А еще через пятнадцать минут монотонной ходьбы в глаза ударил яркий свет и калека внезапно вышел к реке. Точнее, едва в нее не свалился, чудом удержавшись на самом краю песчаного обрывчика, под которым причудливо переплелись обнаженные корни плакальщиц.
По степным меркам речка оказалась не сильно большая, шагов сорок в ширину, спокойная и неторопливая. Судя по компасу, текла она куда-то на северо-запад, наверняка петляя и прирастая бесконечными притоками. Деревья по берегам стояли сплошной стеной, самые высокие даже смыкались кронами, создавая ощущение гигантского зеленого тоннеля пробитого кем-то в лесной чаще.
Стоя на обрыве и с наслаждением ощущая прикосновение ветра к коже, Брак отчетливо осознал, что зверски устал. Кто бы ни придумал заставить всю землю бесконечными деревьями, он явно никогда не рассчитывал на то, что сквозь них придется пробираться одинокому хромому кочевнику. Речная гладь живо напомнила парню о том, что где-то в мире есть и нормальная степь, где видно небо, дует ветер, а паутина не лезет в глаза на каждом шагу. И где можно просто нажать на рычаг, разбудить двигатель и преодолеть пройденное им расстояние за пару жалких часов.
А еще он осознал, что устал бродить один. Смешно – всю жизнь старательно избегал сверстников и был уверен, что одному проще всего. А теперь тосковал по общению, хоть какому. Даже рабство, при всех своих недостатках, уже не казалось столь печальной судьбой. Там, по крайней мере, кормят досыта, есть, с кем поговорить и можно хотя бы постирать одежду.
При мыслях о чистой одежде, зачесалось везде. Брак приметил выше по течению пологий песчаный спуск, выходящий на мерцающую зеленым отмель, и похромал туда с целеустремленностью люторога во время гона, ломясь сквозь прибрежные заросли и распугивая истошно орущих птиц.
Принести больше радости, чем мытье и чистая одежда, ему могли только новости о том, что неподалеку есть люди. Хорошо бы еще наесться до отвала и поспать часов этак сорок, в тепле и безопасности
Калека добрался до спуска, с подозрением оглядел звериные следы, ведущие на водопой, покрепче сжал жахатель и решительно похромал к манящей прохладе воды.
Нога угодила в капкан и Брак растянулся на склоне, пропахав лицом грязь.
Глава 11
Скажи кто Браку раньше о том, что ему стоит искренне порадоваться своему увечью – незамедлительно послал бы к шаргу. Или, по крайней мере, надолго перестал бы общаться с этим человеком. Исключение составлял разве что Логи со своими бесконечными шуточками про меньшее количество ногтей, требующих внимания, и прочее в таком же духе. Но на толстяка обижаться было бесполезно, а посыл к шаргу он воспринимал с нездоровым энтузиазмом и выкручивал вентиль насмешливого словоблудия до упора.
Но теперь, возможно впервые в жизни, Брак искренне порадовался прочному металлическому протезу, заменившему живую плоть ниже колена. Звонко щелкнувший капкан смял зубьями кожу штанов, заставил парня потерять равновесие и упасть, но все потери на этом закончились. Ни сломанных костей, ни содранной до мяса кожи – холодный металл стойко перенес все попытки себя повредить. Да и штаны проявили себя во всей красе, отделавшись лишь легкими зарубками на толстой коже, там, где зубья капкана ударили особенно сильно.
Сам капкан, при ближайшем рассмотрении, оказался куда менее впечатляющим, чем те чудовища, которые изредка возили с собой искатели. Капкан в степи вообще не самая практичная штука, особенно, когда у тебя на скиммере целый арсенал оружия, от дыроколов до жахателей, а за спиной напарник с дротиками. Куда проще загнать добычу и забить, чем возиться с установкой тяжеленной железяки, пластины которой не каждый скиммер продавит. Тем не менее, кочевники зубастые ловушки все же использовали – огромные, в половину роста человека и с зубьями в ладонь размером. При удачном срабатывании те запросто могли оторвать ногу бегущему в галопе люторогу или даже вырвать кусок хребта джорку, лишая того скорости и равновесия. Правильно закрепленный цепями капкан умудрялся серьезно замедлить даже ненароком угодивший в него некрупный трак, не говоря уж о технике поменьше.
