Или:
«Что я чувствовала к автору? Читательскую нежность? Критическое влечение? Человеческую симпатию? Нежную или, проще сказать, вековую нашу бабью благодарность? А может, все вместе взятое? Кто знает!»
Такого рода концовки, вырывающиеся непосредственно, как междометия, сейчас в большом ходу: «Еще бы!.. Счастливо!.. Так держать!.. Копать глубже!»
Неплохо идут финальные строки, претендующие на афористическую крылатость: «Дорогу осилит идущий… Талант свое возьмет… Без мастерства роман не сваришь… Не забывать мыслить образами…»
Интимизация и эссеизация критики дает себя знать даже в жанре издательской справки-аннотации. Сухо и монотонно звучала она раньше:
«Читателя заражает то, что, верно отображая, автор глубоко выражает мысль о том, как преображают…»
То ли дело теперь.
«Смутное томление девичьей души на ранней непуганой зорьке, перепады и переливы любовных порывов и позывов, трепет первого трудового успеха, страстная до беспамятства борьба с авралами и штурмовщиной на производстве и в семейной жизни — вот что волнует ненасытную, беспокойную душу автора книги, которую ты сейчас открываешь, бесценный ты наш читатель, друг и зазноба!»
Хочется пожелать новых успехов критикам-эссеистам, рецензентам-интимистам, эмоционалам-умельцам, мастерам невольной слезы!
Людмила Петрушевская
ДВЕ СКАЗКИ
ПУШИНКА
Летела по свету Пушинка.
Это была волшебная Пушинка, она могла возвращать то, что потеряно.
Летела Пушинка по свету и села на голову корове.
А данная корова единственно что потеряла за последние пять минут, так это лепешку. И тут же корова благодаря Пушинке нашла свою лепешку и вступила в нее, и ничего хорошего не произошло.
В следующий раз Пушинка села на голову человеку, который потерял ключ от квартиры. Этот человек уже шел покупать новый замок, потому что слесарь взломал старый замок и испортил его. Пока что дверь заколотили кривым гвоздем. Придя за новым замком в магазин, человек благодаря Пушинке нашел старый ключ в кошельке, куда полез за деньгами, и очень стал ругаться. Опять ничего хорошего не вышло.
Пушинка тогда снялась с головы человека и села на плечо к старушке, которая пришла из магазина и обнаружила, что на одном валенке нет калоши. Старушка в сердцах выкинула оставшуюся калошу в мусоропровод, а затем надела сапоги. Выйдя в сапогах из дому, старушка благодаря Пушинке обнаружила предыдущую калошу прямо посреди двора и чуть не заплакала о предыдущей калоше, которую она выкинула. Затем старушка подобрала калошу и пошла к уборщице ругаться, чтобы ей дали ключ от мусоропровода — искать калошу номер один, и на этом Пушинка ее оставила. Опять ничего хорошего не получилось.
После этого Пушинка плюнула и двинула на вокзал, где, как известно, многие люди теряют то одно, то другое, и за короткое время там нашлось пять чемоданов, а затем муж вдруг нашел свою жену, которую ему совершенно не хотелось в данный момент видеть, потому что он приехал не один; муж получил от жены свою оплеуху, и ничего путного из этого не образовалось.
Но затем Пушинка села на плечо одной мамаше, и она нашла своего ребеночка, и вот тут начался всеобщий праздник, и плакали от счастья даже сотрудники детской комнаты милиции, где этот ребенок провел последние два часа и сломал там пишущую машинку, мусорную корзину. замок несгораемого шкафа и козырек фуражки, которую тетя милиционер уронила с головы.
МОЛОДОЙ ОСЕЛ
Жил-был молодой Осел, у которого было четыре уха. Он слышал каждый звук за несколько километров. И если, скажем, кто-то в соседней деревне чихал, то Осел кричал:
— Зачем вы так громко стреляете из пушек?!
И в конце концов все начали смеяться над ним. Приходили специально в его деревню, стучали, кричали, били по железу и т. д. Осел очень мучился и в резудьтате решил бежать в город. Он надел шляпу, чтобы спрятать свои четыре уха и чтобы не было слышно ни звука, пошел по полю, миновал лес, перебрался через речку. И вступил в город.
