– Назад! – рявкнул Торден, отпрыгивая в сторону трюма, – Брак! Назад!

Калека застыл в ступоре, неверяще глядя на то, как на ноги встает безглазый. С разрезанным горлом, с залитой кровью грудью, тот оперся на колено и одним движением выпрямился. Зияющее темными провалами глазниц лицо было спокойно и расслабленно.

– Сорват? – дрожащим голосом спросил одноглазый, спиной вперед отползая от внезапно воскресшего товарища.

Тот повернул голову на звук и прыгнул на говорившего, выставив вперед окровавленные скрюченные пальцы. Не долетел – еще в прыжке его снесла голубая вспышка, отбросив шагов на десять назад. Сухой веткой хрустнула сломавшаяся от удара рука, но Сорвата это не остановило. Все с тем же умиротворенным выражением лица он вновь принялся подниматься, не сводя взгляда слепых глаз с канторца.

– Дыхание Тогвия! – выругался Торден, отбрасывая разряженный жахатель.

Галран, уже почти выдернувший из груди трупа копье, вдруг закричал неожиданно тонким голосом, когда рука покойника схватила его за полу куртки. Рванулся, оставив в кулаке мертвеца обрывок кроваво-красной ткани, споткнулся, но остался на ногах. Расширенными от страха глазами глядя на человека с торчащим в груди копьем, искатель попятился к опушке.

Мертвецы вставали. Поднимался безглазый Сорват, поднимался пронзенный копьем, поднимался кочевник со свернутой шеей. Даже бородач, практически лишившийся головы, тоже начал судорожно подергиваться.

Одноглазый, что-то бессвязно вопя, побежал к скиммерам, преследуемый двумя ожившими трупами.

Брак отмер и неловко шагнул назад. Под протез что-то попало, он оступился и упал на задницу, с ужасом глядя на происходящее. Сорват шел прямо на него быстрой и какой-то подпрыгивающей походкой, широко расставив руки, пальцы безостановочно шевелились. Ноздри раздувались, он словно принюхивался к чему-то, коротко дергая головой из стороны в сторону. Вкупе с ничего не выражающим лицом и пустыми глазницами, тварь вызывала ощущение давящей, сверхъестественной жути.

Добраться до калеки кочевник не успел – сбоку налетел Торден, сбив мертвеца всей своей немалой массой и навалившись сверху. Канторец с немыслимой скоростью орудовал коротким ножом, раз за разом вбивая лезвие под подбородок, но мертвец, казалось, этого не замечал. Оплел ногами и руками, после чего вцепился зубами куда-то под ключицу. Брызнуло красным, заливая куртку. Торден глухо застонал, продолжая наносить удары. Свободной рукой он попытался дотянуться до висевшего на поясе жахателя, но не смог – тварь зажала конечность мертвой хваткой.

Кое-как поднявшись на ноги, Брак в растерянности замер с жахателем в руках, не зная, что делать. Ему было невыносимо страшно, инстинкты хором вопили, что нужно разворачиваться и немедленно убегать. Что бы ни происходило на поляне у цепа, это было в разы ужаснее всего того, что он успел увидеть за свою жизнь. Торден, пленники, ожившие мертвецы, пытки, нож в руках, доверительно вытянутая шея… Хотелось сесть и завыть. Поле зрения, казалось, сузилось до крохотного пятна, обрамленного мутной непрозрачной пеленой. И в центре этого пятна все еще боролся Торден.

Сил у канторца явно осталось мало, рука с ножом поднималась все реже. Попыток дотянуться до жахателя он больше не делал, да и не мог – тварь неестественным образом извернулась, оказавшись сверху, и громила изо всех сил пытался удержать ее зубы подальше от собственного горла. Получалось у него плохо.

– Он убьет тебя, сарак. Он всех нас убьет… – голос в голове калеки бился об стенки черепа, ревуном гремел в ушах, – Думаешь, ты ему нужен?

Брак уже почти развернулся, но остановился. Сжал зубы, хлестнул себя по щеке.

– Ну же! Ты трус и ссыкло. Просто беги.

Брак ударил себя еще раз. И еще, выбивая из головы назойливый перезвон колокольчиков.

– Динь-Динь, Бракованный! Ты все равно уже опоздал!

Со стороны опушки раздался рев грубо разбуженных двигателей и хлопки жахателей.

Торден застонал.

Брак развернулся и побежал.

Оступаясь и припадая на ногу, чудом не упав, подскочил к мертвому Сорвату со спины, ударил стволом жахателя по голове. Тот не среагировал, мотнул головой, продолжая вгрызаться в грудь канторца. Калека ударил еще и еще, с отчаянной решимостью, но толку от этого было не больше. Осознав это, он на мгновение замер.

