Адамс, уроженец западного Белфаста, чей отец был заключен в тюрьму за свою республи­канскую деятельность в 40-х годах, был освобожден из тюрьмы Мейз в 1976 году, отсидев три года за попытку побега при интернировании. Хотя даже противники Адамса теперь уважали его как проницательного политика, он провел много лет на острие «вооруженной борьбы». По дан­ным Специального отдела, Адамс был командиром подразделения Временной ИРА в Баллимур­фи до того, как его интернировали в 1971 году. Он был освобожден в следующем году, приняв участие в секретных переговорах в Лондоне с британским правительством и став командиром Белфастской бригады. Считается, что во время его второго срока заключения Адамс и Айвор Белл, еще один ведущий белфастский «временный», разработали планы фундаментальной трансформации ИРА.

Изменения в ИРА стали кульминацией процесса, начавшегося в декабре 1969 года, когда ИРА раскололась на Временную и Официальную фракции. Лидеры Временного крыла ушли, потому что считали, что ИРА должна придерживаться политики воздержания – оставаться вне политиче­ского процесса и бойкотировать выборы.

Официальное крыло перестало беспокоить силы безопасности в 1972 году, когда они начали бес­срочное прекращение огня. Однако убежденные левые республиканского движения создали еще одну отколовшуюся фракцию три года спустя, когда Шеймус Костелло основал Ирландскую рес­публиканскую социалистическую партию. У троцкистской ИРСП было военное крыло - Ир­ландская национально-освободительная армия, которая должна была завоевать репутацию без­жалостной, хотя и не соответствовала ИРА ни по компетентности, ни даже по элементарным стандартам дисциплины.

ВИРА меньше интересовала марксистская, утопическая идеология Официалов и ИРСП, которая предполагала, что пролетариат заменит британское правление рабочим государством, и больше привлекала простая, но мощная эгалитарная традиция ирландского национализма, которая горе­ла в католических поместьях. Триумф северян был отмечен в 1977 году назначением Макгиннес­са начальником штаба Армейского совета и, следовательно, главой ИРА.

Макгиннесс первоначально присоединился к Официалам, но они, казалось, были больше озабо­чены бесконечными дебатами о марксистской идеологии, чем нападками на британское государ­ство. Официалы верили в форму республиканизма, которая охватывала весь рабочий класс, неза­висимо от его религиозного происхождения: они даже набрали роту в Шенкхилле, бастионе бел­фастского протестантизма. В рядах Временных действительно была горстка протестантов, но Официальная ИРА и ИНОА приложили больше усилий, чтобы завербовать их.  Рота официалов в Шанкхилле просуществовала недолго - большинство ее членов разошлись, как только после начала Смуты были проведены линии фронта на религиозной почве. Лишь несколько человек продолжали поддерживать связи с республиканскими группировками, наиболее важным из кото­рых, вероятно, был Ронни Бантинг, сын отпрыска ольстерской лоялистской партии, который стал командующим ИНОА в Белфасте в конце 1970-х годов. «Временные» хотя и стремились в своих публичных заявлениях не выступать в качестве сектантской силы, в частном порядке были более готовы признать, что они действительно боролись за общину, которая почти до последней семьи была католической.

Северяне, такие как Адамс и Макгиннесс, в течение некоторого времени осознавали, что тон республиканской пропаганды, которая подразумевала, что еще одной недели борьбы будет до­статочно, чтобы вышвырнуть британцев вон, был нереалистичным. После отмены «запретных зон» в 1972 году и последовавшего за этим пика насилия, ситуация в конфликте изменилась. Го­товность как консервативного, так и лейбористского правительств вести переговоры о прекра­щении огня лежала в основе убеждения республиканского руководства в начале 1970-х годов в том, что еще один «большой толчок» может принести победу. Но руководство пришло к выводу, что Рис никогда не намеревался заключать постоянную сделку, скорее он использовал прекраще­ние огня, чтобы выиграть время. И во время перемирия характер борьбы неуловимо изменился. Это больше не было массовым восстанием, а вместо этого начало приобретать черты затяжной партизанской борьбы.

