Этим натяжением ты напоминаешь о себе, не даешь забыться и освободиться.

Обычно это происходит, когда мне, как сегодня, кажется, что отпустило, наконец.

Что я больше не болею тобой, что нашел противоядие и победил свою пагубную зависимость.

Да, я как алкоголик или торчок, который ни дня, ни часа не может без той вредной шняги, которая делает его счастливым. Кратковременно, обманчиво, но счастливым.

"Привет. Меня зовут Кирилл. И я — конченый Ритоголик".

Мы не вместе уже хренову тучу лет, и я знаю, что сам все испортил, но я скучаю по тебе.

Скучаю адски по твоему низковатому голосу, по ночным многочасовым звонкам, по неизменному "свит дримс", которое ты писала перед тем, как самой закрыть глаза, даже если свои я закрывал на второй половине кровати.

Скучаю по твоему плейлисту в своем телефоне. Тогда я закатывал глаза, пеняя тебе на твой паршивый вкус, а сейчас слушаю только эти песни. Те, что остались. На репите.

Скучаю по бесившим меня комментариям во время просмотров фильмов, по сопровождающему их хрусту попкорна или чипсов. Теперь я бы все отдал за то, чтобы ты сказала мне что-то глупое и смешное, но кресло в кинотеатре рядом со мной всегда пустое. А запас чипсов в моем шкафу только пополняется.

Иногда я бешусь на свою зависимость от тебя, взбрыкиваю и пускаюсь во все тяжкие. Меняю одну девчонку на другую, пытаюсь, пробую, приспосабливаюсь. И когда мне кажется, что у меня получается, ты вновь натягиваешь поводок.

Просто напоминаешь о себе, и никто другой мне снова больше не нужен.

Это происходит всегда по-разному. Ты появляешься то отражением в витрине магазина, мимо которого я проезжаю на новой тачке. То резким веселым смехом за столиком в кафе, куда я захожу случайно, по привычке избегая мест, где мы бывали вместе — зачем лишний раз сдирать кровавые корки с и так не заживающих ран?.. То идеально гладким конским хвостом, затянутым твоими же волосами, случайно увиденным в толпе.

И каждый раз я бегу за этим миражом. Ищу тебя в скоплении людей, догоняю, разворачиваю, чтобы заглянуть в любимое лицо, но это всегда не ты.

Это никогда не ты.

А мне так нужно увидеть тебя хоть раз. Хоть издалека, хоть мимолетно. Просто увидеть, понаблюдать за тем, как ты улыбаешься, пусть даже не мне. Как смущенно опускаешь глаза, как проходишься пальцами по длинной челке, как посасываешь в волнении ноготь большого пальца, как задумчиво смотришь в пустоту, оперев голову на руку. Может, в этот миг ты как раз думаешь обо мне?

Но нет. Это я думаю о тебе. А ты обо мне нет.

И все эти "миражи" — это не ты не отпускаешь меня, а я так и не могу отпустить тебя.

Не мог.

Потому что сегодня как раз тот день, когда я собираюсь это сделать. Я любил тебя очень долго, Маргаритка, а разлюбить хочу в четверг.

Меня отпустило. И я отпускаю тебя.

Телефон в кармане вибрирует. Без мелодии — значит, номер незнакомый. Ленивый взгляд на экран, и всю ленивость с меня сдувает.

Этот номер мне как раз знаком. Хоть и не забит в телефонной книжке. Я удалил его в один из "отпустилов". Но его цифры татухой выбиты на моем задрюченном мозге.

Я еще не решил, отвечать ли на этот звонок, как рука самопроизвольно смахивает зеленую трубку.

Нахренааааа?..

Ничего не говорю и под учащенный бит долбящего в ушах сердца слышу тот самый, голос из моих снов:

— Привет. У меня есть к тебе деликатное дело. Удели мне пять минут своего времени. Пожалуйста.

Я знал тогда, что мне не стоило соглашаться. Не стоило, вообще, отвечать на тот звонок.

Но во всем, что касалось Марго, здравомыслие мне отказывало. Как и благоразумие. И инстинкт самосохранения. Да, вообще, всё отказывало!

Безотказным был лишь я сам. Не умел говорить ей "нет". Никогда. Не смог и в этот раз.

