Лютф-Али-хану ничего не оставалось, как разрешить резать и есть ослабших лошадей и верблюдов.

Муса-Гаджи в душе радовался тому, что войско Лютф-Али-хана теряло свой былой вид. Теперь оно больше напоминало свору разбойников, подгоняемых лишь голодом и жаждой наживы. И когда ему велели показать дальнейший путь, он сделал это с легким сердцем, ибо это был путь в ад.

Высланные вперед разъезды вернулись с известием, что на подступах к Аймаки собрались горцы, готовясь сразиться с Лютф-Али-ханом.

Эта новость заметно взбодрила войско, уставшее бороться с почти непроходимыми горными преградами и предпочитавшее воевать с живым противником. В том, что Аймаки падет под их натиском, никто не сомневался. Все верили, что там их ждет хорошая добыча, не говоря уже о Гергебиле, где, как они слышали, растут чудесные фрукты и живут редкой красоты девушки.

Усталость была забыта, снова загремели литавры, запели боевые трубы. Войско, сверкая доспехами и медью пушек, лавиной двинулось вперед. Лишившись множества коней и верблюдов, Лютф-Али-хан приказал части всадников спешиться, чтобы на их лошадях втащить на перевал тяжелые орудия.

Однако в местности, называемой Жужуки, путь ему преградили отряды местного ополчения. Истерзанную дружину Ахмад-хана Мехтулинского они пропустили дальше, чтобы те смогли отдохнуть перед решающей битвой и занять позиции вдоль ущелья.

Ахмад-хан советовал аймакинцам не вступать с сильным войском каджаров в открытое сражение, а обрушиться на него в Аймакинском ущелье, как и было задумано. Но аймакинцам и воинам из других аулов не терпелось вступить в битву с врагом. Аварцы, даргинцы, лакцы, кумыки стекались в Аймаки, чтобы сразиться с полчищами каджаров. Даже собранные вместе, силы горцев были не сравнимы с огромным войском Лютф-Али-хана, но они были полны решимости если не разбить, то хотя бы задержать его продвижение, пока подходила помощь из аулов, расположенных за ущельем. Оттуда уже спешили на подмогу гергебильцы, кикунинцы, хунзахцы и многие другие.

Алим Абу-Бакар вдохновлял горцев пламенными призывами защитить родину и уничтожить врага, предводитель аймакинского ополчения Тидур готовил их к жестокой битве.

Лютф-Али-хан, не ожидавший встретить здесь противника, приказал своему войску остановиться. Чтобы устрашить горцев, он выставил вперед артиллерию. Однако горцы не устрашились, а их предводитель Тидур выехал на коне вперед и вызвал на поединок самого Лютф-Али-хана. Но шурин Надир-шаха выслал на поединок одного из своих богатырей.

Схватка была недолгой. Противники устремились друг на друга, размахивая саблями и подстегивая своих коней. Когда обменялись ударами, Тидур спокойно поехал к своим. Никто не понимал, что произошло, пока конь каджара не оступился и голова вражеского богатыря не скатилась с его плеч.

Ликующие горцы поздравляли Тидура с победой, а побледневший Лютф-Али-хан приказал своему онемевшему от удивления войску немедленно атаковать горцев.

Сражение длилось целый день. Горцы то отбивались, то нападали, но одолеть вражеское войско не могли. Увидев, что потери растут и дело может кончиться ненужными потерями, Тидур отвел своих людей к Аймаки.

Лютф-Али-хан двинулся следом. Но прежде велел открыть по аулу артиллерийский огонь.

Сначала по селу был дан залп из тяжелых орудий, затем засвистели ядра легких зарбазанов. Выждав ответного ружейного залпа защитников Аймаки, Лютф-Али-хан бросил свои отряды на штурм. Их встретили новые ружейные залпы и тучи стрел, пробивавших доспехи. Падавшие каджары и их кони мешали наступлению, превращая поле битвы в кровавый хаос.

Тогда Лютф-Али-хан приказал остановиться на занятых позициях, а по селу бить из всех орудий, не жалея ядер.

Когда дым от залпов рассеялся, Лютф-Али-хан решил, что его тактика принесла успех. Передовые укрепления были разбиты, над селом поднимался дым пожаров, а горцев не было видно.

