Но на практике генералы нарушали эти принципы, создавая собственные конкурирующие разве­дывательные операции армии. В своих мемуарах (опубликованных в 1989 году) лорд Карвер, на­чальник Генерального штаба в середине 1970-х годов, подчеркнул, что специальный отдел КПО утратил волю к проведению жестких допросов, и подчеркнул проблему вынесения обвинитель­ных приговоров. Он писал:

«Разочарование армии в обеих этих областях привело к постепенному и растущему давлению с требованием, чтобы она меньше полагалась на Специальный отдел и больше делала для получе­ния собственной разведывательной информации, - тенденция, с которой я поначалу неохотно со­глашался, поскольку весь опыт работы в колониальных областях был против этого и выступал за полную интеграцию разведки полиции и вооруженных сил. Однако неэффективность Специаль­ного отдела КПО, его нежелание снова обжечься и подозрение, не раз доказанное, что некоторые из его членов имели тесные связи с протестантскими экстремистами, привели меня, наконец, к выводу, что альтернативы не было».

В результате этого решения армия создала новое элитное подразделение наблюдения, которое стало известно как 14-я разведывательная рота, и увеличила ресурсы, выделяемые на сбор разве­дывательных данных. Но новая политика обострила соперничество с КПО. Хотя многие консте­бли и военные на местах продолжали сотрудничать, к 1977 году ситуация в коридорах Лисберна и Нока стала еще более сложной.

Старший офицер, вовлеченный в это соперничество, вспоминает, что самой сложной областью был обмен разведданными от информаторов: «Был элемент «если вы расскажете им все, мы не сохраним положение, не так ли?». В разведывательном деле знания - это сила». Другой офицер, служивший в Лисберне, говорит: «Борьба с Временной ИРА была примерно девятой в моем списке проблем на каждое утро».

Последствия навязчивой секретности и отказа от сотрудничества можно было наблюдать на всех уровнях усилий по обеспечению безопасности. Питер Мортон, командир 3-го батальона пара­шютно-десантного полка, вспоминал в своей более поздней книге «Экстренный тур» типичный инцидент во время командировки в Южном Арме в 1976 году, когда солдаты получили информа­цию от представителя общественности: «Я должен был знать лучше, но я согласился позволить им обыскать семь занятых домов, что они и сделали в 06.35. С точки зрения организации это бы­ло чудо. Но в результате мы нашли два дробовика и навлекли на себя гнев местного начальника Специального отдела, потому что мы не согласовали с ним результаты поисков. Никто никогда не узнает наверняка, но, по всей вероятности, по крайней мере один из обысканных домов при­надлежал одному из его контактов».

Случайные аресты информаторов, отказ информировать другие службы безопасности о передви­жениях ключевых фигур ИРА и компрометация источников друг друга стали обычным делом. Старший офицер, служивший в штаб-квартире в Северной Ирландии, признает: «Я не сомнева­юсь, что Специальный отдел считал армию и ее попытки собирать информацию ковбойскими».

Член команды Уайтхолла, впоследствии направленной в Ольстер для проведения обзора дея­тельности по сбору разведывательных данных, прямо говорит о ситуации в конце 1970-х годов: «Я был удивлен и шокирован тем, что мы обнаружили. Мы столкнулись с несколькими феноме­нальными промахами. Многие проблемы были связаны с использованием высокочувствительно­го человеческого исходного материала. В руководстве работой царили чрезмерная конфиденци­альность и скрытность». В результате этих ошибок погибли люди, говорит он, но отказывается приводить конкретные примеры. Тем не менее, он раскрывает: «Информация была доступна, например, было заранее известно о бомбах, о которых людям никогда не говорили».

В середине 1970-х годов сотрудник разведки был направлен в Стормонт в качестве начальника и координатора разведывательного управления (НКРУ). Но обладатель этого поста не мог заста­вить непокорных сотрудников Специального отдела или армейской разведки работать более тес­но. Оказавшись между враждующими организациями, начальник разведывательного управления был фактически бессилен. Офицер разведки вспоминает: «Ситуация ухудшилась, и стало оче­видно, что НКРУ не может выполнять поставленные перед ним задачи».

