Он повертел в руке очередной пряник и потянулся за бутылкой.

– Мы молили богов о воде, но вместо этого явился Оршаг. Как оказалось, под полом в углу подвала был заколоченный слив, достаточно широкий, чтобы сквозь него пролез человек. Там раньше была баня, или вроде того, а хозяйка не собиралась платить лишних податей за… Неважно. Вел этот слив прямиком в канализацию. Ты знаешь, что это такое?

Брак помотал головой, хотя он знал. Но зачем ломать другим историю?

– Не имеет значения. Просто представь самое зловонное, узкое и отвратительное место в мире, а затем засели его гразгами и крысами. Мы не задавали лишних вопросов, он вообще почти ничего не говорил. До тех самых пор, пока мы не выбрались наружу в припортовых районах. Чудесное, поистине чудесное спасение.

Калека машинально кивнул. Его собственная история отличалась от рассказа фальдийца куда меньше, чем хотелось бы. Пристально наблюдавший за ним Раскон удовлетворенно кивнул и продолжил.

– Там, в пропахшей рыбой подворотне мы и заключили договор. Он тайком провел нас на борт своего стрейба, поднял его в воздух и за четыре дня доставил на Гардаш, к восточному побережью Вольных Земель и ни шагом дальше. Наверняка мог и быстрее долететь, но тогда пришлось бы проторчать на берегу целые сутки. Не поверишь, но он просто хотел красиво свалить в закат и готов был ради этого терпеть наше общество.

– Ему это удалось, – встрял Агодар. – И вытерпеть, и свалить красиво.

– Черный? – уточнил калека. – Его стрейб.

– Скорее, серый и грязный. Но да, – кивнул Раскон. – Больше мы его не видели, а дальнейшая история не имеет отношения к Слепцу. Я ответил на твой вопрос?

– Какой? – не понял Брак. История Раскона закончилась настолько буднично и скучно, словно рыжий расторговался сушеным горохом на рынке в Яме и хвастался перед приятелями.

– Ты спрашивал, как мы познакомились. Я ответил. – пожал плечами фальдиец, – Готов выслушать мое предложение?

– Не помню, чтобы я соглашался, – заметил Брак. – До тех пор, пока договор не заключен устно, либо не записан…

В окно с любопытством заглянула чья-то широкая, усатая морда. Желтые, круглые, как лиорское печенье глаза испуганно сверкнули, и степной котяра скрылся в темноте, мазнув по подоконнику пушистым хвостом.

– Он и вправду зануда. Не говнись, Брак, мы тут все знакомы с Оршагом, – усмехнулся Агодар и протянул калеке раскрытую ладонь, – Печеньку?

Глава 27

– Шалвах!

Грохот исполинского водопада заглушал слова, но и без слов было понятно, о чем может кричать болтающийся над пропастью человек.

– Эти земли не принадлежат и никогда не принадлежали людям! – орал Брак в самодельную кричалку. Спрятанный в недрах рупора эйнос многократно усиливал его голос и добавлял от себя поистине жуткий, хрипящий отголосок.

– Шалвах!

Нали задергался, силясь выдраться из опутывающей его веревочной обвязки, но безуспешно. Мешок у него на голове вымок насквозь, а голые пятки сморщились от влаги и холода. В воздухе облаками стояла звенящая мелкими льдинками водяная пыль.

– Зима – это не испытание для сильных! Зима – это казнь для слабых! Казнь для тех, кто забыл свое место в этом мире! Казнь для тех, кто забывает долги и не платит по счетам! Ка-а-азнь!

– Шалвах! – гремело на плоту.

Промороженные цепи стонали от натуги, покрывающий их лед с треском разлетался в стороны при малейшем движении гигантских колец, чтобы тут же намерзнуть вновь. Огромная платформа, на которой стояла “Карга”, ползла вверх неспешно, угрожающе раскачиваясь, шаг за шагом поднимая горжу вдоль водопада. Навстречу ей спускалась еще одна, с высокими бортами, до краев заполненная водой.

– Речные духи западных лесов! Примите эту жертву и даруйте нам… – Брак закашлялся от попавшей в горло водяной пыли и сбился, под укоризненным взглядом Кандара, – Даруйте нам силу пережить эту зиму! Во славу твою, Шалвах!

– Ша-а-алвах!

Лебедка заскрипела и вопящий от ужаса парень ухнул вниз.

