— А, ч-черт! Какая-то железяка!
— Как вы ругаетесь! И это без какой бы то ни было серьезной причины, — послышался вдруг укоризненный голос девушки.
Он растерялся, хотел молча обойти ее, но почему-то задержался и ответил:
— Торчит из земли какая-то железяка. Видно, примерзла. Ногу ушиб, вот и сгоряча. Вы уж извините.
Она снова повернула к нему лицо, присмотрелась и спросила:
— А не вы ли будете сам Савицкий?
— Откуда вы знаете? — удивился Михась.
— Знаю, — ответила девушка. — Мне о вас Сапега рассказывал. Вы же признались ему, что собираетесь догнать его по работе. Вот он однажды и показал мне вас издалека. И познакомить обещал.
— Что ж, можно, — ответил Михась. — Меня зовут Михасем.
Она рассмеялась, потом перевела дыхание и сказала ему в тон:
— А меня зовут Римма, — и он понял, что она смеялась над его простоватой наивностью. — Зовут Римма, и работаю я в конторе табельщицей. Неужели вы так никогда и не замечали меня?
— Нет, — признался он и подумал: «Все выкаешь да выкаешь, говорила бы попроще!» — А вы здешняя?
— Кто же тут здешний? — ответила она. — А вы давно из деревни?
— Откуда вы знаете, что я из деревни? — ответил Михась. — А может, из города?
— Нет, из деревни, — уверенно проговорила она. — В этом я не ошибаюсь. Только человек из деревни может так сразу, без лишних слов, назвать свое имя, так сразу подойти и знакомиться. Это смешно, Михась. Кроме того, с вами и небезопасно оставаться одной. Вы уже, должно быть, думаете, как бы пригласить меня в кино или на танцы, которых, кстати, не знаете.
Михась и в самом деле думал об этом и потому, разозлившись, ответил неприязненно:
— А вы, видно, думаете, что в деревне живут одни пугала гороховые. Вы бы вот пожили в деревне сразу после войны да посмотрели бы, как там жизнь налаживалась. Только посмотрели бы, я уже не говорю о работе какой-нибудь доярки да о стычках с нерадивыми. Деревня теперь уже не такая, как вам думается. А если я так сразу назвал свое имя, так это уже мое личное дело, оно не касается других. Там, в деревне, не больно спрячешь ручки вот в такой пушистый хомутик. И живут там сейчас, будьте уверены, отлично.
— Удивительно, — поразилась Римма, — как это вы, такой деревенский патриот, да вдруг очутились здесь? К нам обычно едут люди рабочие.
— А вот и очутился, — ответил Михась и зашагал так быстро, что девушка сразу отстала.
Всю дорогу и все время перед сном эта дорожная стычка не выходила у него из головы. «А здорово я ее обрезал, — сказал он сам себе, вспоминая все до мелочей. — Так ей и надо, этой пустомеле!» И потому, что верх взял он, а не она, хотелось еще раз встретиться с Риммой.
Чем больше он думал о ней, тем чаще вставал перед ним образ девушки. Но прежде чем встретиться с нею еще раз, он решил показать себя на работе так, чтобы о нем заговорили, чтобы она узнала, чего стоит он, «деревенщина». Михась внимательно изучал опыт Сапеги, настойчиво выискивал недостатки его метода работы, и временами даже ночью, усталый, с потрескавшимися руками, покрытыми болючими мозолями, он вставал и начинал чертить, вымерять что-то циркулем, высчитывать. Ничто не мешало ему стать таким, как Сапега, — у него была первоклассная машина, подвластная каждому его движению, были знания, желание, остальное зависело только от него самого. Работая над собой и над усовершенствованием метода Сапеги, он забывал о том, ради чего ехал сюда. Он рос и сам не замечал этого. У него подобралась уже отличная бригада — в этом ему помог шахтерский коллектив. И однажды, когда они выдали больше всего угля, так что стали вторыми после Сапеги, он ощутил такую радость, что не выдержал и сразу же после смены зашел в контору.
Она как будто ждала его, стоя в теплом коридоре возле окна, из-под которого на нее дышали жаром трубы парового отопления. Он сразу заметил ее круглое лицо с густыми бровями и черными ресницами. И так как думал он о ней в последнее время очень много, сердце у него затрепетало. На ней была зеленая вязаная кофта, черная, довольно короткая юбка, а на ногах войлочные тапочки. Она была совсем такая, какой представлялась ему в мечтах. И посмотрела на него точно так, как думалось, — ведь ей, как и всем другим, не могла быть не известной его победа. И совсем так же, как мечталось когда-то об этом, он подошел к ней и с видом победителя поздоровался. Она не ответила. Молча смотрела на него и вдруг спросила:
— Как вы добились этого? Чуть не догнали самого Сапегу! Да ведь вы герой!
