– Ты бы еще громче об этом орал.

– А то он не слышит. Здесь на плоту яйца почесать нельзя, не получив с десяток ценных советов.

– Клешней то…

– Неудобно, поди. Смотри не…

– Оторви. – шмыгнул носом Младший.

– Катитесь к шаргу, – огрызнулся Кандар. – Островитяне тащат сюда свои порядки, а взамен забирают все остальное. Эйносы, железо, людей, удолбаешься перечислять. И это нихрена не равноценный обмен.

– При нашей первой встрече ты рыжего защищал. Уж определись.

– Раскону здесь жить, – покачал головой сероглазый. – Как и всем нам. А им – нет. Лет через десять он наконец осядет, сменит свои дурацкие халаты на нормальную одежду и станет полностью своим. И вряд ли он захочет жить в таком же гадюшнике, как на островах.

– Это называется островной гарб. – поправил Брак, плавя между пальцами ниточку крохотного крана. – И я не понимаю, за каким шаргом он их таскает. Неудобно же.

– Удобно, я пробовал. Свободно все, ветерок обдувает, – Кандар показал, где именно обдувает. – Но таскает он их по другой причине. По той же самой, для которой нужны огромные рыжие усищи, темные очки и дурацкая шапочка. Даже прозвище, "Медногривый", оно не просто так.

– Его узнают? – спросил Брак, вспомнив реакцию плотовиков на фальдийца. Парни, едва увидев владельца плота, моментально расслабились. На свою беду.

– Не просто узнают, его знают. Ты не спутаешь Раскона ни с одним из местных капитанов и торговцев, он торчит среди толпы, как гигатрак в чистом поле. Привлекает взгляды, внимание. Интересует людей.

– Он выглядит, как шут из сказок.

– Шутам позволяется больше остальных. Вечером он обедает в твоем доме, через неделю – шлет шикарное платье в подарок твоей прекрасной супруге, а через месяц ты уже советуешься с ним по поводу совместных вложений кри в карьер чудесного, белого песка, – невесело усмехнулся Кандар. – Хотя последнее это только предположение.

– Репутация! – важно поднял палец подошедший за очередной бутылкой Жердан.

– Смени он гарб на обычную одежду, сбрей усы, волосы наголо… Пара татуировок на пузо – и нету больше Раскона, есть неприметный молотобоец, какой-нибудь Ноксар Большое Брюхо. – задумчиво пробормотал Брак. – Мастер кувалды из засиженного комарами… Эээ. Семиречья?

– Нет такого, – хохотнул Кандар.

– Есть, – гулко донеслось из недр подсобки, – Семиреченские шкуродеры, лучшие крокодильи кожи юго-запада. Девять перегонов отсюда, если по прямой.

– Сука. – выдохнул сероглазый, ударив кулаком по колену.

– Я уже неплохо поднаторел в местных названиях, – пожал плечами Брак, заканчивая крепить ствол крохотного скраппера. – Ляпай что угодно про реки – не ошибешься.

– Еще водопады и озера. Но мы плывем к летрийцам, там получше. Фактория называется "Лингора Фол-Шетри", что вносит приятное разнообразие в это лесное болото. Надеюсь, шарки их еще не сожрали.

– Гхм. А знаешь, как это переводится со староимперского? – вновь донеслось из подсобки.

– Раскон, не смей! – воскликнул Кандар, вскинув руку в умоляющем жесте.

– "Маленький торговый пост у лесной реки".

Брак невольно улыбнулся, глядя на пыхтящего механика. Настроение сероглазого опять переключилось, словно кто-то дернул невидимый рычаг, развернув эйносы в его голове в обратном направлении. Такой Кандар нравился калеке куда больше нахохлившегося, мрачного скептика, которым тот был в начале вечера.

Хотя, надо признаться, Брак во многом был с ним согласен. Сероглазый тоже не склонен был идеализировать, хлебнув в жизни дерьма полной ложкой, но до тупой ненависти не скатывался. Как говорил пьяненький Джус, когда глядишь на мир сквозь донышко бутылки, трудно разглядеть картину целиком. Кандар с этим как-то справлялся.

Протез, который калека машинально пытался заставить двигаться, вдруг шевельнулся. Самую малость, в той тонкой части, где на нормальной ноге располагаются пальцы. Шевельнулся – и затих, когда ошеломленный произошедшим Брак потянулся вниз к сапогу, чтобы удостовериться.