Обледенелые платформы поравнялись, едва не чиркнув друг друга бортами, и продолжили свой путь. Пустая – вниз, где над свинцовыми водами Тариконы взмывали в воздух фонтаны исходящих паром радужных брызг, ревел близкий водопад и ждали своей очереди на подъемник красные коробочки горж. А груженная “Каргой” платформа шла вверх, где над краем скалы нависали баданги сторожевой башни форта “Рикон”, денно и нощно охраняющего таможню и южные врата Троеречья.

Бешено крутящуюся рукоять лебедки с трудом остановили совместными силами все три Жердана. Болтающегося внизу парня, словно гусеницу на паутинке, тянули всем экипажем, пыхтя, отдуваясь и матеря нерадивых механиков. Те, вместо сведения привода лебедки, уже почти неделю ковырялись в трофейном мусоре и едва не обгадили долгожданное посвящение. Нерадивые механики огрызались и налегали на рычаг.

Освобожденный от пут и закинутый в жарко натопленную костровую, парень выглядел плохо. Так, как должен выглядеть человек, переживший падение с ледяного водопада и самый большой ужас в своей жизни – бледные как снег щеки, выцветшие до синевы губы и расширенные зрачки. Он сидел у костра и трясся мелкой, едва заметной дрожью, не реагируя ни на что. Даже когда вытянувший короткую соломинку Жердан Средний полез к нему в штаны в поисках постыдного, Нали лишь глухо застонал и едва не опрокинулся в костер. А после беззлобных насмешек и объяснений происходящего – залпом выпил стакан вонючего самогона и ушел в угол. Трястись и тихо всхлипывать.

Парня можно было понять. В Шаларисе-Чебо осталась на зимовку его родная горжа – скоростная “Сирень”. И весь ее экипаж, с которыми Нали уже три года бороздил речную паутину. Раскон перед отбытием затребовал себе нового рулевого, и остальные капитаны, не сговариваясь, кивнули на посмурневшего Ведена. Тот пытался возмущаться, но был повержен общественным порицанием за жадность и каким-то хитрым пунктом договора за невнимательность. Пареньку дали пару часов на сборы, пообещали хорошо кормить и не отдавать Везиму, после чего маленькая флотилия распрощалась с промороженным насквозь городком и отправилась в долгожданный путь домой. В Троеречье. С наспех залатанной крыши поместья провожал взглядом уходящие горжи сар Раготар Чебон, по мере сил помогая зимнему солнцу освещать Шаларис своим великолепием, лишь слегка подпорченным последствиями бессонной ночи.

Вообще, после того, как реки сковывает льдом, пусть даже и не слишком толстым, жизнь на водных артериях запада замирает. Неудачливым, или попросту слишком жадным капитанам, застигнутым морозами в лесах, остается только вставать на зимовку в ближайшем поселении. Проламывать корпусом лед, пусть и тонкий, способна любая горжа – вопрос лишь в том, как долго она сможет это делать, прежде чем промороженный металл сдастся. Застрять на отмели в разгар холодов – что может быть прекраснее?

Но у флотилии Раскона были все шансы добраться до великой реки без приключений. На их стороне было целых пять механиков, полторы тонны листового железа, три опытных капитана и могучий “Архулас”, полностью оправдавший свое громкое имя. Он и решил исход рискованной экспедиции: бронированный нос с легкостью взрывал не успевший толком заняться лед, батарея толкателей без устали тащила огромный плот вперед, а дуэт тяжелых скрапперов расчищал пустыми залпами самые трудные участки, сбивая с окрестных плакальщиц невесомую снежную пыль. Если в местных лесах и обитали лихие люди, любящие подлавливать одиноких припозднившихся путешественников, то при виде такого зрелища они явно решили не связываться.

На просторе Тариконы, путь до которой занял неполных три дня, жизнь горжеводов стала куда проще. Даже в самые затяжные и лютые зимы, великая река не позволяла жалким законам природы заковать свое бесконечное тело в лед. Вырвавшаяся на большую воду “Вислая Карга” расправила свои сетчатые крылья и устремилась на север, оставив за своей спиной медлительный “Архулас” и покалеченную “Лесную Гниду”, умудрившуюся безвозвратно потерять на особо подлой излучине два толкателя, маневровый винт и пяток зубов, ранее принадлежавших рулевому. Горжи обменялись напоследок гудками ревунов, жахнули на прощание в небо скрапперы исполина, расцветив ночь синим, и горжа фальдийца вновь осталась в одиночестве. Пусть и ненадолго.