Костер почти погас. Влас сидит с полуоткрытым ртом, затаив дыхание. Светятся в темноте его добродушные глаза, вспыхивают в них огоньки. Вдруг он спохватывается, подбрасывает в костер хворост, и пламя снова взметается к небу. Летят искры. Мрак отступает. Гаснут звезды. Бьет сом в берег — зло, резко. В одно мгновение все преображается и с низин, с реки начинает тянуть холодом. Это значит, что ночь вступила в свои права. Теперь и костер не очень-то согревает. Влас набрасывает на себя ватную стеганку, удобнее пристраивается на боку и начинает вспоминать, что еще нужно прочесть, чтобы быть готовым к экзаменам. Он перебирает в памяти прочитанное и чувствует удовлетворение: сделано немало, как ни говори. Да ведь и не шуточки — с семилеткой пройти по конкурсу! Это не то что десятиклассники, которые боятся провалиться в институте и идут в техникум. Ему придется потруднее. Но он все выучит так, что будет наизусть помнить, от корки до корки. Память у него — дай бог другим такую. Теперь уже скоро! Каких-нибудь два месяца, и Влас — студент. Он ничуть не сомневается в этом. Если он что задумал — так оно и будет!

А время идет. Ночь, распростершаяся вокруг, сверкает огнями. Вон во мраке, далеко-далеко, цепочкой потянулись через Днепр огненные точки. Это пассажирский прошел по мосту. А вон вдоль берега поплыли зажженные автомобильные фары и вдруг погасли за пригорком. Горят бакены. Кажется, что они далеко за рекой, в лугах. Но, должно быть, и оттуда виден костер, который освещает сейчас задумавшегося Власа.

Ночь все ближе подкрадывается к утру. Начинает понемногу светать. В деревне, за рекой, горланят петухи. Вдруг из клуба вырываются на простор звуки гармони и веселый девичий смех. Это молодежь расходится по домам. Где-то там, среди девчат, и красавица Аня.

Влас поворачивается спиной к костру, лицом к реке и, приоткрыв рот, начинает вслушиваться. Его вовсе не тянет на гулянку, он только доброжелательно улыбается ей.

Но вот из множества голосов он начинает выделять ее голос — высокий, задорный, красивый, — и... что-то как бы надламывается в нем, плечи опускаются, гаснет лихорадочный блеск в глазах. Ему странно, что он посмел так нехорошо думать про Аню. Ему неловко перед самим собой. Светлое, радостное чувство переполняет его, он готов вскочить и бежать туда, к ней...

Под берегом, где заброшены его удочки, плещется река...

Сумрачный осенний день. В кронах высоченных сосен и елей, в густых березах, что еще удерживают пожелтевший лист, нудно шумит дождь. Кусты черники, трава, папоротники — все мокрое. Под сапогами мягко хлюпает набрякший мох. Порой по вершинам деревьев пройдется ветер, и тогда вода льется за воротник, сечет прямо в лицо, стекает по штанам за голенища сапог. Нудно, холодно, противно. Шестнадцатилетний Савось, держа в левой руке кошелку, а в правой перочинный, с деревянной ручкой нож, медленно продвигается в глубь приднепровской пущи. Он давно промок до нитки, лицо и руки посинели, но, не обращая на это внимания, напряженно вглядывается под ноги. Дождь идет всего только вторые сутки, накануне дни стояли погожие, и грибников был полон лес. Ежедневно с утра подъезжали сюда машины из города, а в кузове чуть ли не каждой из них десятка два мужчин и женщин с кошелками. Сначала брали только боровики, подосиновики, подберезовики и лисички, а потом пошли в ход сыроежки и маслята.

Однако последние сутки машины из города совсем не едут. Не слышно, как обычно, ауканья в лесу, только шумит и шумит дождь. Сегодня утром Савось сказал:

— Я, мама, пойду по грибы!

— В самый раз, — подхватил отец. — Теперь, считай, двое суток не собирали, грибов будет полно.

— Только вот дождь, — сказала мать.

— Тетка Авдотья просила, — сказал Савось. — Вот, говорит, если б грибков.

— Ага, — поддакнул отец. — Иди, можно и тетке Авдотье. Живем же рядом с лесом.