По сигналу к общему штурму войска захватчиков ворвались в село, не встречая сопротивления. Аймаки были взяты. Но это была лишь видимость победы. В селе не оказалось даже раненых – горцы унесли их с собой. Уцелевшие дома аймакинцев были так же пусты, как и стойла для скота.

Почувствовав, что горцы снова оставили его ни с чем, Лютф-Али-хан бросился за ними в погоню. Сделать это оказалось не так легко.

Сразу за селом узкой щелью в скале начиналось Аймакинское ущелье, вход в которое скорее напоминал вход в пещеру. В эту темную щель стекала Аймакинская речка, почти сразу превращаясь в водопад. А верхние края ущелья сходились так близко, что можно было легко перепрыгнуть с одного его края на другой.

Казалось, туда невозможно протиснуться даже нескольким всадникам, но лазутчики уверяли, что именно в этом ущелье скрылись горцы.

– Они в ловушке! – грозился Лютф-Али-хан. – Теперь им деваться некуда!

Дело было за Мусой-Гаджи. На то он и проводник, чтобы показать дорогу, по которой можно было спуститься в ущелье.

– Она вон там, – показал Муса-Гаджи в сторону от водопада.

Это оказалась тропа, петлявшая по склону ущелья, заросшему мхами и невысокими деревьями.

Не желая терять время, Лютф-Али-хан решил оставить тяжелые пушки и обоз в Аймаки под присмотром людей шамхала Хасбулата. Ему же было поручено отражать нападение повстанцев, если бы те задумали ударить в тыл Лютф-Али-хану. Остальным было приказано спуститься в ущелье, настичь и разгромить Ахмад-хана Мехтулинского и местное ополчение, выйти к Гергебилю и готовиться там к решающему наступлению на Хунзах. Тем временем часть войска должна была вернуться в Аймаки за пушками.

Вперед Лютф-Али-хан пустил отряд сарбазов, состоявший из тех, кто имел за собой вину и теперь вынужден был рисковать жизнью, прокладывая дорогу в неизвестных и таивших угрозу местах. Они двинулись вслед за Мусой-Гаджи, настороженно ощетинившись ружьями. Когда передовой отряд беспрепятственно углубился в ущелье, следом тронулись основные силы.

Миновав узкую горловину, войска увидели перед собой картину, которая заставила содрогнуться даже их предводителей. Перед ними открылось глубокое и длинное ущелье, края которого то расходились на пушечный выстрел, то почти смыкались над тесниной, на дне которой бурлила река.

Вид этой ужасающей трещины, расколовшей надвое огромный хребет, ошеломил Лютф-Али-хана, хотя он старался не терять присутствия духа.

Гайдар-бек, увидев, куда они попали, неуверенно произнес:

– Не лучше ли поискать другой путь?

– Это слишком опасное место, – поддержал его Джалил-хан, тревожно озираясь кругом. Теснина казалась ему пастью гигантского чудовища, готового сомкнуть свои каменные клыки и поглотить пришельцев.

– Тем славнее будет победа! – заносчиво отвечал Лютф-Али-хан. – Я слышал, что здесь прошли войска Чингисхана, значит, и мы пройдем!

Вслед за авангардом сарбазов, искавших в битвах искупления своих прегрешений, в ущелье ринулся десятитысячный отряд Гайдар-бека. За ним последовал сам Лютф-Али-хан с пятнадцатью тысячами лучших всадников. Замыкал колонну шеститысячный отряд Джалил-хана.

Вскоре каджары заметили отступающих горцев. Их было немного, и Лютф-Али-хан приказал догнать и уничтожить противника. Сарбазам казалось, что они вот-вот настигнут отступающих, но горцы каждый раз ускользали, отстреливаясь и скрываясь за очередным выступом ущелья, которое становилось все глубже и уже. Когда стены ущелья сошлись так близко, что видна была лишь узкая полоска неба, на которой вдруг проступили звезды, Лютф-Али-хан понял, что оказался в каменном мешке.

Напиравшие друг на друга отряды не умещались на узкой тропе, и коннице приходилось идти по колено, а то и по грудь в воде.

Противник уже не был виден, зато Лютф-Али-хан ясно видел другое – его зажатый с двух сторон отряд оказался в смертельной опасности. И, будто подтверждая его опасения, ущелье вдруг взорвалось страшным грохотом.