Зависает в согнутом положении и смотрит с вопросом в прищуренных глазах.

— Не надо, — прошу сдавленно. — Я тебя не за этим звала.

— А зачем? — ему явно не нравится моя реакция, но он не спрашивает.

Садится напротив.

Я замечаю, что на нем другой костюм, не тот, что был вчера и сегодня утром. Он явно успел переодеться. Интересно где — домой заезжал?

Может, все же…?

— Хотела узнать, ты уже говорил с Олей?

Пока я ехала в город, в голове крутилось много разных мыслей, и одна из них была особенно назойлива. Я поняла, что сегодня Ольга вела себя крайне странно. Это ее неестественное щебетание, это внезапное расположение ко мне, эта необъяснимая доверительность, посвящение в ее беременность… Она вела себя так, будто мы сестры или подружки. С чего бы?

Раньше она мне только хамила, и вдруг такие перемены. Это… странно. И подозрительно.

Мне подумалось, что, возможно, Кирилл уже поговорил с ней, что она знает про меня и Еву, и поэтому разыграла тот спектакль.

И сейчас я жду от него положительного ответа.

Кажется, я даже не дышу.

— Нет еще. Я обещал поговорить с ней вечером, и я сделаю это.

Мне кажется, я даже слышу звук, с которым рухнули мои надежды.

Звук, очень похожий на тот, что я слышала в доме Кошкиной.

— Не надо, — вновь произношу, с трудом узнавая свой голос, тихий и убитый.

Но это точно я.

— Не надо с ней говорить, — пытаюсь вернуть себе владение собой и связками.

— Почему? — непонимающе и недовольно сводит он брови. — Мы же договорились. Я…

— Ты просто не все знаешь, — тянет улыбнуться, но выходит криво и искусственно. — Твоя Оля беременна. Сегодня вечером не ты ей, а она расскажет тебе новость. Извини, если испортила сюрприз…

— Ч-то?! Какой сюрприз? — он вроде кричит, но получается глухо, будто его держат за горло, душат.

Прокашливаясь, дергает себя за воротник-стойку, верхняя пуговица отлетает.

— Что за бред?

— Это не бред. У тебя будет ребенок. Может быть, сын.

— Какой сын? Кто это придумал? Ничего у меня не будет! — он вскакивает, челюсти сжаты, как и кулаки.

С кем он собрался драться — с Кошкиной?..

— Будет, Кирилл. Сядь, — устало. — Ольга говорит, срок уже два месяца. Ты же не станешь просить ее сделать аборт? — я снова спокойна.

Знаю, это признак скрытой истерики, но я дам себе вволю проораться потом, сейчас я должна все закончить тут.

Ребенок — это не невеста, его не бросишь, потому что разлюбил. Или не любил…

Потемкин тяжело опускается обратно на стул.

— Я думаю, ты понимаешь, что это конец.

— Кому — мне? — усмехается он жестко.

— Для нас с тобой. Мы попытались, снова, но у нас опять не получилось.

— Нет! Рита, — он накрывает мою руку своей и не позволяет выдернуть.

Рывком придвигается ближе. Хватает мою голову и притягивает к себе. Утыкается губами в висок.

— Не делай снова поспешных выводов, пожалуйста, — жарко шепчет мне в волосы. — Не ставь на нас крест. Я поговорю с ней, я разберусь.

— С чем ты разберешься? Ты говорил, что всегда отвечаешь за слова, отвечай и за действия тоже. Быть отцом для Евы тебе не позволила я, так будь отцом для этого ребенка. У тебя все шансы, Потемкин. Не просри их.

Высвободившись из его хватки, я встаю.

— Прощай, Кирилл.

Я ухожу, но очень хочу, чтобы он меня остановил. Чтобы сказал, что главное, это мы, мы втроем, а все остальное решаемо.

Мысленно считаю шаги, неотвратимо удаляясь от него, но продолжаю надеяться, что вот сейчас я услышу его голос.

Десять. Одиннадцать. Двенадцать.

Или приближающиеся шаги.

Восемнадцать. Девятнадцать.

Он догонит меня, не отпустит.

Двадцать три. Двадцать четыре.

Никогда больше.

Тридцать шесть. Тридцать семь.

Но надеюсь я напрасно.

Пятьдесят один. Пятьдесят два.

