С размаху хлопнул дверцей машины и широкими шагами двинулся к потерпевшей.

Антонов еще раз бросил взгляд в сторону «Волги». Головы дипов в квадрате лобового стекла изменили прежнее расположение, вроде бы пригнулись, набычились, в покатых атлетических плечах угадывалось напряжение и готовность к действию.

Вместе с седым европейцем Камов склонился над женщиной.

Была не была! Антонов рывком дернул рычаг, включая первую скорость. Он принял решение и теперь действовал спокойно и уверенно, Отвел машину с середины шоссе в сторону, поставил у обочины, освобождая путь «Волге». Та минуту раздумывала, потом, взревев мотором, стремительно рванулась вперед, отъехала метров на пятьдесят, остановилась.

— Идите же сюда! — услышал он раздраженный голос Камова. — Что вы мешкаете? Нужна ваша помощь!

Подходя к потерпевшей, Антонов увидел лежащий на боку в канаве голубой «фольксваген». Переднее колесо валялось у дороги.

Камов присел на корточки. Перед ним на сером фоне асфальта неестественно белели обнаженные ноги, одна нога была в туфле, другая босая. В этих неподвижных женских ногах была такая беззащитность и беспомощность, что у Антонова сжалось сердце. Чувство сострадания еще больше захлестнуло его, когда он увидел лицо женщины — худенькое, бледное, с закрытыми глазами. Густые темно-каштановые волосы еще больше подчеркивали бледность кожи щек и шеи.

— Что с ней? — по-французски спросил Антонов.

Седоголовому было на вид лет пятьдесят, может, больше. У него дрожали губы, лицо искажала странная, болезненная улыбка, обнажавшая торчащие вперед нездоровые желтые зубы.

— Не знаю! Не знаю… — бормотал он. — Я вытащил ее, а она без сознания. Понимаете, месье, у нас отлетело колесо, и мы перевернулись, а Кэтти сидела за рулем…

Мужчина говорил по-французски, но то и дело переходил на английский, и было трудно понять, какой он национальности.

— Она уже полчаса не приходит в сознание.

— Есть повреждения? Осматривали ее? — не очень складно, но с железной уверенностью спросил его по-французски Камов.

— Не знаю, ничего не знаю! — в отчаянии бормотал седоголовый. Судя по всему, он еще сам не отделался от недавнего шока.

— Ладно! Я осмотрю.

Камов снял очки, засунул их в карман, уверенными четкими движениями знающих дело рук расстегнул пуговицы на кофточке женщины, сдвинул вниз лифчик, обнажив небольшую упругую грудь, сильными пальцами ощупал голову, шею, плечи, потом его руки коснулись грудной клетки. Тело женщины дернулось, по лицу ее пробежала судорога, и она чуть слышно застонала.

— Ребра! — определил Камов, взглянув на Антонова. — Может быть, даже перелом. А это что? Мама родная!

Живот женщины был весь в кровоподтеках. На левом бедре мраморно белую кожу рассекал глубокий порез. Из него сочилась кровь.

Седовласый в ужасе вскрикнул.

— Ничего страшного, — успокоил его Камов тоном профессионала. — Рана неглубокая.

Взглянув на стоящего над ним Антонова, приказал:

— Несите аптечку!

Подбегая к машине, Антонов взглянул на дорогу — «Волга» стояла на прежнем месте, дипы оставались в кабине, все так же монументально неподвижные, шофер же из машины вышел, и, опершись рукой на открытую дверцу, издали наблюдал за происходящим.

Дорожная аптечка почему-то была засунута в задний багажник, и пришлось изрядно повозиться, чтобы извлечь ее из-под коробок с продуктами, которые посылали в Дагосу в посольство знакомые из Монго. Руки Антонова были сейчас бестолковыми.

— Скорее! — торопил геолог.

Камов действовал так, будто только врачеванием и занимался, — обмыл спиртом края раны, наложил антисептическую повязку, залепил лейкопластырем. Живот женщины напрягся от боли.

— Реагирует! — обрадовался Камов. — Это хорошо.

«А она совсем молодая, — подумал Антонов, — тело нежное, хрупкое, почти девичье. Бедняга! Вот ведь угораздило! И как хорошо, что они все-таки остановились!» И тут же мелькнула тревожная мысль: а как дипы? «Волга» стояла на прежнем месте. «Молодцы дипы, — подумал Антонов, — сейчас у них были все основания укатить отсюда, не задерживаясь ни на минуту — государственную почту везут!»