От звуков ее волшебного голоса сердце начало бухать в груди, как ненормальное, заглушая голос разума и все аргументы "против". Я не слышал себя, не слышал никого и ничего вокруг. Лишь ее голос молоточком стучал по мозгам, не позволяя отмахнуться от нее и ее странной просьбы. Я, как прыщавый подросток-задрот, вкрашившийся в популярную одноклассницу, был согласен на всё.

Да и любопытство, признаться, подыграло моему неразумному органу — не тому, что в штанах, хотя он у меня тоже рассудительностью не отличается.

— Я хочу родить от тебя ребенка, — заявила она при встрече и, пока я обтекал, переваривая услышанное, добила зубодробительным: — И хочу зачать его естественным способом.

Мой мир перевернулся тогда. Если бы я делал ставки на то, что же за "деликатное дело" у нее ко мне, я бы жестко продул, потому что такой версии не было даже в самых смелых моих мечтах.

Еще бы! Когда мы виделись в последний раз, она сравнила меня с валютной шлюхой, и вдруг это неожиданное повышение до идеального отца ее ребенку.

Головокружительная карьера…

И хоть я долго думал, прикидывал, взвешивал, спорил сам с собой, решение в итоге далось мне легко, ибо оно было единственно правильным.

Логичным.

Естественным.

Настолько же, насколько противоестественным было ее бегство через месяц. И мой мир еще раз кувыркнулся.

Я потратил шесть лет на то, чтобы вернуть его в исходное положение, и вот она делает это снова.

"У нее ребенок", крутится на репите одна и та же разрушительная мысль. "Ребенок не от меня"…

Руки сами собой сжимаются в кулаки, сминая картонные ведра. Еда падает из них, рассыпаясь по моим брюкам и зашарканному ковру по ногами. Пофиг.

Испорченные штаны я переживу — как пережить другое?!

Как проглотить — и не подавиться — инфу о том, что у любимой женщины ребенок от другого мужика?!

Раздражение и бессилие бьют из меня фонтаном. Мне тесно в кресле кинозала, а кулакам недостаточно просто сминать, они хотят крушить, ломать и уничтожать. Так же, как меня изнутри уничтожают мои мысли.

И воспоминания.

"Кнопка могла быть моим ребенком… Должна была быть моей!" вдалбливаюсь затылком в подголовник.

Девочка.

Дочка…

Какая ирония. Ведь я хотел, чтобы у нас с Марго родилась именно дочь. Не сын. Я мечтал о девочке с глазами и улыбкой, как у нее.

Чтобы точная копия. Клон.

— Почему девочка? Разве ты не хочешь сына? — спрашивала Маргаритка, с сомнением заглядывая мне в глаза, будто пыталась увидеть в них, действительно ли я так думаю или просто успокаиваю ее.

— Хочу. И сына тоже хочу, — честно отвечал я. — Но дочку хочу больше.

— Почему?

— Истратить на нее весь стратегический запас нежности, который накопил за эти годы. С пацаном так не получится, нельзя быть с ним размазней.

— Мальчику тоже нужна любовь, — обиженно — сама она топила за парня.

— Любовь — да, но не проявления слабости и сюсюканья. Я потерял столько времени с тобой, хочу наверстать с ней, — притянув ее ближе к себе, прислонил спиной к своей груди и переплел наши пальцы. — Но есть и еще одна причина…

— Какая? — задумчиво спросила, свободной рукой выводя на моем бедре восьмерки.

— Когда я сам был пацаном, мелким совсем, мне лет десять тогда было, я обещал своей бабушке по отцу, что назову дочь в ее честь.

— А как ее звали? — приподнявшись, она повернула ко мне лицо.

— Евой Макаровной.

Улыбнулась.

— Макаровной не обещаю, а Ева, — проговорила медленно, словно пробуя на вкус. — Ева мне нравится.

Кнопке — имени ее я так и не знаю, а назвать единорожкой язык не поворачивается — подошло бы имя Ева. Но я любил бы ее, будь она хоть Агриппиной, хоть Апполинарией.

Лишь бы она была моей.

Нашей…

"Ну почему, Марго?" беззвучно вою в темноту, вновь с силой откидывая голову на спинку кресла. "За что ты так с нами? Почему она не наша?!"

Зажмуриваюсь, надеясь, что когда в следующий раз открою глаза, мир вокруг меня перестанет рушиться.