— Ну, до героя еще далеко, — ответил Михась, — а попробовать можно.
— А все же — как?
— Трудом, конечно, — сказал он. — И еще... немного помогли вы.
— Я? — удивилась она. — Как же так? — и ее большие глаза пытливо уставились на него.
— А этого я сейчас не скажу, — проговорил Михась. — Если вы согласитесь пойти со мной в кино, тогда — пожалуйста!
— Что же, можно и в кино, — согласилась девушка. — Только когда?
— А хотя бы и завтра. Завтра выходной, — подсказал Михась.
— Я совсем забыла, — проговорили Римма. — Можно и завтра. Только вот что. Ведь вы еще не были в окрестностях города. Не взять ли нам лыжи да прогуляться? На всякий случай возьмем и ружье. Его вы можете одолжить у Сапеги. У него есть, я хорошо знаю.
— И ружье и лыжи достану. Лыжи и вам достану.
— У меня свои есть, — сказала она и засмеялась. — Приходите в конец своей улицы, часам к двенадцати. Под фонарем подождете, если я случайно задержусь.
— Хорошо, — сказал он, мгновенье поколебался и взял ее за руку. Рука была горячая, мягкая и податливая. Черные глаза светились нежностью и лаской. И он вынужден был признаться: — Я о вас много думал...
Хотелось сказать больше: как после той случайной встречи он потерял сон, как все чаще и чаще она вставала перед его глазами, как он решил стать достойным ее внимания во что бы то ни стало. Но он сдержался.
Михась никак не ожидал того, что увидел, возвратясь с работы в общежитие. Целую толпу шахтеров — среди них и несколько стариков, и своего недавнего учителя, и самого Сапегу — увидел он в коридоре, лишь только вошел. Сосед по койке успел шепнуть ему, что это решили встретить его и поздравить. Как ни радовался он своей победе, как ни сознавал важность ее, но эта встреча в коридоре более чем поразила его — она вызвала смущение и растерянность. Вдруг из толпы навстречу ему вышел шахтер с букетом цветов в руках. Правда, это были не живые цветы, а сделанные из бумаги и воска. Но букет нисколько не уступал настоящему живому букету. Были здесь и длинный, как колодезный журавль, ландыш, и огненная роза, и коричневая гвоздика, и василек, и веточка самой настоящей северной сосны. Шахтер остановился, поднял вверх этот букет и закатил такую речь, что у Михася невольно прошел по спине холодок.
— От имени всех, от имени парткома, — сказал он, — приветствую товарища Савицкого со славным достижением на фронте мирного соревнования с капитализмом. Всего тридцать тонн каменного угля отделяют товарища Савицкого от нормы выработки Сапеги, и мы надеемся, что в своем социалистическом соревновании эти две бригады еще выше поднимут и понесут дальше вперед честь нашей шахты. Что привело товарища Савицкого к нам? Что заставило покинуть теплый и уютный уголок Белоруссии, чтобы очутиться среди бурь и метелей, на самом трудном участке мирного труда? Это сделала его пролетарская, рабочая сознательность, его готовность отдать все ради нашего общего дела. Мы рады этому и надеемся, что и в дальнейшем товарищ Савицкий будет расти и на производстве и в учебе, в своей коммунистической сознательности.
Он говорил еще долго, и его глаза вспыхивали живыми, горячими огоньками, а Михась стоял, низко опустив голову.
Он стыдился всех и всего. Смущался, когда ему пожимали руку, когда разговаривал с Сапегой, и разговор поэтому не получался. Только там, под землей, когда Михась следил за работой Сапеги, вникал в сложные ее детали, он менялся, чувствовал себя уверенно, держался просто. Встреча и приветственная речь казались ему совсем ненужными, лишенными всякого основания, — ведь сделал он самое обычное дело, которое мог сделать, пожалуй, каждый. Сапега, видимо, понимал его, так как все время держался за спинами других, в тени, и, словно прося извинения, улыбался. И Михась понимал Сапегу: не мог тот не прийти, это была его обязанность, и то, что происходило здесь, от него не зависело.