Я в лифте…

И в эту ночь уснуть у меня не выходит. Усталость берет свое, и периодически я проваливаюсь в сон, но он недолгий, неглубокий и беспокойный. Отдохнуть не получается.

Мысли обо всем и всех сразу терзают, и даже когда я отключаюсь, мне снится, что я в школе у доски, решаю сложную задачку.

Нерешаемую.

Это слишком запутанный ребус. Как уравнение со звездочкой — много неизвестных и дано на китайском.

Странно и неправильно оставаться в доме Димы, когда мы уже не вместе, но еще неправильнее втягивать в наши проблему Еву. Зачем ей лишние стрессы?

Мы, конечно, съедем, но сначала нужно ее подготовить. И я подбираю слова.

До будильника еще час, я постоянно смотрю на часы, подгоняю время. И вдруг слышу шаги.

В спальню вбегает Ева.

— Мама, — сонная, она забирается ко мне под одеяло. — Уже утро?

— Еще нет. Спи, — шепчу в ответ, обнимая ее и целуя в макушку.

Мое сокровище!

Сердце щемит, оно переполнено любовью к ней и невыразимой нежностью и приправлено — или отравлено — чувством вины за то, что я однажды уже лишила ее отца и делаю это снова.

Два дня назад у нее их было два, а сегодня ни одного.

И на этот раз в этом виновата только я.

Хотя и в прошлый раз тоже я…

— Ты тоже спи, — так же шепотом отвечает она. — Я же с тобой. Тебе не должно быть страшно.

— Мне не страшно.

Прижимаю ее еще крепче к себе, меня захлестывает благодарностью.

Моя защитница… Супергероиня.

Она засыпает, а я лежу, согреваясь ее теплом, вдыхая запах ее шампуня "без слез" и давясь при этом слезами.

За пять минут до звонка выключаю будильник и иду в ванную.

В сад мы приезжаем, как всегда, среди последних. Быстро раздеваю ее, помогаю сложить вещи в шкафчик.

— Не скучай! — поцеловав меня, Ева убегает в группу, а я иду к машине, когда звонит мама.

— Привет, мамуль, — улыбаюсь я.

Но улыбка сползает у меня с лица, когда слышу ее напряженный голос. Поздороваться со мной она забывает.

— Рита, ты не могла бы приехать к нам с папой?

— Да, конечно. Вечером я за…

— Если это возможно, мы бы хотели поговорить с тобой прямо сейчас.

— Что-то случилось? — в груди замирает.

Я тут же вспоминаю все моменты, в которые они вели себя не так, как обычно. И мне становится нехорошо, я чувствую сильную тревогу. Сердце стучит небольшим молоточком где-то ниже пупка.

— Я все тебе расскажу. Приезжай, пожалуйста, поскорее.

— Да, я сейчас буду.

Предупредив Рому, диктую навигатору адрес родителей.

Разумеется, я знаю дорогу к ним, но в утренние часы приходится учитывать пробки, чтобы добраться в пункт назначения в кратчайший срок.

*

— Почему вы не сказали мне сразу?! — вспыхиваю я яростным негодованием, когда родители рассказывают мне, что произошло. — Почему скрывали? Почему обратились за помощью к Диме, а не ко мне?

От обилия "почему" взрывается мозг. И вообще все взрывается.

Какая-то дикая история. Абсурдная.

— Как вы могли? Чем вы думали?! Как такое… — у меня заканчиваются слова.

— Мы не хотели тебя беспокоить. У тебя этот сложный проект, — оправдывается мама. — Да и чем бы ты помогла? Только зря бы переживала. А Дима сразу согласился и…

— И Дима просил не рассказывать тебе ничего, — перебивает ее папа. — Это было его условие.

— Условие? — меня подкидывает.

— Да, он помогает нам, а мы сохраняем все в тайне. От всех, включая тебя.

Качаю головой, как испорченный китайский болванчик — не вверх-вниз, а из стороны в стороны, — не веря в то, что слышу. В моем мозгу не укладывается этот абсурд. Никак. Он отторгает услышанное.

— Сколько вы должны?

— Много, очень много, Маргош, — опускает отец голову.

— Сколько это в цифрах, пап? — психую.

Тяжело вздохнув, он называет сумму, и я тоже резко чувствую недостаток кислорода. О.фи.геть!..

Разве одна машина, пусть и премиум-класса, может столько стоить?.. Да на эти деньги целый автопарк можно купить!