Наконец с катера кто-то высовывается и кричит в рупор:
— Эй, вы, трам-тарарам, вы что, обалдели, держитесь за мину!
Мой собеседник как услышал эти слова, так сразу шарахнулся в сторону. И, гляжу, поплыл к катеру.
Инстинктивно я тоже выпустил из рук рогульку, но как только выпустил, так сразу с головой погрузился в воду.
Тогда я снова ухватился за рогульку и уже не выпускаю ее из рук.
С катера в рупор кричат:
— Эй, ты, трам-тарарам, не трогай, трам-тарарам, мину!
— Братцы, — кричу, — без мины я как без рук. Потону же сразу! Войдите в положение! Плывите сюда, будьте столь любезны!
В рупор кричат:
— Не можем подплыть, дура-голова: подорвемся на мине! Плыви, трам-тарарам, сюда! Или мы уйдем сию минуту!
Думаю: хорошенькое дело — плыть при полном неуменье плавать.
Кричу:
— Братцы! Моряки! Придумайте что-нибудь для спасения человеческой жизни!
И сам держусь за рогульку так, что даже при желании меня не оторвать.
Тут кто-то из команды кидает мне канат. При этом в рупор и без рупора кричат:
— Не вертись, чтоб ты сдох: взорвется мина!
Думаю: сами нервируют криками; лучше бы я не знал, что это мина, я бы вел себя ровней. А тут, конечно, дергаюсь: боюсь. И мины боюсь и без мины еще того больше боюсь.
Ухватился я за канат. Осторожно обвязал себя за пояс.
Кричу:
— Тяните, ну вас к черту!
Вытянули меня на поверхность. Ругают сил нет. Уже без рупора кричат:
— Чтоб ты сдох! Хватаешься за мину во время войны!
Конечно, молчу. Ничего не отвечаю. Поскольку, что можно ответить людям, которые меня спасли. Тем более сам чувствую свою недоразвитость в вопросах войны, недопонимание техники.
Втащили они меня на борт. Лежу. Обступили.
Вижу, и собеседник мой тут. И тоже меня ругает, стыдит: зачем, дескать, я указал ему схватиться за мину.
Собеседнику я тоже ничего не ответил, поскольку у меня испортилось настроение, когда я вдруг обнаружил, что нет со мной рубашки, которой я махал. Пиджак тут, при мне. А рубашки нету.
Хотел попросить капитана сделать круг на ихнем катере, чтоб осмотреться, где моя рубашка, нет ли ее на воде. Но, увидев суровое лицо капитана, не решился его об этом спросить.
Должно быть, эту рубашку я оставил на мине. Если это так, то, конечно, пропала рубашка.
После спасения я дал себе торжественное обещание — изучить военное дело.
НЕКРОЛОГ
ПРЕСТУПНЫЙ мир понес невознаградимую утрату.
Мировую шпану постигло тяжкое горе. От нас ушел величайший жулик двадцатого века, негодяй, душегуб и предатель, основоположник итальянского фашизма, верный ученик и последователь Иуды Искариотского, друг и соратник Адольфа Гитлера, мастер провокаций и прогрессивный паралитик Бенито Муссолини.
За 21 год своего владычества в Италии Беня покрыл себя неувядаемой славой. Вся многовековая история мировых неудачников бледнеет перед камуфлетами и крахами, постигшими Беню на сравнительно небольшом отрезке времени. Задумав возродить великую Римскую империю, Беня стал энергично прививать себе манеры древнего римлянина: подымал для приветствия руку, брился мечом, время от времени произносил речи с балкона венецианского дворца в Риме.
Однако, не обладая особым политическим тактом и твердыми познаниями по географии и истории, пылкий Бенито впал в роковую ошибку. Черты древнего римлянина привить-то он себе привил, но впопыхах эти черты оказались чертами римлянина времени упадка. С этой роковой минуты все и покатилось.
Пользуясь общим замешательством, Беня нахватал себе колоний: Абиссинию, Триполитанию, Ливию, Албанию. Он уже подумывал о Египте, Тунисе и Алжире Но тут вступили в свои права черты упадка. В Абиссинии Беня жестоко засыпался, и его крепко поколотили. Поколотили Беню также и в Египте, Ливии, Триполитании, Тунисе, Алжире. И очень крепко попало ему в России, куда его берсальеры по милости Адольфа Гитлера попали и пропали…
Покойник обладал нежным, лирическим характером; во время своего пребывания у власти он нахапал у итальянского народа не один десяток миллионов лир, что и дало повод благодарным итальянцам сложить в честь дуче прелестную канцонетту, которая начиналась так:
«Мы стараньями Бенитки
Все ограблены до нитки».
Для поправки пошатнувшихся делишек Беня поступил в услужение к Адольфу Гитлеру. Но служба у Адьки не дала Бене никакого удовлетворения. Работать приходилось на своих харчах, и зачастую бедный Бенчик принужден был подставлять свою морду под удары, предназначенные его хозяину. Так, например, под Сталинградом Беня потерял все легионы своих древнеримских макаронщиков, после чего, обращаясь к Адьке и не будучи слишком силен в истории, воскликнул:
— Вар, Вар, отдай мне мои легионы!
На что нервный Адя отвечал:
— Плевал я на твои легионы. У меня и своих лупят и в хвост и в гриву…
Кончилось все это тем, что Беня вынужден был уйти в мир иной. Как говорится, собаке — собачья смерть.
ДРУЗЬЯ ПО НЕСЧАСТЬЮ.
Перевел с итальянского
Валентин Катаев
Сергей Васильев
НИХТ ГУТ, ГОСПОДА ОККУПАНТЫ!
Итак, господа оккупанты,
два годы войны —
срок большой.
А ваши войска
(то есть банды)
никак не вернутся домой.
Всё те же дороги лесные.
Но нету возврата назад.
И пули советские, злые
по-прежнему
густо свистят.
Всё те же снаряды
и мины.
и негде укрыться в тиши.
И гложут арийские спины
простые окопные вши.
И бомбы летят
повсеместно.
и бьют партизаны в ночи.
И спрятаны — где.
неизвестно —
от «полной победы» ключи.
Итак.
господа оккупанты,
пора бы закончить базар.
А ваши войска
(то есть банды)
то в холод бросает.
то в жар.
Спокойно!
Такое бывает —
И бледность и немощный
вид…
(Когда карачун подступает,
всегда почему-то знобит.)
Да, да,
господа оккупанты,
здоровье больного
«нихт гут».
Военные ваши таланты
зачахли в России,
капут!
Но мы,
господа, вам поможем,
Мы дружный
и верный народ.
Мы наши лекарства
умножим —
и кризис
на убыль пойдет.
Даем мы вам честное слово
(А мы обещанья храним!),
Что тягостный кризис
больного
Мы вытравим вместе
с больным!
Григорий Рыклин
ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ
— Хорошие дни стоят. Дмитрий Николаич!
