Когда в 146 г. до нашей эры Рим объявил Грецию римской провинцией, эта страна уже давно катилась по наклонной плоскости после к общему упадку. Ее сухопутные и морские владения постепенно римского отпали; ее торговое господство исчезло; ее капиталы были истрачены и ее промышленность разорена; ее науки и искусства находились в упадке; наконец, все источники ее древнего богатства иссякли. В Лаконии исчезли все кузницы, выделывавшие столько мечей, копий, шлемов, буравов, пил и молотов;[252] некогда столь деятельные и знаменитые бронзолитейни Аргоса закрылись;[253] закрылись и мастерские некогда столь славных художников Сикиона;[254] Эгина постепенно потеряла свою морскую торговлю и закрыла свои знаменитые бронзолитейни, где уже не выделывались более мелкие бронзовые предметы, ранее бывшие ее специальностью;[255] все чудесное богатство Афин было погребено под развалинами их морской империи. Их морская торговля умерла в тот день, когда, потеряв власть над морями, оказалось более невозможно поддерживать ее всякого рода привилегиями; республика должна была прекратить свои огромные расходы на флот, армию, общественные работы, когда лишилась подати союзников; вместе с афинской империей рухнула и та система клерухий и территориальных владений, благодаря которым афиняне могли потреблять в Афинах продукты разбросанных повсюду полей, лесов и рудников. Результатом этого был общий упадок; кораблестроение в пирейских доках упало, как и оружейное мастерство; миновала слава тех краснофигурных и чернофигурных аттических ваз, которыми Афины в течение веков украшали дома богачей во всех странах Средиземного моря; серебряные рудники Лавриона, первый источник афинского богатства, были истощены, и таким образом оскудели и почти исчезли все ремесла и искусства, работавшие на потребности и на роскошь Афин. Цветущий город, метрополия обширной империи и значительный торговый центр, сделался не более как опустевшей столицей небольшой страны в 40 квадратных миль, которая могла вывозить немного масла, немного меда, немного мрамора и некоторые пользовавшиеся известностью благовония, последние остатки той обширной торговой империи, скипетр которой некогда был в ее руках.[256] Посреди этого всеобщего упадка один Коринф пользовался благополучием благодаря своей торговле и своей индустрии.

Падение крупных торговых и промышленных городов косвенно разорило всю Грецию; земледелие не приносило более выгоды, и ремесленники второстепенных городов не находили более работы;

но в то же время повсюду, в самых отдаленных деревнях как мелких, так и крупных республик, по мере обеднения нации жители бросали земли и стремились в города, где с новой силой, вместо того чтобы исчезнуть, продолжали развиваться все пороки, порожденные богатством: роскошь, страсть к наслаждениям, алчность, страсть к игре, дух интриги и соперничества, муниципальная гордость. Таким образом, ужасное внутреннее зло терзало Грецию до римского завоевания. Чтобы сохранять за городами их искусственный блеск, платить художникам и рабочим, поддерживать атлетические школы, большие игры и интеллектуальные традиции, чтобы удовлетворять честолюбие бесчисленных политических олигархий крупных и мелких городов, Греция легкомысленно расточала все богатства, накопленные предками; она закладывала и компрометировала свое будущее. Партии и города, как бы пародируя свое бывшее могущество, бросались в войны и революции, в грабежи и насилия; эти войны, эти революции, оргии, наслаждения, частная и публичная роскошь еще более разоряли все области; безбрачие и долги — эти два ужасных бича античного мира, которые даже в наиболее цветущие эпохи всегда заставляли его страдать от недостатка капиталов и редкости населения, — вносили опустошение даже в деревни. Постепенно крупные поместья, населенные рабами, или даже пустыри заняли место некогда густонаселенных областей, в то время как в городах, несмотря на отчаянные усилия, искусство умирало; нравы развращались; учреждения гибли; нищета и расточительность, всегда связанные друг с другом, проникали во дворцы вельмож, в дома купцов и в бедные хижины поселян.