— У нее шок. Думаю, ничего страшного, — сказал Камов, вставая. — Но в больницу нужно немедленно. Возможно, что-то с ребрами.

— Могу ли я на вас рассчитывать, господа? — с надеждой спросил седоголовый. — Вы же сами понимаете…

Он развел руками, показывая на пустынное шоссе.

— Понимаем! — кивнул Камов. — Разумеется, как же иначе.

Распорядился:

— Андрей Владимирович! Подгоните машину поближе!

Антонов уже полностью избавился от недавней тревоги: никаких провокаций! Просто дорожное происшествие.

Он подогнал машину к пострадавшей, и они втроем осторожно уложили ее на заднем сиденье. Камов отцепил висевший на крючке пиджак, сложил и сунул под голову женщины. Она вдруг застонала и открыла глаза.

— Кэтти! Кэтти! — позвал ее седоголовый.

Женщина на миг взглянула на него почти осмысленными глазами и тут же снова смежила веки.

— Кэтти!

— Не тревожьте ее! — сказал Камов. — Нервы! Молоденькая…

В голосе его звучало отеческое сострадание.

— Вы ее отец? — спросил седоголового Антонов.

— Дядя. — Он с беспокойством взглянул на загадочно безучастную «Волгу». — Куда вы ее повезете?

— В Дагосу, — сказал Антонов. — Наверное, в центральную городскую больницу.

— Вы с нами? — спросил Камов.

Мужчина неопределенно пожал плечами:

— Не знаю, как быть, мосье, машина ведь… Нельзя оставлять. Растащат по частям. Наверное, буду ждать буксира. — Считая Камова главным, он просительно протянул в его сторону руку. — Так я могу, мосье, надеяться? Вы, кажется, дипломаты… И кажется… русские?

— Мы спешим! — перебил его Антонов, садясь в машину. И подумал с неудовольствием: «Русские! Разобрался! Не скроешь».

Едва Антонов захлопнул за собой дверцу своей автомашины, как стоявшая поодаль «Волга» мгновенно, словно в тигровом прыжке, рванулась вперед, взвизгнув шинами, стала стремительно набирать скорость. И было ясно, что теперь впереди уже будет она.

На дороге остался седоголовый. Он вышел на середину шоссе и долго стоял, глядя вслед уходящим машинам, пока не растворился в мареве жаркого дня.

— Дела… — пробормотал Камов.

Дорога была по-прежнему пустынной. Антонов попытался обогнать, снова возглавить движение, но «Волга» дороги не уступила.

— Рассердились! — заметил Антонов.

— Ничего! — отмахнулся Камов. — Задержались-то по делу!

«Ему, конечно, ничего, — подумал Антонов. — У Камова свои нормы поведения — обыкновенные человеческие, естественные. А здесь — дипломатия».

Камов, приподнимая очки, временами оборачивался, чтобы взглянуть на полулежащую на заднем сиденье женщину. Иногда в забытьи она постанывала.

— Вы уверены, что не умрет?

— Все будет в порядке! — буркнул Камов. — Не бойтесь, не подведет вас. Выживет! Нам с вами главное сейчас не…

— …Не мельтешить, — невесело усмехнулся Антонов.

— Вот именно: не мельтешить! Просто девушка еще не вышла из шока.

— Откуда вы все это знаете? У вас что, специальное медицинское образование?

— Опыт! В бродячей геологической жизни чем только не приходится заниматься. И врачевать тоже. Однажды даже участвовал в настоящей операции — ногу человеку отсекали. Иначе бы тот загнулся.

Антонов сдвинул зеркало заднего вида так, чтобы в нем было лицо женщины. Сухощавое, немного скуластое лицо, тонкий нос с чуткими ноздрями, слегка оттопыренная нижняя губа. Должно быть, лет тридцать. Интересно, кто по национальности? Типичное лицо европейки — можно принять и за француженку, и за немку… Когда в ответ на оклик седоголового она на мгновение подняла веки, под ними блеснули странно зеленые глаза. Кэтти… Стало быть, по-нашему Катя… Нелепость какая! Оторвалось колесо! Не дай бог в Африке на дороге вот так кувырнуться! Жара, пыль, кругом ни души! Хорошо, что они оказались вовремя… Конечно, режим нарушен: диппочта есть диппочта, и никакие оправдания не принимаются. Инсценировать дорожную аварию и несчастный случай проще простого. А в этой стране есть силы, которые были бы не прочь заполучить наши зеленые дипкурьерские мешки…