– У него же такие крепкие бивни!

– Мы из таких рукоятки делаем для дорогих пистолетов.

– Молю Аллаха, чтобы Муса-Гаджи остался жив, – сказал Ширали. – Но, пока я его не увижу, сердце мое не успокоится.

– Хорошо, – решил кадий. – Подожди еще день, отдохни. А я пошлю людей узнать, не проходил ли по окрестным дорогам слон. Его бы обязательно заметили.

Когда посланные кадием люди вернулись и рассказали, что никто ничего не видел, кроме проходившего в сторону Андалала несколько дней назад каравана мулов, Ширали решил больше не ждать.

Его снабдили всем необходимым и рассказали, как найти жившего в Дербенте харбукского мастера Юсуфа, на него Ширали мог положиться, как на самого себя. А Фирузу обещали немедленно доставить домой в полной сохранности.

– Куда ты, брат мой? – встревожилась Фируза, узнав, что Ширали возвращается в Дербент.

– Прощай, сестра, – сказал Ширали. – У меня остались там незаконченные дела. И да исполнит Аллах желания твоего сердца!

– Спасибо тебе, – опустила глаза Фируза. – Я бы хотела иметь такого брата.

– Прости, что оставляю тебя, – сказал Ширали, отводя глаза в сторону.

– Не беспокойся, – ответила Фируза. – Это вольные горы, и здесь принято уважать свободных людей, даже если это женщины.

Проводники поскакали вместе с Ширали, чтобы показать ему короткую и безопасную дорогу.

В тот же день Фирузу повезли в Согратль. Ее сопровождало несколько харбукцев во главе с самим кади, который счел необходимым посоветоваться с андалалцами о будущем, тем более что новости, одна тревожнее другой, приходили каждый день.

Ярость Надир-шаха была неутолима. Даже то, что был схвачен едва живой Муса-Гаджи, не приносило ему облегчения. А бегство Фирузы он счел не только личным оскорблением, но и возмутительным своеволием судьбы, вершителем которой он привык считать самого себя. К тому же выходило, что даже в Дербенте властелин мира не был полным хозяином.

Прибывшие по его приказу прославленные военачальники Лютф-Али-хан – брат жены Надира, Гайдар-бек и Фет-Али-хан находились в растерянности, не зная, чего ждать от разгневанного падишаха. А о том, что гнев его был ужасен, свидетельствовала Башкала – Крепость из голов, становившаяся с каждым днем все выше.

Когда военачальники, наконец, были допущены к повелителю, тот объявил:

– Теперь я так пожелал. Весь Дагестан должен быть уничтожен!

Военачальники знали, что сделать это не так-то просто, и доказательством тому была та же Башкала, но не смели возражать падишаху.

– Повелеваю собрать все силы и обрушиться на горы с двух сторон, – продолжал Надир-шах, нервно перебирая четки. – Все вы во главе с Лютф-Али-ханом войдете в горы справа, через Кайтаг, Тарковское шамхальство и Мехтулинское ханство. Вы дойдете до Хунзахского ханства, а я с остальными войсками приду туда слева, через Кази-Кумух и Андалал. Мы возьмем за глотку аварцев с их вольными обществами и Хунзахским ханом, и с Дагестаном будет покончено. Приказываю не щадить никого: ни дагестанцев, ни своих воинов, если они проявят слабость или непослушание. Их жизни, как и ваши, если не исполните мою волю, будут не в счет.

Военачальники молча склонились перед падишахом.

– Лютф-Али-хан, шурин мой! – воскликнул Надир-шах, сойдя с трона и хлопая Лютф-Али-хана по плечу. – Вспомни свои великие победы в Индии! Равного тебе нет в мире! А вы, – обратился он к другим военачальникам: – кто может устоять против ваших отрядов? Разве есть на свете сила, которая сможет их остановить?

– Войска великого падишаха непобедимы, – ответил Лютф-Али-хан. – Враги его будут растоптаны в пыль, и горы из их голов будут выше гор Дагестана.

Принятое решение и готовность военачальников исполнять его волю приободрили Надир-шаха. Теперь можно было переходить к подробному обсуждению плана кампании.

