Поначалу Калушкин вел переписку с Голицыным, прося у него совета в разных деликатных делах, но однажды на охоте князя смертельно поразила молния, и теперь Калушкину приходилось полагаться только на себя. Однако Калушкин не растерялся и непрестанно слал в Петербург донесения, умоляя твердо блюсти государственный интерес и не доверять коварному шаху, который о том только и печется, чтобы стравливать Россию с Турцией, рассчитывая воспользоваться плодами их войны.

Поначалу Калушкин был оглушен фантастическим богатством поверженного Мухаммад-шаха и не совсем понимал, зачем его привели в сокровищницу.

Мехмандар – чиновник, приставленный к русскому резиденту, – объявил Калушкину, что его просят оценить трофейные сокровища. Но кто мог оценить то, что не имело цены?

Казначей Ака-Мухаммад и тот поминутно приходил в замешательство, не зная, как оценить очередную редкость. Он смотрел камни на свет, щупал оправу, взвешивал на руке и особых весах. Некоторые камни пробовал на вкус, будто так можно было что-то определить, затем обнюхивал, будто они могли пахнуть. Калушкин тоже тайком лизнул и понюхал рубины и изумруды, но никакой разницы не почувствовал.

Однако казначей что-то диктовал хранителю казны, а казначей Мухаммад-шаха что-то смиренно добавлял, объясняя особенности огранки и чистоту камней.

При виде этих умопомрачительных богатств Калушкина особенно печалило то, что самому ему денег из государевой казны отпускалось скудно, их едва хватало на содержание тайных агентов, курьеров и подкуп шахских чиновников.

– Да еще этот прохвост Сен-Жермен… – размышлял Калушкин. – Что ему тут надобно?

Француз оказался в казначействе раньше Калушкина. И по всему было видно, что этот разодетый парижский франт занят какими-то поисками. Что он тут хотел найти, было неизвестно, но редчайшие камни баснословной цены он откладывал, не задумываясь, и продолжал рыться в сокровищах, как курица в навозной куче.

– За этим нужен глаз да глаз… – думал Калушкин. – Не упер бы чего… Вон сколько у него карманов.

Сен-Жермен был в парике с мелкими завитками и в бархатном камзоле, расшитом золотыми нитями в виде цветов и украшенном россыпями бриллиантов. У него были тонкие черты лица, умные глаза и аристократические манеры. Сен-Жермен называл себя графом, однако происхождение его оставалось тайной. Но еще большей тайной были его удивительные способности. Он знал множество языков, был сведущ в различных науках и магии, умел рисовать и производить в уме сложнейшие вычисления. Ко всему прочему молва приписывала ему обладание философским камнем и рецептом эликсира бессмертия. Сколько ему было лет – тоже не было известно, сам же он намекал, что жил в разные эпохи и был накоротке с вершителями судеб мира. Его никто не мог обыграть в шахматы, а придворные прорицатели Надир-шаха опасались его искусства видеть прошлое и будущее. Гадая по небесным светилам, они и без француза предсказывали Надиру великие победы, но если раньше счастливые звезды оседали в их карманах драгоценными камнями, то теперь щедрость шаха их все чаще обходила.

Извести, устранить ненавистного Сен-Жермена было их мечтой, но звезды не обещали им такой удачи.

Будто заметив интерес к своей особе, Сен-Жермен дружески улыбнулся Калушкину и пожал ему руку.

– Счастлив снова вас видеть, мсье Калушкин.

– Рад знакомству, – кивнул в ответ Калушкин, пожимая неожиданно крепкую руку француза. Он не мог припомнить, чтобы прежде встречал Сен-Жермена.

– Дипломатам следует иметь хорошую память, – продолжал улыбаться Сен-Жермен. – Впрочем, блеск шахских сокровищ способен свести с ума даже меня.

– Вряд ли, мсье, – усомнился Калушкин. – При ваших-то способностях…

– Однако они свели с ума даже своего обладателя, – уже тише произнес Сен-Жермен. – На такие деньги можно было нанять все европейские армии, вместе взятые.