Вот уже около часа и ходит Савось по лесу, а в кошелке всего два боровика, с десяток мелких лисичек да столько же сыроежек. И дождь не перестает, и ноги промокли, и холодно так, что зубы начинают стучать, Можно было бы развести костер да погреться, но спички тоже размокли. Вдруг под елочкой, всего в каких-нибудь пяти шагах от себя, он замечает небольшой подосиновичек. Красная его шапочка горит в зелени трав. Савось вырывает его, очищает ножом корень, бросает в кошелку. С елки сыплются на землю капли. Большие деревья отступили от этого места, видно затянутое сплошными облаками небо. Савось, однако, не прячется под густые кроны деревьев. Он осторожно отводит рукою ветви небольшой ели, под которой только что нашел гриб, и заглядывает вперед. Глаза его вспыхивают радостью и удивлением. Впереди, вокруг мшистой кочки, по два и по три вместе, разместилось около десятка таких же подосиновиков. Не обращая внимания на дождевые капли, которые сыплются на него, Савось протискивается вперед и наклоняется над этим богатством, которое будто ждало его. Подосиновики небольшие, они, очевидно, прорезались всего сутки назад. Корни у них чистые и, когда отрежешь их, белые-белые. Только спустя немного нальются синью. Савось быстро собирает грибы. Осторожно отводит в сторону веточку следующей ели и сразу же замечает под ней три молодых боровика.

«Ну, на грибное место напал, — думает Савось. — Можно сыроежки и совсем выбросить, если только дальше так будет». Но он уверен, что дальше будет еще лучше: двое суток не было никого в лесу! Он вспоминает, что недалеко отсюда место, где он оставил, чтоб подросли, совсем молодые лисички, и направляется туда. Но неожиданно для себя снова находит гриб — старый боровик, который до сих пор почему-то никто не заметил, с шапкой чуть ли не с ведро. К большому удивлению Савося — здоровый. Гриб занимает почти четверть кошелки, и Савось с гордостью поглядывает на него.

А дождь льет и льет. Гудит пуща, и брызги, когда пройдется ветер, скрывают все вокруг. Савосю даже нравится, что идет такой дождь и что сам он так промок. Ему кажется, что если бы вдруг разразилась настоящая буря и деревья с треском начали бы падать, то и тогда он не ушел бы отсюда. Он собирал бы грибы для тетки Авдотьи. Ого, пусть бы попробовала буря выгнать его отсюда, если его кошелка еще не полная.

На облюбованном ранее месте он и в самом деле находит целую желтую стежку лисичек. Пока он собирает их, дождь будто начинает утихать. Проясняется в лесу. Сплошной водопад разрывается, открывая глазам кочковатую поляну с желтыми и красными сыроежками. Но Савось не берет их. Подумав, он даже выбрасывает и те сыроежки, которые подобрал вначале. Боровики, подосиновики, чаще последние, то и дело встречаются на его пути.

Снова становится сумрачно, и снова начинает лить дождь. Савосю хочется развести костер, и он уже жалеет, что выбросил размякшую коробку спичек. Быть может, если бы положил под мышки, то высохли бы? Все же холодно. А порой, как попадешь в болотистое место, мох прогибается под ногами, вода чуть ли не льется через голенища. Хочешь быстрее выбраться отсюда, а низина все тянется и тянется, и тогда начинает казаться, что и конца-краю ей не будет.

Но Савось довольно улыбается: в кошелке грибы как на подбор! Таких грибов еще никогда не собирал он, даже когда грибники не появлялись сюда по неделе, а то и больше. А все благодаря тому, что Савось зашел на такое место, где раньше никогда не бывал, и тут много таких вот заболоченных мест. Идешь, идешь — мох да кочки, а потом вдруг взгорье и полянка. Вот на полянке и ищи: тут и подосиновики, и боровики. Некоторые уже совсем сгнили, остается только пожалеть. Савось выбирается на другое взгорье, но это уже не полянка, а гряда со старым кряжистым лесом. Осины в три, а то и в четыре обхвата, много сломанных берез, всюду муравейники, а на земле пластом лежит давнишняя перепревшая листва да иглица.

Вдруг Савось вздрагивает. Впереди из кустов выкатывается желтый сверток, разворачивается и, таща по земле хвост, мчится в глубь леса. Савось с облегчением вздыхает: лиса, всего только лиса! Но он тут же вспоминает, что в глуби пущи много волков и зимой тут часто устраивают на них облавы. Становится страшновато. Савось останавливается, поглядывая на грозную пущу, думает — идти или не идти? Но он чувствует, что под этими осинами, под сломанными березами и комлеватыми елями будет, пожалуй, много боровиков. Сюда же не заходят приезжие из города. Да и летом волк не такой голодный, стадами не ходит и на человека, говорят, не бросается. И Савось трогается с места. Под первой же осиной он находит три подосиновика. Через несколько шагов нападает на целую семью боровиков и начинает брать их.