На полу была расстелена большая карта Дагестана, составленная в канцелярии шаха. Надир наступал ногой то на одну область, то на другую и указывал, откуда и с какими силами следует наступать. Но, когда дело дошло до Хунзаха, Надир-шах замешкался.

– Приведите того, кто мечтал править Дагестаном, но был ограблен собственными нукерами, – велел он визирю.

Визирь понял, о ком идет речь, и через минуту перед шахом предстал Шах-ман, старавшийся сохранять свое пошатнувшееся достоинство.

Взглянув на попираемую шахом карту Дагестана, Шахман сразу сообразил, зачем его позвали.

– К Хунзаху можно подняться от Гергебиля, – показал Шахман примерное расположение пути. – А до Гергебиля самый короткий путь – через Аймакинское ущелье, а до него – через Мехтулинское ханство и Дженгутай.

– Вот наша цель! – воскликнул Надир-шах, вонзая саблю в то место карты, где предполагался Хунзах.

Клинок со звоном обломился о мраморный пол. Это произвело на остальных удручающее впечатление. Но Надир-шах не подал виду, хотя несчастливые знамения становились слишком частыми. Шах отшвырнул сломанную саблю и злобно рассмеялся:

– У меня таких сабель тысячи, сотни тысяч!

– Прежде, чем захватить Хунзах, вашему величеству предстоит сразиться с казикумухцами и андалалцами, – осторожно заметил Шахман.

– Считай, что их уже нет, – отмахнулся Надир-шах.

– Они будут не одни, – предостерег Шахман. – За вольным Андалалским обществом стоят и другие.

– Не думаешь ли ты напугать мое войско толпами дикарей? – поморщился Надир-шах.

– На свете нет ничего, что может испугать ваше величество, – ответил Шах-ман. – Но эти дикари привыкли к свободе. Им она дороже жизни.

– Может, оставить их в покое? – усмехнулся Надир-шах. – Чтобы в великой Персии тлело гнездо неповиновения? Чтобы я, властелин мира, отступил перед кучкой разбойников? Перед теми, кто запускает свои грязные руки даже в мой гарем? Я скорее сокрушу горы, чем позволю им насмехаться над величием моего трона! Я выжгу этот бунтарский дух, как заразу! И начну с тебя!

– О великий шах! – встревожился Шахман. – Я лишь хотел сказать, что опасно медлить с тем, что должно свершиться. Иначе против тебя соберется весь Дагестан – от мала до велика.

– А может, этого я и хочу, – гордо воскликнул Надир-шах, оглядываясь на своих военачальников, – чтобы раздавить их одним ударом!

– Прекрасный план, – заговорили военачальники. – Удавим всех разом, одной петлей.

– Пора кончать с этими горцами, слишком много они о себе возомнили!

– Давно пора! – сказал Надир-шах, сжимая кулаки. – Готовьтесь выступить, как только получите мои повеления.

– Мы будем готовы в любой день и час, наш повелитель, – склонился перед Надиром Лютф-Али-хан.

Когда военачальники и Шахман покинули тронный зал, Надир-шах подошел к окну и устремил свой взор на горы.

– Она предпочла мне эти вершины, – растерянно произнес шах. – Что в них такого, чего нет у меня? Или ей нравился кто-то другой? Кто равен мне в этом мире? Не этот ли голодранец, который ее выкрал? Он заплатит за свое преступление страшную цену.

Шах чувствовал себя униженным. Фируза была его талисманом. Он верил, что она принесет ему удачу, что полюбит в нем не просто великого падишаха, а человека, дерзнувшего изменить мир, чтобы бросить его к ее ногам.

Но глубоко в душе Надир-шах понимал, что существует нечто, что может оказаться сильнее славы, могущества и богатства. И это было чувство, веками воспеваемое безумными поэтами, – это была любовь.

Со стороны могло показаться, что в Андалале все спокойно. В садах созревали первые плоды, в полях наливались колосья. Трава уже стояла высокая, и скот мирно пасся в душистом разнотравье.

Дервиш-Али обходил караулы, расположившиеся на окружавших Согратль высотах. Караульные были ему рады, потому что Дервиш-Али был парнем веселым, а вместе со своим петухом, на котором всегда красовались отметины недавних боев, являл занятное зрелище.

Караульные угощали Дервиша-Али кто чем мог, кое-что доставалось и драчливому петуху.