– Для вас он, может быть, и шах, – сказал Муртазали. – А для нас – безродный самозванец.
Секретарь вытаращил от изумления глаза. Не только произнести такое, но даже услышать – это уже было страшным преступлением. Мазандеранцы схватились за свои сабли, но, увидев, что и горцы положили руки на рукояти кинжалов, сразу остыли.
– Вам нечего бояться, – сказал Пир-Мухаммад. – Мы чтим людские законы и не убиваем послов в отличие от вашего владыки.
– Напрасно вы противитесь падишаху, – пытался уговорить горцев секретарь.
Он вынужден был стараться, потому что с ним было два свидетеля, которых, он знал, обязательно допросит визирь.
– Владыка милостив, когда просят пощады.
– Его милость нам хорошо известна, – сказал Пир-Мухаммад. – По его милости тысячи дагестанцев лежат в могилах, десятки тысяч угнаны в рабство, опозорены девушки, убиты младенцы, сотни аулов превращены в руины.
– Поговорим лучше о вас, – сказал секретарь, – от этого зависит ваша судьба.
– Наша судьба – судьба всего Дагестана, – ответил Пир-Мухаммад. – И мира между горцами и Надиром быть не может.
– Неужели вы не понимаете, что нам ничего не стоит вас уничтожить? – пригрозил мазандеранец.
– Посмотрим, кто кого, – ответил ему Муртазали.
– Вы зря надеетесь, что победите, как в Аймаках, – продолжал увещевать секретарь. – Великого падишаха там не было, а его величество – вам надо это знать – еще не проиграл ни одной битвы. Даже в меньшинстве он разбивал огромные армии, а сейчас падишах силен, как никогда, а войско его неисчислимо и несокрушимо.
– Надир – бешеный пес, – сказал Чупалав. – Мы знаем, что он загрыз Восток, но здесь ему клыки обломают.
– Одумайтесь, пока еще не поздно, – требовал секретарь. – Если вам не жаль себя, подумайте о своих семьях!
– Оставим этот спор, – сказал Пир-Мухаммад. – Лучше посмотрите на наших людей. От их гнева вас спасает только закон гостеприимства. Но лучше уходите поскорее.
– Каков же будет ваш ответ? – спросил секретарь, не сумев склонить горцев к смирению.
– Мы пришлем его позже, – сказал Пир-Мухаммад. – Чтобы сосчитать столько пшена, нужно время.
– Зачем его считать? – недоумевал секретарь. – Разве и так не ясно, что ваши дела плохи?
– А если вы хотите испытать наше терпение, то знайте, что час промедленья будет стоить десятка ваших голов, – пригрозил мазандеранец.
– Покоритесь! – закричал секретарь. – Это воля владыки мира!
– Убирайтесь, пока целы, – ответил Чупалав.
– Это воля народов гор, – заключил Пир-Мухаммад.
– Как бы тут не остались одни горы, – деланно сокрушался секретарь, – без слишком упрямых горцев.
Секретарь с сожалением махнул рукой и двинулся назад, сопровождаемый своими охранниками. Но затем, будто вспомнив что-то, оглянулся и спросил:
– Что вы тут празднуете?
– Обычное дело, – ответил Чупалав. – Свадьбу играем.
– Свадьбу? – удивленно переспросил секретарь. – Чья же это свадьба?
– Должно быть, жениха вы знаете, – усмехнулся Муртазали. – Это свадьба Мусы-Гаджи. Он помог вашему Лютф-Али-хану потерять отряд в Аймаки и увез свою невесту из шахского гарема.
– Значит, невеста – Фируза? – опешил секретарь.
– Уже жена, – уточнил Чупалав. – Шах ей что-то не понравился.
Секретарь ничего не ответил и пошел прочь, сокрушенно качая головой, которая вполне могла слететь с плеч за такое известие.
Глава 102
Надир-шах пребывал в полной уверенности, что хурджин пшена приведет андалалцев в чувство и их главы вскоре явятся целовать ковер у его ног, а в знак покорности привезут ему Фирузу.
Надир расположился в гареме, в сладкой полудреме попивая вино и покуривая кальян, пока увеселители старались развлечь своего господина.
