Церемония 1 и 2 июня
На следующий день торжество происходило на Капитолии: оба коллеги, Август и Агриппа, принесли каждый по быку в жертву Юпитеру Всеблагому Величайшему, повторяя ту же монотонную молитву, с которой в предшествующую ночь Август уже обращался к Мойрам;[491] потом в деревянном театре, построенном на Марсовом поле возле Тибра и снабженном на этот раз необходимыми сиденьями, представили латинские игры, в то время как на сцене, построенной в Таренте, продолжались представления, начатые ночью.[492] В этот день новый селлистерний был предложен матерями семейств;[493]по этому поводу квиндецемвиры приостановили частный траур женщин.[494] Ночью во мраке Тарента на берегу Тибра было совершено новое жертвоприношение Илифиям, богиням плодородия, при котором не проливалась кровь, а были принесены в жертву двадцать семь пирогов, три раза по три разного сорта, причем это приношение сопровождалось тою же молитвой, в которой было изменено только имя богинь.[495]
День 2 июня был посвящен большому жертвоприношению Юноне на Капитолии; главную действующую роль играли в нем матроны с целью символизировать религиозную функцию женщины в государстве и в семье, женщины, которая не должна заниматься государственными делами, но которая с пользой может присоединять свои молитвы к молитвам мужчин, чтобы вымолить покровительство богов. Сто десять матерей семейств, тоже по числу годов века, избранных квиндецемвирами из наиболее благородных и уважаемых женщин Рима, получили приказания находиться на Капитолии для жертвоприношения; и, когда Агриппа и Август заклали каждый по корове[496] и Август повторил Юноне то, что он уже говорил Мойрам, Юпитеру и Илифиям, все матроны опустились на колени и genibus nixae прочитали длинную молитву, малоотличную от предыдущей, в которой просили Юнону покровительствовать республике и семье и давать всегда римлянам победу и силу.
Затем были совершены новые игры во всех кварталах Рима.[497]Ночью в Таренте последовало третье ночное жертвоприношение Матери-земле с пятым повторением все той же молитвы, также сопровождавшееся селлистерием.[498] Наконец, 3 июня было совершено последнее торжество, бывшее и наиболее важным: приношение принесенных Илифиям двадцати семи пирогов, уже в честь Аполлона в его храме на Палатине.[499] Когда жертвоприношение было совершено, когда Август прочитал в шестой раз свою монотонную молитву и пришла к концу вся малоразнообразная серия церемоний, продолжавшаяся три дня, тогда, наконец, ода Горация, запетая двадцатью семью юношами и двадцатью семью девушками, полетела, парт, подобно жаворонку, на своих энергичных строфах и расширяя свою мелодию, в неизмеримое небо Рима, еще не слыхавшее посреди семи холмов человеческих уст, обращавшихся к богам со столь приятными, столь нежными и столь гармоничными мольбами. Была огромная разница между протокольными молитвами, читанными Августом и ста десятью матронами в стиле, столь отягощенном относительными местоимениями и длинными герундивами, и этими крылатыми, легкими и энергичными строфами, летевшими по воздуху подобно легким птицам.
Carmen saeculare
Это стихотворение подводило итог сложным значениям долгой церемонии; в нем находится мифологическая смесь астрономических и моральных символов, воспоминание о новых социальных законах, прославление великих римских традиций, стремление к миру, могуществу, славе, благоденствию и добродетели, являющимся условием всех благ, желаемых человеком.
В двух вступительных строфах юноши и девушки призывают Аполлона и Диану:
Феб и Диана, владычица дева лесная,
Светлых небес украшенье. Вы, целой вселенной
Чтимые! — дайте, о чем мы вас молим, взывая
В день сей священный.
В книгах Сивиллиных, должному нас научивших,
Сказано: мальчикам чистым да избранным девам
Ныне бессмертных, семь наших холмов облюбивших,
Славим напевом.
Потом юноши обращаются к Аполлону, богу света и солнца, и поют строфу, которую ни один римлянин даже через двадцать столетий не может читать без волнения:
Солнце кормилец! ты день с колесницей горючей
Кажешь и прячешь, о, пусть, возрождаясь незримо,
Вечное, ты ничего не увидишь могучей
Города Рима.
Молодые девушки продолжают песнь, отождествляя с Дианой Илифию и Луцину, богинь родов:
О Илифия, родов безувечных причина.
Кротко храни матерей, как всегда охраняла,
Будет ли имя твое на молитве Луцина,
Иль Генитала.
Пение вновь переходит к юношам, призывающим милости богини на утвержденные в предыдущем году законы:
Вырасти отроков, благослови совещанье
Наших отцов, что судьбу обеспечило женам,
В новом обильном потомстве пошли оправданье
Новым законам.
Таким образом можно будет, говорят молодые девушки, каждые сто десять лет в течение трех дней и ночей справлять столетние игры:
Каждые сто десять лет неизменной чредою
Пусть к нам веселые игры и песни приходят;
Светлых три дня пусть нам столько ж ночей за собою
Сладких приводят.
И, чередуя свои песни, юноши и девушки воспевают затем Парк, богинь судьбы, Землю, мать плодородия и благосостояния, потом снова Аполлона, бога здоровья, который, кроткий и умиротворенный, сложил свое оружие, и Диану, на этот раз под видом прибывающей луны:
Вы же, правдиво поющие Парки, внемлите —
Рок оправдал приговор ваш незыблемой волей,
Все, что для нас совершилось, в грядущем продлите
Счастливой долей.
Пусть, умножая плоды и стада, возлагает
Почва на кудри Цереры венок колосистый.
Ветер Зевеса пусть новым полям навевает
Дождик росистый.
О, Аполлон, опуская и стрелы и очи,
Кроток и милостив, мальчиков внемли моленьям.
Внемли, Луна, властелинка двурогая ночи,
Дев песноспеньям.
После этого призывания по отдельности солнца, плодородия, судьбы, благополучия и луны юноши и девушки, продолжая, вероятно, чередоваться в пении, обращались вместе ко всем олимпийским божествам с целью вознести к ним в великолепных строфах все желания Рима и Италии, подводившие итоги всем жалобам, всем сожалениям, всем стремлениям, всем надеждам и всем мечтам, волновавшим душу нации в момент этого первого возврата к жизни после огромной катастрофы:
Если вы создали Рим и велели вы сами
Прочное выбрать владенье в земле итальянской,
Край свой родной заменяй иными местами,
Горсти троянской.
Той, средь которой прошедши горящую Трою,
Родины гибель увидя, Эней непорочный
Путь проложил, заменяя утраты судьбою
Более прочной;
Боги! возвысьте в понятливой юности нравы!
Боги! вы старость святой тишиной окружите!
Ромулу внукам потомства, богатства и славы
Громкой пошлите!
Кто ублажает вас, белых быков закалая,
Славный праправнук Анхиза и светлой Киприды
Миром да правит на гибель врагам, но прощая
Падшим обиды.
Море и суша в деснице его. Уж мидийцы
Видят готовую кару в албанской секире,
Скифы надменные ждут приговоров, индийцы
Молят о мире.
С древней Стыдливостью, с Миром и Честью дерзает
Доблесть забытая вновь появляться меж нами,
Снова Довольство отрадное всем рассыпает
Рог свой с дарами.
О прорицатель! украшенный луком блестящим,
Феб Аполлон! девяти драгоценный Каменам,
Чье благородное знанье целебно болящим. Слабнущим членам.
Если ты видишь с любовью алтарь Палатинский,
Римскую жизнь и красу итальянского края,
Дай, чтобы счастье неслось над землею латинской,
Век возрастая.