* * * «Привет» — так переводят нам «салам» все: от мальца до старца с бородою. Аллах! Хоть я тебе за все воздам, перед твоей немея высотою. Но вот, когда «салам» твердят чинам… Что делать нам? Привыкли к похвалам, к елейным несмолкающим хорам и на собраньях, и… за спецедою. Но ведь не зря сказал Омар Хайям: «Стань каждый — хоть однажды! — тамадою!» ЕЩЕ РАЗ О БРАТСТВЕ Встретились две поэтессы. Казалось, одни интересы и платья — по моде! — одни. О чем же, про что же они? Про что же? О, боже! Не надо. Сама бы не слышать я рада тот «дружеский» их разговор. Полы в ЦэДээЛе от яда дымятся еще до сих пор. МОМЕНТАЛЬНЫЙ СНИМОК Вот идет, различишь без лупы, что еще по-щенячьи глуп, но… капа брани топорщит губы, как у бабы, выкрашен чуб. Мерит сленгом высоты жизни, а послушайте «про любовь»! По сравненью с ним в этом смысле рыцарь — пес дворовый любой. О кого-то ботинок вытер, мимоходом пнул пацана, чью-то мать (и свою!) обидел… Жалкий лайбл ему цена. Зимний воздух дрожит от мата, здесь один девиз: порицай. Не хватает лишь автомата — эксгумирован полицай. Будет бит ли, обласкан веком — это все покажут года. Но мужчиной и человеком не бывать ему никогда. * * * Измучен неудачами, ко мне пришел поэт, талантливый вполне. И — многое с тех пор умчала Лета! — просил он не взаймы, а лишь совета. Сама не понимаю, почему, я, словно мэтр, ответила ему: «Сегодня ты — шестерка, завтра — туз. Так в паузе, прошу, не празднуй труса. И помни, муза презирает пузо». Он потолстел, но нес легко свой груз. «Друзья мои, прекрасен наш Союз!» — сказал он, став секретарем Союза. РЕДАКТОРУ ПЕРВЫХ САТИР П. ф. ХМАРЕ Сын прекрасного Феликса — Павел! Благодарность сжимает виски… Ах, не он ли когда-то расставил для меня своих шуток силки? — И попалась я, но не жалею, у силков этих силе учусь, лихорадкою смеха болею, панацеей улыбки лечусь. Вновь остроте язвительной рада, привыкая к особой судьбе, правофланговый… левого ряда, благодарна навеки тебе. ВСТРЕЧА Встретились в сберкассе (я без аллегорий), словно на Парнасе, Инна и Григорий. Я смотрю: с бородкой, моложав и строен, деловой походкой прямо к кассе — Горин. Вспыхнули приветы (а рука в перчатке), словно воды Леты, холодны и кратки. Грустно улыбнулась, как луна над рощей, молодая «Юность» молодости общей. Из-под этой крыши разный путь проторен. Из смешного Гриши вырос мэтр Горин. Да и я, конечно, по-иному глянусь… Треснула скворешня, облупился глянец. Пишет век указы в предзиме холодной… Нам бы не у кассы — в юности голодной. ОЛЕГУ ДМИТРИЕВУ, КОТОРЫЙ, ПРОВОДЯ ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ НА БРЕВНАХ ВОЗЛЕ РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА «ЮНОСТЬ», ОДНАЖДЫ… Олег Михалыч, встав с бревна, мне сунул лиру, буркнув: «На!» Он этим жестом славен, хотя и не Державин. Р. S. Да и я не… АВТОГРАФ Анатолий Бицуев, кабардинский поэт, на Пегасе гарцует, буркой дружбы согрет. Он на слово «Кебляга!» отозваться готов. Дефицитна бумага не для… а для стихов. Ни минуты простоя, к одному мы пришли (это дело простое): хоть на небе — пиши. Слаще свежего хлеба и на вид, и на вкус этот краешек неба над горою Эльбрус. Его — нежно потрогав, А. Бицуев на нем мне оставил автограф вместе… с конем. ВОТ Я! Мой друг, самый Главный Сатирик, сказал мне однажды про нас: «Придурок помрет от придирок, а нам это все в самый раз». Мой друг, самый строгий читатель, издатель, ругатель, но — друг, сказал мне: «А знаешь, писатель приходит не «вот я!», а вдруг». Я все приняла за основу призвания и бытия, сказала «спасибо» Пьянову, добавив при этом: «Вот я!» |