Эта поделка лесовиков была рассчитана на куда менее внушительную добычу. Освободившись, Брак с любопытством изучил конструкцию, отметив для себя тупые, скругленные края зубьев, а так же туго скрученные синеватые жилы заместо плоских железных пружин. Давление они развивали огромное, не разожмешь, но скорость схлопывания невелика. Основной задачей капкана явно было не убийство, а простое удержание жертвы на месте, в пользу чего говорила тянущаяся от ловушки искусно замаскированная цепочка, крепившаяся к стволу ближайшей плакальщицы. Удобно – шкуру зверя капкан вряд ли повредит, зато не даст сбежать. Достаточно раз в несколько суток навещать тропу к водопою, чтобы проверить ловушку и добить обессилевшего зверя.
Вопрос оставался лишь в том, как неведомый охотник планировал тащить тушу к себе на стоянку или еще куда, учитывая возможные габариты добычи, но ответ пришел сам собой. Точнее, приплыл.
Брак как раз возился с капканом, неумело пытаясь замаскировать его грязью и ветками. К неизвестному охотнику, установившему ловушку, у него не было никаких претензий, кроме гордости ничего толком не пострадало. А вот лишать незнакомца возможной добычи, да еще и при том, что в скорости их, возможно, ожидает встреча… Поэтому калека и решил вернуть все как было, в меру своих сил и возможностей. С устройством взведения он разобрался быстро, квадратного ключа под винты не было, но свести его из ложки было парой пустяков. А вот с маскировкой провозиться пришлось куда дольше, да и результат вышел откровенно паршивый – в исполнении Брака спрятанная ловушка напоминала неопрятную кучу веток и листвы, темным пятном выделяющуюся на склоне. Попасть в столь очевидную западню могло бы только самое слепое и тупое животное в лесу, но парень на собственном опыте убедился, что даже такую возможность исключать нельзя.
Он сыпанул поверх шедевра маскировки последнюю горсть хвои и уже было собирался сполна насладиться ледяным гостеприимством речной воды, когда ветер донес до его ушей то, что при сильно развитом воображении можно было бы даже назвать песней. Если вообще можно назвать песней то, что на семь слов из десяти состоит из грязной брани, а оставшиеся три являются различными вариациями слова “ежик”.
Брак торопливо укрылся за ближайшим деревом, во все глаза разглядывая диковинное для себя зрелище.
Из-за поворота реки, вниз по течению, сплавлялась вереница плотов. Хотя, плотами эти грубо обвязанные веревкой бревна назвать было сложно, более подходящего слова парень не знал. Их было с десяток, плыли они точно по центру реки, неспешно и даже вальяжно. На переднем сидел полуголый и загорелый русоволосый парень лет пятнадцати, вооруженный длинной жердиной, которой он орудовал с завидной ловкостью, – меткими тычками подправлял курс ведущего плота, не давая ему прибиться к берегу. Он-то и горланил похабную песенку, безжалостно насилуя безмятежную тишину лесной реки своими выдающимися музыкальными талантами.
Брак поначалу собирался отсидеться в укрытии, но потом передумал – парень не выглядел опасным, да и кроме него на сплавляющихся бревнах никого не было. Если уж придется заводить знакомство с местными лесовиками, то стоит начать с тех, кто не попытается при первой возможности перерезать собеседнику горло. А парень на плоту выглядел настолько неопасно, насколько в такой ситуации вообще возможно. Поэтому калека осторожно вышел из-за дерева и помахал рукой, чем сразу привлек к себе внимание.
Лесовик махнул в ответ, после чего рыбкой скользнул в воду и за несколько широких гребков оказался рядом с водопоем. Выбрался на берег, по-собачьи отряхнулся и уставился на Брака, с недоумением разглядывая драную летную куртку и общий потасканный вид калеки. На болтающийся на груди жахатель он не обратил никакого внимания или весьма талантливо сделал вид, что не замечает оружия.