Неумелое управление разведкой и повышение квалификации ИРА в совокупности привели к ослаблению деятельности сил безопасности. Изъятие тайников с оружием является хорошим по­казателем качества управления разведывательной деятельностью, поскольку чаще всего оно происходит по наводкам. Статистика показывает, насколько плохо шли дела у сил безопасности. В 1974 году было найдено 465 винтовок, в 1976 году - 275, а в 1978 году - 188. Количество изъ­ятых взрывчатых веществ сократилось с 53 214 фунтов в 1974 году до 7966 фунтов в 1978 году. Дело было не в том, что информаторов стало меньше, а скорее в том, что предоставляемая ими информация не распространялась должным образом, и ИРА становилась все более искусной в сокрытии своих арсеналов.

В Министерстве обороны в Лондоне возглавлявший разведывательный отдел Генерального шта­ба бригадный генерал Джеймс Гловер, жилистый, амбициозный пехотный офицер, с растущей тревогой наблюдал за событиями. Через некоторое время после вступления в должность в 1977 году Гловер подготовил строго засекреченный документ «Будущая организация военной развед­ки в Северной Ирландии», в котором излагались дальнейшие действия. В нем подчеркивалась необходимость более эффективного централизованного контроля за разведданными, при этом НКРУ обладал большими полномочиями, а также создания эффективной системы обмена раз­ведданными на более низких уровнях иерархии командования. Его предложения в сочетании с изменениями, которые происходили в КПО под руководством Кеннета Ньюмана, должны были многое сделать для уменьшения трений и повышения эффективности сбора и распространения разведывательной информации.

Бригадный генерал Гловер осознал тот важный факт, что сама ИРА превратилась в очень слож­ную организацию, и принял новую стратегию. Также было ясно, что старую антитеррористиче­скую тактику придется изменить. Старшие офицеры армии, КПО и МИ-5 пришли к выводу, что улучшение сотрудничества между сборщиками информации и активизация тайных операций были жизненно важны для противодействия развивающейся ИРА.

Конец 1970-х годов был временем перемен не только для сил безопасности. Их противники из Временной ирландской республиканской армии, или ВИРА, если использовать аббревиатуру Британской армии, также переживали глубокие перемены.

Организация пыталась вернуть себе инициативу после срыва соглашения о прекращении огня 1975 года, разработанного Мерлином Рисом. Оно началось в феврале, но прекратилось позже в том же году в результате того, что руководство ИРА почувствовало, что правительство несерьез­но относится к уступкам, и ему стало все труднее сдерживать разочарование своих членов перед лицом широкомасштабной кампании убийств со стороны лоялистских террористов. Многие бри­танские политики и лоялисты ставили под сомнение разумность прекращения огня, опасаясь, что это придаст легитимность республиканцам. На самом деле оно вызвало у ИРА серьезные проблемы. Временная ИРА оказались не в состоянии атаковать армию и полицию. Вместо этого они совершали нападения на протестантов, часто в отместку за убийства лоялистскими полуво­енными группировками в произошедшей во время прекращения огня кровавой вспышке меж­конфессионального насилия.

Многие члены ИРА покинули страну во время прекращения огня. Мартин Макгиннесс, лидер ИРА из Лондондерри, упомянул о негативных последствиях прекращения огня, когда проком­ментировал: «Хорошие операции - лучший сержант-вербовщик». Напряженность, возникшая в результате сделки, также привела к смещению власти с Юга на Север, от пожилых людей к мо­лодым. В Армейском совете, правящем органе ИРА, обычно состоящем из семи высокопостав­ленных лиц, до сих пор доминировали южане, пожилые мужчины, ветераны стычек с британца­ми в 1950-х годах. Но люди, которые сейчас находились в авангарде движения на Севере, разоча­ровались в руководстве южан во время прекращения огня и в ноябре 1976 года провели первое заседание недавно сформированного Северного командования. Этот орган, по-прежнему подчер­кивающий свою лояльность Армейскому совету ИРА и «Главному штабу» на юге, должен был стать проводником амбиций новых северян, таких как Макгиннесс и Джерри Адамс.