В тот вечер с каким-то особенным наслаждением Лука стал под холодные и колючие струйки душа. Растёрся мохнатым полотенцем, вернулся в комнату. На окне мороз разрисовал фантастически сказочные папоротники, на экране телевизора порхала лёгкая и грациозная балерина, почему-то похожая на Майолу. На столе белый прямоугольничек бумаги. Утро вечера мудренее. Пора спать. Он устал за последние дни. «Землетрясение» продержится ещё месяца полтора, не больше. Тогда можно будет и отдохнуть.

Утром, придя в цех, Лука попросил мастера отпустить его домой.

— Хорошо, иди, — сказал Горегляд. — Мне даже удобнее, если ты завтра всю смену отработаешь. Только знаешь что, — мастер прицелился прищуренным глазом в Лихобора, — здесь есть одна простенькая работа, ты оставь Феропонта, пусть попробует один, без тебя…

Лука забеспокоился. Правда, Феропонт уже работал самостоятельно, но тогда рядом стоял Лука, готовый в любую минуту прийти на помощь. И всё-таки должен же когда-нибудь парень сделать свой первый шаг. А что если ты, Лука, не заметил, как рядом с тобой вырос токарь, ну, пусть первого или второго разряда, но всё-таки токарь, а Горегляд присмотрелся и понял?..

— Какая работа?

— Простенькая. Вот эти валки ободрать. Пятьдесят штук.

— Хорошо. Пусть делает. Если и запорет одну-две заготовки, не беда.

— Не запорет. — В глазах Горегляда мелькнула усмешка, или только это показалось Луке. — Позови его.

Феропонт подошёл не спеша, вразвалочку, немного насторожённый в ожидании какого-нибудь подвоха и одновременно ироничный, снисходительно улыбающийся, посмотрел вопросительно.

— Товарищ Лихобор отлучится из цеха на вторую половину смены, — сказал Горегляд. — Вы, товарищ Тимченко, будете обтачивать эти валки. Вот техпроцесс, вот маршрутная карта. Поздравляю вас с первой самостоятельной работой и желаю успеха.

Феропонт взглянул и почувствовал глубокую обиду. Он надеялся, что задание будет сложным и ответственным, весь цех станет следить за ним, затаив дыхание. А тут, подумаешь, пятьдесят каких-то валков, которые после обточки пойдут на фрезеровку, а потом на строгальный станок, и после Термической обработки и закалки станут деталью сложного кронштейна. Никто и знать не будет, что это сделал он. Острое разочарование охватило Феропонта, захотелось махнуть рукой и сказать, что ему приходилось делать куда более сложную работу. Но посмотрел на Луку и Горегляда, увидел их озабоченные лица и сдержался.

— Имейте в виду, что работа вовсе на такая простая, как кажется, — сказал мастер. — Валки необходимо ободрать до конца смены.

— Где будет Лихобор? — недоверчиво спросил ученик.

— Во всяком случае, не в цехе, — ответил Горегляд. — Если у вас возникнут вопросы, обращайтесь ко мне.

— Не будет вопросов, — как всегда, неожиданно разозлился Феропонт.

— Ну и отлично. Сразу после перерыва и приступайте. — Лицо мастера осталось подчёркнуто любезным. — Желаю успеха.

— Счастливо, — волнуясь, сказал Лука.

Феропонт заметил его беспокойство и разозлился ещё больше. Что они, в самом деле, о нём думают? Он не способен выполнить простейшую работу? Будто не учил его почти четыре месяца всем премудростям токарного дела Лихобор! Неужели не доверяют его, Феропонта, смекалке, культуре, наконец? Ладно, сейчас он им покажет.

— Хорошо, — стараясь оставаться невозмутимо спокойным, ответил парень и немного иронично добавил: — Спасибо за доверие.

Оставшись один, Феропонт осмотрел стеллаж, валки, сложенные горкой, похожей на двускатную крышу игрушечного домика, и расстроился. Казалось, всё ясно и просто. Зажми валок хомутиком, установи на центрах, включи мотор, подведи резец и нажми на рычаг самохода, всё остальное сделает сам станок. Единственное, что нужно, — своевременно измерить толщину валка, не сделать его слишком тонким, ну, это задача для учеников первого класса, а не для Феропонта.