Город этот был необычайный. В нем жили одни четвероногие. На молодого Осла все пялились, особенно на его шляпу. И молодая корова по имени Муму так сказала Ослу:
— Что вы делаете сегодня вечером? Приходите ко мне на день рождения.
У Осла была всего одна горбушка хлеба. И он с удовольствием согласился. Вечером оказалось, что у Муму стол ломится от яств. Там были блюда салата из свежего сена. Там стояло три ведра помоев и целый поднос сухих корок. Молодой Осел долго пировал у Муму. Хозяйка ему сказала:
— Не могли бы вы оказать мне любезность и пожить у меня некоторое время? У меня двухэтажный хлев.
Ослу все равно некуда было деваться, и он согласился. Вскоре в его хлев повалил разный народ: коровы, лошади, овцы, верблюды, пони и даже один крокодил Дядя Коля. Все они приходили посмотреть на диковинную шляпу молодого Осла. И после их визитов Ослу приходилось убирать вилами домик, потому что народ приходил к нему несдержанный. В деревне такого не случалось. В деревне все ходили чистые, в случае необходимости удалялись на гумно, и молодой Осел уже затосковал по родине. Вскоре корова Муму зашла к нему в стойло и сказала:
— Все очень волнуются, почему вы никогда не снимаете шляпу. Одни говорят, что у вас под шляпой растут рога, причем ветвистые. Другие говорят, что у вас там дыра до самого желудка. Третьи считают, что ваша голова поросла травой.
Тут молодой Осел скинул шляпу, и его уши развернулись, как куст лопуха.
— Как красиво! — закричала Муму.
И молодого Осла от этого крика просто передернуло. Он сказал, что уезжает к себе на родину. Тут же притащили ему телегу подарков, где было все — и сено, и корки, и пойло для свиней, а над всем возвышалось любимое лакомство — кипа старых газет. Осел впрягся в телегу и поволок ее в родную деревню, а там его встретили и сказали:
— Без тебя тут установилась такая тишина! Никто не кричит, не стучит, не колотит по железу. Мы поняли, какое это благо — тишина, и решили назначить тебя главным хранителем тишины. Зарплата — что пожелаешь.
И Осел сел в кабинет управлять тишиной. И если кто чихнет за три километра, то тому полагается штраф. Три умножить на один равняется три ведра отходов плюс пачка старых газет, к которым Осел сильно пристрастился в бытность свою в городе четвероногих, и не может прожить без газет ни единого дня. И даже собирается научиться читать.
Владислав Победоносцев
ТО ДА СЁ
Захожу в гастроном. Смотрю, а там Рука Руку моет.
— Вы что ж это, — говорю, — сукины дети, делаете?
Засмущались.
— А ничего, — говорят, — мы такого особенного не делаем. Обычные, извините, трудовые будни. А если что не так, то мы умываем руки.
— Извините, — саркастически передразниваю их, — на этот раз умывайте не умывайте — сухими из воды не выйдете. Кто из вас Правая рука?
— Я — Правая.
— А где тут ваш главный разбойник окопался, покажь, где его логово?
Подводит меня Правая рука к обитой кожей двери с табличкой «Директор». Я дверь настежь и с порога:
— Вот ты где пригрелся! — говорю. — Корчишь из себя синьора-помидора — предводителя продуктов общественного питания!
А он нахально:
— Позвольте, — говорит, — узнать, чем, собственно, обязан и кто вы такой будете?
— Я-то, — говорю, — буду, а вот ты, — говорю, — будешь ли на этом месте в обозримом будущем — не знаю!
Ну, он видит — дело серьезное.
— Может, — говорит, — вас кто из продавцов обидел? Так мы сейчас все уладим, виновного накажем, а если хотите, так и в жалобную книгу напишите, мы не против…
Это они-то не против! Да у них этот фолиант хоть зубами рви — зубы себе вырвешь, фолиант — нет! А тут, нате, сам предлагает, вот до чего сдрейфил. И начал я его дожимать.