Его наложницы были не просто восхитительны, они были особенные. Каждая из них украшала гарем одного из покоренных Надир-шахом владык. А теперь они услаждали взор властелина мира и напоминали о его славных победах, как драгоценные камни на его щите. Но шах старался не поддаваться их очарованию. Опыт научил Надира, что легче всего победить тех владык, которыми управляют их гаремы. Эти красавицы могли похитить разум у кого угодно, как опиум, окутывающий миражом счастья. А если дать волю желаниям, можно было потерять все, даже власть.
Надир-шах пытался увидеть в каждой из них Фирузу. Это сначала пьянило его, а затем приводило в исступление. Потому что Фируза была где-то недалеко, совсем рядом, но не в его гареме.
В шатер вошел черный, как уголь, евнух, сменивший в гареме Лала-баши, и с поклоном возвестил, что визирь просит драгоценного внимания его величества для срочного доклада.
По лицу евнуха, не выражавшему ничего, кроме священного трепета, невозможно было понять, какие новости желает сообщить визирь. Но так как визиря в гарем не пускали, Надир-шах решил выйти к нему сам.
Отхлебнув крепкого кофе из золотой с рубинами пиалы, он поднялся и вышел из шатра.
Визирь ждал его неподалеку, вид у него был удрученный. Рядом с ним, уткнувшись головой в землю, замер в нижайшем поклоне секретарь.
– Что они ответили? – напрямую спросил Надир-шах, вновь охваченный плохими предчувствиями.
Визирь не стал пересказывать все, что услышал от секретаря и мазандеранцев, особенно про Фирузу, а решил ответить коротко:
– Они сказали, что хотят сосчитать пшено, мой повелитель.
– Сосчитать пшено? – поразился Надир-шах. – Разве для этого я его посылал? Я разгромлю этих гордецов быстрее, чем они пересчитают хурджин пшена!
Но ответ андалалцев не заставил себя долго ждать. С ним явился Дервиш-Али, которого по такому случаю нарядили в добротную одежду, и даже папаха у него была новая. На поясе у Дервиша-Али по-прежнему красовался деревянный кинжал.
Ответ, с которым пришел Дервиш-Али, состоял из того же хурджина с пшеном и мешка, в котором что-то шевелилось.
Дервиша-Али доставили к шатру Надир-шаха. Но визирь не был уверен, что его следует туда пускать, хотя важности на лице Дервиша-Али было не меньше, чем на лице самого визиря.
– Говоришь, андалалцы прислали тебя с ответом? – сомневался визирь.
– Самые важные дела они всегда поручают мне, – гордо сообщил Дервиш-Али.
Визирь недоуменно взирал то на хурджин с пшеном, то на шевелящийся мешок, то на странного посла.
– Это и есть их ответ? – кивнул визирь на хурджин и мешок.
– Еще есть важное письмо, – вспомнил Дервиш-Али и достал из папахи сложенную бумажку.
Визирь развернул письмо и прочитал короткую фразу: «Мы не привыкли считать пшено, наш петух сделает это лучше».
– Петух? – визирь уставился на Дервиша-Али. – Какой еще петух?
– Такого петуха еще поискать! – гордо заявил Дервиш-Али и развязал свой мешок.
Из мешка, недовольно хлопая крыльями, выскочил его облезлый петух. Он сделал пару кругов, как бы разминаясь перед схваткой, набросился на пшено и начал его клевать с молниеносной быстротой.
Визирь терялся в догадках, не понимая, что все это означает. Он оглядывался на собравшихся вокруг придворных, но те лишь удивлялись аппетиту петуха и тихо говорили друг другу:
– Им даже петуха накормить нечем!
– Зачем нам эти голодранцы?
– Только войско погубим да казну свою опустошим.
– Что за страна! Столько беспокойства – и никакого толку.
– Что верно – то верно. Одни мятежи кругом.
– А шах просто обезумел от былых успехов.
– Кровь-то проливаем мы, а почести достаются ему.
Визирь велел позвать Сурхай-хана и Шахмана. Шахман сразу понял, что имели в виду его земляки. Однако, зная, чем оборачиваются дурные вести для тех, кто их сообщает, решил не рисковать.