Сделал глубокий вздох, вжал ствол жахателя в бочину твари, зажмурился и спустил пружину.

Отдачей едва не сломало запястье, оружие выбило из пальцев, а голубая вспышка ослепила даже сквозь сомкнутые веки.

Любого человека такое убило бы на месте, но ожившему мертвецу было плевать на условности. Поток разогнанного эйра перебил ему позвоночник и брюшину, разорвав напополам и отбросив нижние конечности в сторону, но ситуацию это не исправило. Верхняя половина Сорвата по-прежнему терзала Тордена, у которого уже не оставалось сил на сопротивление. Между его горлом и зубами твари держал оборону лишь излохмаченный воротник кожаной куртки, но осталось ему явно недолго.

Правая рука после выстрела почти не слушалась. Брак, путаясь в слишком просторной красно-белой куртке, левой рукой нащупал на поясе нож, тот самый, которым канторец предлагал зарезать Сорвата. Обхватил мертвеца за шею, одновременно пытаясь оттащить его, и неумело вогнал клинок куда-то в основание черепа. Тварь щелкнула зубами, отмахнулась рукой, но внезапно обмякла, подалась назад и завалилась на землю вместе с калекой.

– В сторону, – голос Тордена звучал страшно, хрипло и с не сулящим ничего хорошего бульканьем.

Брак откатился, борясь с непослушными конечностями – от прикосновения к твари по рукам будто ледяной водой из ведра плеснули, онемение расползалось по плечам и груди, грозя перекинуться на живот.

Канторец, волоча за собой неестественно искривленную ногу, подошел к затихшему мертвецу и жахнул в упор, расплескав по земле и окончательно успокоив то, что некогда было Сорватом.

Выглядел Торден паршиво. Весь залитый кровью, одна рука висит плетью, нога явно сломана. Как он в таком состоянии вообще умудрялся стоять, учитывая онемение от прикосновений твари, – для Брака было загадкой. Сам калека постепенно приходил в себя, но куда медленнее, чем хотелось.

– В-вы в порядке? – спросил парень непослушными губами.

– Дырокол. Дай, – коротко ответил канторец, зажав под мышкой жахатель и неловко меняя банку.

Брак, спотыкаясь, побрел за копьем. Мыслей в голове не было никаких и, если бы не медленно отступающее онемение, он наверняка упал бы от колотящей его дрожи.

Торден принял протянутое ему оружие, оперся о древко, с явным облегчением снимая вес со сломанной ноги. Он бледнел на глазах, смуглая кожа проступила крупными каплями пота.

– Что это было? – спросил Брак, – Я о таком даже не слы…

– Какая разница, парень? Это проклятый Гардаш, – голос канторца звучал смертельно устало, – Почему ты еще здесь?

– Надо перевязать рану, – пробормотал Брак, тщетно пытаясь оторвать лоскут ткани от залитой кровью куртки.

Торден попытался достать трубку, но уронил ее на влажную землю. Дрожащей рукой вынул из перевязи две оставшиеся банки и протянул калеке.

Безголовый Стогм встал на колено и принялся раскачиваться, словно принюхиваясь.

Со стороны опушки послышался треск ломаемых веток.

– Запад там, – указал рукой Торден и полез в кобуру за жахателем, – В лесу осторожнее.

– Торден, я…

– Беги, дурак.

Из-за деревьев выметнулись мертвецы и Брак побежал.

Впереди приближалось зеленое, глаза заливало красным, а за спиной сверкнуло синим.

Глава 10

Старожилы, из тех, кто смиренно ждет в самом начале очереди на посадку к последнему попутчику, любят вспоминать былое. Времена, когда трава была зеленее, небо выше, а силы в руках еще хватало, чтобы держаться за рычаги трака. Если слишком долго их слушать, позволить чужим воспоминаниям укорениться у себя в голове, регулярно поливать проросшие семена горькой водой ностальгии – и не заметишь, как сам начнешь смотреть на мир сквозь мутные окуляры, выточенные из осколков чужих жизней. Привычные картины мира не радуют, на месте пыльных дорог воображение услужливо рисует величественные леса и изумрудные луга, еда кажется пресной, а музыка и песни на стоянках – вопиюще глупыми и унылыми. То ли дело лет сорок назад, когда жизнь кипела, металл плавился едва ли не взглядом, а трясущиеся старики, все как один по молодости бывшие героями легенд, с оружием в руках отбивали свое место под солнцем.