По этому гибельному склону скользила Греция, когда Рим занес над ней свою руку, но не для того, чтобы поддержать ее в момент ее падения, а чтобы еще скорее сбросить в глубину бездны. Если хотят понять, чем была в действительности Римская империя, пусть освободятся от одного из наиболее распространенных и застарелых заблуждений, состоящего в вере, что Рим управлял своими провинциями, придерживаясь широких взглядов, надзирая за общим благом и руководясь мудрыми и благодетельными принципами, имевшими в виду, главным образом, благо подданных. Никогда ни Рим, ни какая другая империя не управляли покоренными странами с такими взглядами; только в очень редких случаях чье-нибудь господство бывает выгодно для подданных; напротив, повелители всегда стараются извлечь наибольшую выгоду с наименьшим риском и усилиями. Рим в действительности оставлял в Греции, как и во всех покоренных странах, положение дел в их естественном течении, безразлично к добру или злу, до тех пор, пока это не было для него опасно или убыточно. Разрушая Коринф, последний великий торговый и промышленный город Греции, он заставлял эту страну жить умеренными ресурсами своей территории и теми жалкими средствами, к каким прибегают гибнущие народы. Греция принуждена была эксплуатировать свои древности и свои памятники, показывая их иностранцам, и извлекать прибыль из чудесных исцелений Эпидавра. Потом он разделил всю Грецию на бесконечное множество мелких государств, большинство которых охватывало только территорию одного города; лишь Спарта, Афины и несколько других городов сохранили независимость и несколько более обширную территорию: Спарта — часть Лаконии, Афины — всю Аттику и несколько островов. Связанные с Римом союзными договорами, эти города продолжали управляться своими древними учреждениями и законами, не платя никакой подати и не подчиняясь власти чужеземного правителя. Остальная территория была включена в Македонию и разделена на очень большое число городов, плативших подать и управлявшихся каждый по своим законам и своими учреждениями, но под наблюдением правителя и римского сената. Таким образом был установлен порядок в стране, ранее терзаемой столькими войнами и революциями. К несчастью, порядок, когда он является результатом не естественного внутреннего равновесия, а внешних сил, есть не что иное, как оцепенение, вызванное наркотическим средством, уничтожающим на мгновение боль, но увеличивающим болезнь; поэтому pax Romana не возродил Грецию, он не принес ей даже значительных выгод, ибо то немногое, что мир сберег, было разграблено Римом. Сперва большая война с Митридатом, потом гражданские войны тридцати последних лет, налоги, грабежи, подати, налагаемые партиями в добавление к обыкновенным контрибуциям и ростовщичеству откупщиков, довели Грецию до смертельного изнеможения, обременяя новыми долгами и так уже обремененную крупную собственность, лишая мужества мелких собственников, уменьшая население, ослабляя уже и так поколебленные правительства и расхищая последние капиталы. К моменту прибытия Августа в Грецию даже сокровищница храма в Дельфах была пуста. Недавно столь богатая, прекрасная и могущественная Греция, мать эллинизма, ходила теперь по миру, прося милостыню, в числе других рабов Рима, дряхлая, отвратительная, в лохмотьях, покрытая язвами.

Если бы мечта людей, желавших украсить мир по своему желанию, могла исполниться, если бы власть человека над человеком могла измениться в ущерб властелину и к выгоде для побежденных, то Август мог бы попробовать сделать чудеснейшее предприятие в римской истории — возрождение Греции. Как ни велико было восхищение Августа стихами Вергилия, все же не из них он черпал свою политическую мудрость. Он слишком хорошо знал, что могущество Рима весьма ограничено по сравнению с его именем и что империя отчасти покоится на огромном заблуждении покоренных народов, которые, будучи разделены, невежественны и лишены храбрости, воображают Рим гораздо сильнее, чем он был на самом деле. Он не забывал, что в большинстве провинций Рим не мог содержать войска; что он уже с трудом посылал всякий год в каждую провинцию по правителю и по нескольку бессильных чиновников; что нигде он не может ввести, как некогда сделал в Италии, свои законы, свою религию, новые учреждения или какой-либо моральный принцип, который прочно привязывал бы страну к метрополии; и почти повсюду вынужден довольствоваться тем, что управлял подчиненными народами при помощи их старых национальных учреждений. Он знал поэтому, что не мог почти ничего сделать для Греции и что она была страной, в которой ему было бы всего труднее применить великий совет Вергилия: pads… monere morem. С материальной стороны великим бичом Греции была бедность, имевшая много причин: долги, уменьшение населения, недостаток капитала, падение промышленности. Но Рим делал все что мог, работая над восстановлением Коринфа с целью смягчить эти бедствия, помимо же этого Греция для восстановления своего богатства могла рассчитывать только на собственные силы. Впрочем, нельзя сказать, чтобы у нее совсем не было средств для возрождения. Ей их давали ее прошлое и ее территория. Коринф, например, поднялся быстро не только благодаря римской помощи, но также и потому, что открыли в оставленных Муммием развалинах целые копи древностей, которые продавали очень дорого, главным образом в Рим. Таким образом можно было восстановить новый город из остатков пепла старого.[257]Точно так же элидские собственники начали возделывать текстильные растения: коноплю, лен, хлопчатник; много женщин поселилось в Патрах, чтобы прясть эти материалы и особенно превосходный виссон, который начали вывозить.[258] Кроме того, во многих местностях Греции росло дерево Паллады, олива, а в древности это было дерево с золотыми плодами, ибо оливковое масло имело самое разнообразное употребление: его употребляли как приправу, для освещения, как лекарство, вместо мыла и мази, особенно в гимназиях, в банях, в школах атлетов. К несчастью, бедность Греции была следствием не одних внешних обстоятельств; она происходила и от многочисленных моральных пороков, общественных и частных, как-то: роскоши, распущенности, порчи нравов, подкупности, смеси гордости и гражданской индифферентности, духа сутяжничества, недостатка честности, господства небольшой кучки богачей и низости бедняков, составлявших большинство. И Греция, и Рим были одинаково бессильны против этих пороков. Время от времени Рим мог обуздывать некоторые наиболее воппиющие злоупотребления, но он не мог исправить пороки, коренящиеся в национальных учреждениях, которыми должны были пользоваться римские правители; в традициях, которые они должны были почитать; в интересах, которые они не могли нарушать, и в умах, которые было опасно оскорблять.