураженным, вытянутом в изумлении лицом и занесенным для последнего удара мечем Ящера проплывает, как в замедленной съемке, сверху, едва не касаясь лезвием волос, раскрытый рот атамана, что-то орет, а Федогран, уже прыгает, с разворотом, оказываясь за спиной, и всаживает почти осыпавшийся клинок, в незащищённого врага.

Непобедимый до этого никем соперник падает на колени, посмотрев на вылезшее из груди окровавленное жало. Медленно поднимает удивленные глаза: «Как же так», и падает с противным чавканьем, навзничь, в лужу собственной крови.

Полная, неоспоримая победа. Тишина, выпученные глаза и открытые в удивлении рты, выстроившийся невдалеке ватаги убитого атамана. Меч в груди поверженного противника окончательно рассыпается, и на спину трупа падает одинокая рукоять.

— Условия поединка выполнены. — Торжественно произнес Федор и сложив руки на груди, гордо поднял подбородок. — Или еще кто-то хочет оспорить его результаты? — Он мрачным, суровым взглядом обвел застывших воинов.

Воины медленно, со зловещим лязгом, вынули мечи из ножен и сделали шаг вперед. Их угрюмые, суровые лица, сжатые в нитку губы, и гуляющие желваки скул, выражали полную решимость идти вперед и убивать, наплевав на последствия. В глазах застыла сама смерть.

«Это конец», — промелькнуло в голове у Федора. Выстоять против этих тридцати трех головорезов, даже с оружием невозможно, а без оружия это вообще становится не реально. Но не сдаваться же без боя. Как-то это неправильно. Он попытался поднять валяющиеся у ног, меч поверженного Ящера. Но тот внезапно ударил, протянувшуюся руку приступом нестерпимой, пробившей разрядом тока от пальцев до плеча, обжегшей холодом, боли. Сила чужого бога не желала подчиняться своему врагу. Она не признавала чуждую ей силу богатыря.

— Плечом к плечу. — Справа встал угрюмый, осознающий приближающийся конец жизни, Вул, небрежно отбрасывая в сторону ножны и поднимая клинок на уровень груди.

— Плечом к плечу. — Слева улыбнулся довольный предстоящей очередной дракой медведь. Он подмигнул вставшим напротив воинам, тряхнул густой шевелюрой, размяв плечи, и поманил тех указательным пальцем. — Не стесняйтесь. Я буду убивать не больно.