Была задумана новая доктрина, известная как «долгая война». Впервые она была озвучена в июне 1977 года на ежегодном республиканском поминовении на могиле Вулфа Тона в речи Джимми Драмма, члена влиятельного республиканского клана. Идея получила одобрение, и рес­публиканская пропаганда соответствующим образом изменилась. Значение этого изменения и реакция «добровольцев», так ИРА называет своих бойцов на передовой, была описана годы спу­стя в интервью с человеком из ИРА:

«В начале 1970-х годов у всех была вера в то, что свобода наступит в следующем году. Теперь ИРА, особенно обычные «добровольцы», признали, что это будет долгая, очень долгая война. Мы не готовы назначать для этого время. В то же время мы не готовы к тотальному наступле­нию таким образом, чтобы это поставило под угрозу наши шансы нанести удар по британской армии и, следовательно, по британскому правительству».

Но признание своим сторонникам, что борьба будет долгой, означало, что ИРА необходимо акти­визировать свою политическую работу. Республиканство должно было бы продвигаться вперед не только с помощью оружия, но и путем агитации и участия в выборах. Активисты Шинн Фейн, политического крыла республиканского движения, нашли новую проблему для проведе­ния предвыборной кампании в условиях, в которых содержались заключенные-республиканцы.

К началу 1976 года правительство ввело «криминализацию», отказавшись от статуса особой ка­тегории для лиц, осужденных за террористические преступления, который предоставлял им пра­ва, недоступные заключенным где-либо еще в Соединенном Королевстве. Согласно новым пра­вилам, к лоялистам и республиканским террористам будут относиться как к обычным преступ­никам. Строевая подготовка и другие полувоенные атрибуты, которые были разрешены в лаге­рях для интернированных, больше не допускались. С мая 1976 года это стало серьезной пробле­мой в националистическом сообществе, поскольку первый заключенный в недавно построенных блоках «H» в тюрьме Мейз отказался носить одежду, предусмотренную правилами.

Переход власти в ИРА от Юга к Северу создал неопределенность в армейской разведке. Было очевидно, что северяне становятся все более могущественными, но руководители разведки были сбиты с толку масштабами изменений и ролью Южного командования. В 1978 году Джеймс Гло­вер, бригадный генерал Генерального штаба (разведка), который пытался консолидировать дея­тельность по сбору информации, написал еще один доклад «Северная Ирландия: будущие тен­денции терроризма». Копия секретного документа впоследствии была получена ИРА, к большо­му смущению Уайтхолла. В нем Гловер признался:

«Мы мало что знаем о детальной работе иерархии в Дублине. В частности, у нас скудные знания о том, как работает система материально-технического обеспечения, и мы не знаем, в какой сте­пени пожилые, явно вышедшие на пенсию республиканские лидеры влияют на движение».

Использование ИРА военной терминологии приводило в бешенство многих в британской армии и лоялистском сообществе, а связь взрывов бомб и убийств ИРА в 1970-х годах с ее борьбой де­сятилетиями ранее была также оскорбительна для многих в Республике. Однако симпатия к ка­толикам Севера в их борьбе с социальным неблагополучием глубоко укоренилась в основной по­литике Ирландии. Поэтому многие политики, которые критически относясь к методам «времен­ных», неохотно предпринимали против них конкретные действия. Проблема трансграничной безопасности, или, скорее, почему ирландское правительство не делало больше для ее улучше­ния, оставалась главным раздражителем для начальников в Лисберне и Ноке. Несмотря на это, отношение в Дублине постепенно менялось. Постепенно ирландские правительства начинали осознавать, что ИРА представляет угрозу внутри их собственного государства. Переход к «гла­венству полиции» в 1976 году был позитивным шагом для Дублина, поскольку он отстранил ар­мию, с которой полиция Ирландской Республики не хотела иметь дело, от контроля над операция­ми.