И вдруг стало страшно. Одно дело, когда за твоим плечом стоит Лука Лихобор, и совсем другое, когда за всё придётся отвечать самому. Правда, каждую минуту можно обратиться к Горегляду, но до этого Феропонт не унизится. А интересно, ушёл Лихобор или наблюдает за ним из-за колонны? Оглянулся: нет, нигде не видно. Ну, что ж. начнём, пожалуй! Всё это очень просто. Берём валок…

Ох, как не просто всё это оказалось! Почему-то дрожат руки. Неужели он волнуется? Нет, он абсолютно, железно спокоен. Хомутик зажат, валок поставлен, включён мотор. Теперь подвести резец… Эта минута самая ответственная. А если сразу взять стружку на заданный размер? Нет, лучше возьмём потоньше, а потом пройдём валок ещё раз, уже точно по размеру. Включил самоход — едва заметно шипит, сдирается, завиваясь, тоненькая стружка…

Только теперь Лука позволил себе оторваться от колонны и уйти из цеха. Он всё видел: и волнение Феропонта, и его первые неуверенные движения, и, наконец, момент, когда Феропонт овладел собой, собрался, сосредоточился. Теперь, Лука, давай быстрее домой. Чего хочет от тебя Оксана? Сам не понимая почему, ускорил шаги, почти побежал к проходной, сердцем предчувствуя недоброе.

В эту минуту Феропонт обточил первый валок, измерил штангенциркулем — толще на два миллиметра. Подумал: ничего, сейчас мы их срежем, эти два миллиметра. Снова побежала тоненькая стружка. Остановил станок, измерил: ещё придётся снять какие-то полмиллиметра. Взглянул на часы, прошло десять минут. Когда ещё раз обточит, пройдут и все пятнадцать. Хорошенькое дело! Выходит, можно обработать четыре валка за час, за смену тридцать две штуки, а их надо до конца рабочего дня обточить пятьдесят! Может, взять сразу толстую стружку? Страшно. А вдруг ошибёшься и запорешь заготовку? Этого позора ему только и не хватало!

Резец дошёл до конца валка, Феропонт остановил станок, измерил деталь, всё хорошо. Но шестнадцать минут ушло, а норма — пять! Расскажи он кому-нибудь из токарей, три дня смеялись бы.

И, чувствуя, как сердце его охватила холодная, почти отчаянная решимость, Феропонт взял другой валок, поставил, подвёл резец. Ну, теперь он сделает по-другому. А ну, давай, дружище! Напайка из твёрдого сплава на резце, заточенная алмазом, словно закипела под струёй охлаждающей эмульсии, стружка прямо-таки синяя, до того горячая… Довольно оглянулся, желая проверить, не видит ли кто-нибудь его победы над своим страхом, но никто не обращал внимания на Феропонта, лишь сутулая спина Горегляда показалась в конце прохода и исчезла.

Снял валок, примерил — точно. Третий поставил, уже не волнуясь, сразу взял толстую стружку, только не отважился включить высшую скорость, как это наверняка сделал бы Лихобор. Нет, страшновато всё-таки…

Горегляд подошёл, взял штангенциркуль. Пожалуйста, проверяйте, всё точно, как на крейсере. Почему именно на крейсере, Феропонту было неизвестно, но сравнение понравилось.

— Молодец, давай дальше! — довольно трогая щёточку усов, сказал мастер, но Феропонт даже не удостоил его ответом.

А Лука Лихобор пришёл домой, огляделся: никого нет, и ничего не изменилось. На столе та же записка. Правда, до двенадцати ещё четыре минуты. Оксана всегда была точной. Снял пальто, вымыл руки, сел на тахту. На душе волнение ожидания не радости, а горя. Да, горя… Так много в жизни Луки было горя и так всё-таки мало радости. Хоть бы раз не оправдалось его предчувствие. Что хорошего может принести теперь ему Оксана? Где-то далеко за стенкой отозвались короткие, похожие на крик кукушки сигналы точного времени. Сейчас явится Оксана.

И действительно, ключик щёлкнул в замке полминутой позже двенадцати. Лука вскочил с тахты, бросился к дверям в переднюю. На пороге стояла Оксана в коричневой шубке и какой-то новой, но тоже синей шапочке. Лицо пополнело, округлилось, но всё равно красивое, весёлое, сияет белозубой улыбкой. Только странно, теперь на Луку это не произвело впечатления, всё его внимание было приковано к другому: на руках Оксаны ребёнок.

— Здравствуй, — сказала она. — Ты не рад мне?

— Рад, очень, — не отрывая взгляда от большого голубого конверта, ответил Лука.