Передняя часть подошвы заметно загибалась вверх.

– Все, я решил, – разглагольствовал Кандар, привстав со своего кресла и обращаясь к аудитории. И хотя назвать аудиторией Жерданов можно было с большой натяжкой, куда большей, чем обозвать мелкую лесную ящерку грандаргашем, сероглазого это не смущало. – Раскон, ты можешь быть против, но чинить горжу у летрийцев я не буду. И Брак тоже. Там два кабака…

– Три, – поправил его Старший Жердан, слушая с явным интересом.

– Там три кабака и мы намерены посетить их все. Насвинячимся до беспамятства, затеем пару драк… Пусть будет три дня, по числу кабаков…

– Два, – бухнуло из подсобки. – Еще расторговаться надо.

– Два с половиной…

Брак их не слышал, всецело поглощенный видом грязного сапога из черной, лакированной кожи. Он отложил в сторону незаконченную фигурку, долил эйра в плошку и глубоко дышал над ней, чувствуя, как легкие заполняются синим, а во рту становится кисло.

–...ам продавай свои усы.

– Усы не трогаем.

– Сгниют же.

– Чини морозильник.

Затихший было дождь отдохнул, и с новой силой забарабанил по кровянке.

Брак напрягся, вспоминая ощущение и изо всех сил пытаясь не допустить нагревания металла протеза. Отмахнулся от прожужжавшей над ухом жирной, ошалевшей от ливня стрекозы, закрыл глаза…

И почувствовал, как мысок железной ноги медленно возвращается на свое привычное место.

Глава 21

Лингора умела производить впечатление на диких лесовиков, делая это с непринужденностью высокородной сари в излишне открытом вечернем платье, невесть какими путями забредшей в припортовые районы. При виде нее сразу появлялось смутное желание либо неловко раскланяться, сбивчиво пробормотав все три известных тебе вежливых слова, либо ограбить – но со всем возможным тактом и почтением.

Правда, единственным диким лесовиком на горже оказался как раз тот, кто в первый раз оказался в лесу от силы пару месяцев назад, и всеми силами пытался показать свое безразличие. Остальные позевывали, поплевывали, чесали пузо под расшитым золотой нитью халатом невероятно яркой расцветки, да и в целом куда больше радовались первому за неделю солнечному утру, чем выплывшей из-за очередного поворота фактории летрийцев. Сушащееся на паутинках разномастное белье добавляло "Карге" ту малую толику домашнего уюта, которая и отличает трак кочевников от банального грузовика северян – если, конечно, не учитывать два пальца брони, кузов с тяжелым скраппером и здоровенный шипастый отвал, украшенный черепами кровных врагов.

Островитяне к выбору места под свой поселок подошли со вкусом, явно пожертвовав практичностью в угоду красоте. Пологий скалистый холм – готовая, казалось бы, причальная площадка для цепов – вместо этого оказался плотно застроен приземистыми двухэтажными домиками из белого камня, ярко сияющими начищенной медной чешуей крыш. Вершину холма, на которой криво возвышался солидных размеров утес, опоясывала широкая спираль забранной в металлические перила лестницы, ведущей прямиком к вершине. Выглядело это все настолько величественно и неподходяще для диких западных лесов, что Брак нисколько бы не удивился, венчай широкую площадку вершины утеса какая-нибудь идиотская статуя покровителя торговли или любимого песика местного доми. Летрийцы, однако, повода заподозрить себя в сумасшествии не дали, ограничившись лишь стремлением показать свое богатство и силу – на вершине стояла самая настоящая баданга. Крохотная, по меркам гигатраков, но, несомненно, способная с пары метких залпов разнести на ржавый лом любую горжу на озере. Да и драки от Лингоры наверняка держались в стороне.

Баданга, двойное кольцо белоснежных стен вокруг холма, каменная кладка, местами уже успевшая заменить частокол из чем-то пропитанных стволов гиура – все в поселке буквально кричало о том, что островитяне здесь надолго. Нашли, застолбили место, заякорились и уходить никуда не собираются. Наоборот, с каждым годом расширяются, отщипывая у леса вокруг все новые участки. Даже реку, плавно огибающую поселок, и ту расширили и перегородили плотиной, оставив лишь широкий, запертый толстенной цепью проход. Вышло что-то среднее между рекой и маленьким озером, прорезанным с обоих сторон длинными дорожками причалов, между которыми покачивались принайтованные горжи разной степени ржавости.