Это замечание привело Калушкина к мысли о настоящей цели приглашения его, российского резидента, в казначейство.

– А вдруг – война? – осенило Калушкина. – Она ведь не только оружием, но не менее и деньгами делается…

Выходило, что Калушкина пригласили сюда за тем, чтобы русская государыня узнала, как богат теперь Надир-шах. Сокровища умножали его могущество и подкрепляли репутацию непобедимого полководца. Все это тяготило Калушкина, который давно подозревал, что шах не уймется, пока не нападет и на Россию. А это будет на руку французам, друзьям турок… И тогда снова неминуемо встанет Польский вопрос. Турки числили Польшу под своими покровительством, французский король Людовик XV прочил в польские короли своего тестя – Станислава Лещинского, а русские войска вошли в Польшу и вынудили сейм посадить на трон сына умершего короля Августа Сильного – Августа III Фридриха, саксонского курфюрста. Победоносные войны в Европе истощали Россию, вот и после борьбы за Польское наследство уже не хватало сил удержать завоевания Петра на Кавказе. И Надир сумел этим воспользоваться.

Сен-Жермен продолжал свои поиски, продолжая разговаривать с Калушкиным.

– Припомните, мсье, вы тогда замещали камергера Куракина, русского посланника в Париже.

– Дьявол! – чертыхнулся про себя Калушкин, припоминая, что он и в самом деле некоторое время замещал Куракина. Но при чем тут Сен-Жермен?

– А очаровательная мадемуазель Луиза, – продолжал Сен-Жермен, – к которой вы были так неравнодушны, тайно привела вас на магический сеанс, чтобы восточный чародей узнал ваше будущее – не улыбнется ли вам счастье сделаться настоящим посланником?

– Так это были вы? – изумился Калушкин, вспомнивший и кокетливую Луизу, с которой вскоре после того расстался, заподозрив в ней подсадную утку и опасаясь шантажа. Вспомнил он и тот сеанс, на котором чародей каким-то волшебством заставил помутнеть воду в хрустальном кубке и прочел в явившихся знаках, что Калушкин точно станет посланником, только не в Париже.

– Вы признаете, что я оказался прав? – усмехнулся Сен-Жермен, разглядывая очередное сокровище.

– Сбылось, – развел руками Калушкин.

– А если вы полагаете, что я прислан сюда шпионить, то вынужден вас разочаровать. Интересы Франции и короля, разумеется, превыше всего, но это политика, а меня интересует чудо.

– Чудо? – не понял Калушкин.

– Именно, мсье, – кивнул Сен-Жермен, разочарованно откладывая очередной солитер. – Вы что-нибудь слышали о величайшем бриллианте на свете? Почти в двести карат и ограненном в виде розы?

– Признаться, ничего, – пожал плечами Калушкин.

– Это не только чудо, – снова понизил голос Сен-Жермен, – но также и величайшая тайна. Раньше он сиял над троном государя между двумя павлинами, однако теперь его там нет. Но я чувствую, что этот великий камень где-то здесь, поблизости, я ощущаю его магическую силу, но все делают вид, что его не существует.

– Вы собираетесь его украсть? – спросил Калушкин.

– Это невозможно, – с сожалением ответил Сен-Жермен. – Это все равно, что украсть собственную голову у самого себя. Во всяком случае все, кто им обладал, начиная с Бабура, основателя империи Великих Моголов, кончали несчастливо. Однако я в некотором смысле состою на службе у Надир-шаха, и его величество желает, чтобы я нашел этот легендарный бриллиант. Но я найду его не для шаха, а чтобы попытаться раскрыть тайну, которая творит великие несчастья.

– На что вам такие беспокойства, если, как говорят, вы можете без труда делать золото? – спросил Калушкин.

– Золото – пыль, – покачал головой Сен-Жермен. – Оно появляется очень просто.

– Тогда расскажите – как? – любопытствовал Калушкин.

– Вам я открою самый легкий способ, – сказал Сен-Жермен. – Тот же, которым воспользовался Надир.